«Горький» продолжает исследовать библиотеки известных исторических личностей, в том числе и не очень приятных. Сегодня речь пойдет о книгах, которые читал итальянский диктатор Бенито Муссолини.

Бенито Муссолини, лидер итальянских фашистов, на протяжении почти 20 лет возглавлявший (в качестве дуче) Италию, был больше чем просто любитель литературы. Если в юности он, как и многие, писал стихи, а став постарше, работал редактором газет, то в зрелом возрасте он расписался не на шутку и оставил в итоге 44 тома собрания сочинений, в которые вошло много всего — от некрологов (о родном брате и о сыне) до стихов, от политических и философских эссе до мыслей на злобу дня.

Такая литературоцентричность не являлась чем-то необычным для Италии: здесь линкоры называли в честь Данте, а революционер и романтический националист Гарибальди оставил после себя не только мемуары, но и четыре романа. Сам Муссолини, впрочем, не верил в то, что книги могут влиять на политику и чьи-то убеждения.

Самое интересное, что первая опубликованная журналистом Муссолини статья была посвящена русскому роману как жанру: он яростно осуждал «свинцовый капюшон царского абсолютизма» и восхвалял борьбу русских писателей с темными сторонами жизни.

Платон. «Государство»

По свидетельству врача Муссолини, он всегда носил с собой карманное 600-страничное издание «Государства». Это была книга, которой он восхищался, которую он любил и знал чуть ли не наизусть. Более того, он относился к ней чуть ли не как к Библии (официальная фашистская пропаганда, кстати, любила подчеркивать, что в юности Муссолини постоянно читал Библию и любил ее всей душой — но сколько в этих заявлениях правды понять сейчас довольно сложно). Даже в последние дни на столе Муссолини лежали работы Платона с собственными пометками диктатора на полях.

Многие отмечали, что такая любовь не случайна. Карл Поппер, отслеживая корни атак на «открытое общество», предлагал отсчитывать их от Платона и от его концепции государства. Нередко можно услышать и то, что идеи Платона и вовсе лежат в основании идей фашизма: дескать, то устройство государства, о котором говорит Платон, отрицает свободу, создает основу для просвещенной диктатуры и не оставляет пространства для свободного творчества.

Авторитарное государство, культ воинов и правителей, евгеника и организованная государством система образования — многие любят искать истоки построенного дуче государства у Платона. Хотя, конечно, такое понимание платоновской философии чрезвычайно примитивно и упрощенно. Но Муссолини и этого было достаточно. В последние недели существования Республики Сало, дуче вновь и вновь возвращался к Платону: «однажды, когда к нему неожиданно вошел немецкий посол Ран, дуче, как нашкодивший школьник, пытался спрятать платоновскую „Республику”». Отто Скорцени, спасший Муссолини из заточения, говорил в те дни, что дуче больше не политик — он теперь философ.

Данте Алигьери. «Божественная комедия»

Форлимпополи и в наши дни совсем небольшой городок в Эмилии-Романии, а во времена юности Муссолини он был еще меньше. Здесь Муссолини, «бродя по улицам ночного Форлимпополи в одиночестве, одетый в черное, любил выкрикивать в окружающий эфир Дантовы филиппики человеческим порокам и провозвестия возмездия. Муссолини на ходу превращал „Божественную комедию” в свое личное политическое оружие, обрушиваясь на немой и спящий городок». По крайней мере, так писал об этом Доменико Вентурини, посвятивший целую книгу исследованию темы связи между Данте и Муссолини.

Дуче с юности обожал «Божественную комедию» и мог цитировать чуть ли не целиком. В своих статьях он часто ссылался на Данте, воспевая его поэтический гений и называя его первым итальянским националистом. В 1921 году, выступая перед толпой, Муссолини говорил (точнее, кричал), что «во имя Алигьери он мечтает об Италии будущего, свободной и богатой, моря и небеса которой полны итальянским флотом», — и тот факт, что Алигьери скорее мечтал об имперском Риме, а не об Италии и ее ВМФ, нисколько Муссолини не смущал.

После прихода фашистов к власти культ Алигьери в Италии стал раздуваться и проникать всюду, куда только можно. Дошло и до того, что в первых строках официального гимна Национальной фашистской партии Giovinezza («Юность») говорилось о том, что «виденье Алигьери до сих пор светится в каждом сердце» — имелось в виду, что итальянские границы должны доходить до реки Кварнеро в Истрии (сейчас Хорватия). Впрочем, в наши дни исполнение «Юности» в Италии — это уголовно запрещенное деяние и грозит серьезными неприятностями.

Джордано Бруно. «Изгнание торжествующего зверя»

Джордано Бруно, поэт, философ и астроном, сожженный инквизицией на костре за еретические и антицерковные взгляды, был еще одним культурным героем Муссолини. Дуче искренне им восхищался и считал еще одним провозвестником истинного итальянского национализма.

Во время заключения Латеранских соглашений с Ватиканом Папа потребовал от Муссолини, помимо прочего, сноса памятника Джордано Бруно, стоящего в центре Рима на площади Кампо деи Фиоре. Памятник в принципе примечателен тем, что был поставлен как ответ итальянских масонов на папскую энциклику, критиковавшую масонов. Муссолини, по легенде, отказался сносить статую Бруно и открывать вместо него часовню, согласившись только с запретом на антиклерикальные выступления рядом с памятником (запрет не помог) и разрешил открыть на площади овощной рынок.

Ранее, в феврале 1915 года, Муссолини опубликовал в Il Popolo d'ltalia статью, позаимствовав название у книги Бруно «Изгнание торжествующего зверя». Если у Бруно этим зверем аллегорически была представлена современная ему церковь (в романе говорилось о перестановках на небесах и изгнании с небосклона Большой Медведицы, но намеки на современных ему деятелей церкви были очевидны), то у Муссолини этим зверем были пацифисты, не желавшие вступления Италии в Первую мировую.

Еще одной интересной деталью, связывающей дуче и знаменитого-еретика, является имя младшего сына Муссолини — есть версия, что тот был назван Бруно как раз в честь Джордано.

Луиджи Орсини. Стихи

При всей брутальности своего образа, целенаправленно создаваемый Муссолини при помощи пропаганды, дуче был довольно сентиментальным человеком. Об этом мы можем судить благодаря дневникам многолетней любовницы Муссолини Клары Петаччи. Их вместе сперва расстреляют, а потом повесят вниз головой партизаны. В ее записях предстает совершенно другой дуче — страстный сердцеед, который может расплакаться от чувств, тратящий немало времени на самокопания и рефлексию.

Сентиментальность Муссолини проявлялась и в любви к поэзии. Он не только сам писал стихи, но и много читал других поэтов. Петаччи рассказывает, как 28 февраля 1938 года она пришла с воскресной мессы и застала Бенито, читающим стихи Луиджи Орсини — своего земляка-романьольца, который после 1922 года стал заметной фигурой, поддерживающей режим.

Муссолини «прочитал грустное стихотворение об умирающем мальчике, который просит маму принести его школьную форму. Оно было простым и ясным, глубоко человечным и таким трогательным, что голос его прерывался. Он был тронут, не мог продолжать <…> глаза его были полны слез». После этой сцены они с Петаччи занимались любовью на полу, и его «крики вызвали в ее воображении образ раненого зверя».

Фридрих Ницше, Жан Мари Гюйо, Гюстав Лебон

В 1904 году Муссолини жил в Швейцарии и довольно много времени проводил за чтением — он вращался в кругах студентов социалистов-анархистов, стекавшихся сюда со всей Европы. Среди друзей Муссолини тех времен было множество людей совершенно разных национальностей: русских и болгар, немцев и французов. Будущий диктатор посещал лекции Вильфредо Парето в Лозаннском университете, днями просиживал в университетской библиотеке.

Как отмечали его друзья (да и он сам в своей автобиографии), больше всего его внимание привлекала германская философия — и среди всех немецких мыслителей он сильнее всего уважал Ницше. Именно в швейцарских штудиях закладывались основы политической философии Муссолини. Работы Ницше, Жана Мари Гюйо и Альфреда Фуллье оказывали самое большое влияние на будущего диктатора.

Еще одной работой, чьей влияние на себя он признавал, была книга Гюстава Лебона «Психология народов и масс» — довольно типичный выбор для молодого человека, изучающего социальные науки в начале XX века: ее читал и Сталин, и Гитлер, и Ленин, и Троцкий, и многие-многие другие люди, мечтавшие о политической карьере. Творение Лебона — это примечательный труд, нужный политтехнологу, политику, пропагандисту и потенциальному дуче. Лебон рассказывал о том, что и как влияет на толпу, на какие импульсы она реагирует, кого слушает, а кого нет. Судя по дальнейшей карьере, Муссолини ответственно подходил к конспектированию Лебона.

Габриеле д’Аннунцио «Пламя» и «Корабль»

Д’Аннунцио — самый известный итальянский писатель и поэт первой трети XX века, его слава шагнула далеко за пределы собственно Италии, его читали по всему миру. Мать маленького Ромена Гари (тогда еще Романа Кацева) говорила, что сын вырастет и станет как Габриеле — дипломатом, поэтом и писателем. Да, конечно, д’Аннунцио — это больше чем просто писатель и драматург; это, прежде всего, образ жизни — элегантность и стиль, политический радикализм и авангардный перформанс, страсть и вдохновение. Конечно, Муссолини не мог не восхищаться д’Аннунцио — хотя и отношения их не всегда были ровными.

Д’Аннунцио, чьи произведения были известны двум поколениям итальянцев, всеми признанный герой войны (его слава лишь увеличилась после того, как он оккупировал Фиуме и провозгласил там независимую республику) — он воплощал в себе все то, чего так хотел достичь Муссолини. Однако разница между ними заключалась в том, что д’Аннуцио был интеллектуалом, попавшим в политику, а Муссолини был политиком с интеллектуальными устремлениями.

Муссолини и д’Аннунцио начали переписываться еще в 1918 году, потом встречались уже в Риме. До 1925 года д’Аннунцио даже рассматривался как возможная альтернатива Муссолини (что весьма нервировало вождя фашистов). Но и все же поэт стал на сторону дуче.

Потом д’Аннуцио отошел от публичной политики, стал поэтом-ворчуном, творчество его начало понемногу забываться. В 1938 году он умер — злой, недовольный и разочарованный в фашистском режиме. Режим, впрочем, прожил немногим дольше, чем сам д’Аннунцио.

Читайте также

«Блок-революционер был воспитан правоконсервативно»
Аркадий Блюмбаум о революционности, антисемитизме и мистицизме автора «Двенадцати»
12 июля
Контекст
«„Мастера и Маргариту“ человеку либо дано прочитать, либо нет»
Алексей Иванов, братья Стругацкие, Джейн Остин: что читают полицейские
10 ноября
Контекст
«В своей жизни я напивался тысячу пятьсот сорок семь раз»
Эрнест Хемингуэй о пьяном Джойсе, взорвавшейся бутылке джина и счастье
11 ноября
Контекст