Мы говорим «литература» и подразумеваем «буквы». Это неудивительно, учитывая происхождение слова и центральную роль текста в нашем восприятии информации. Однако стоит добавить определение «детская», или «для детей», как перед глазами, скорее всего, возникнет образ книжки с иллюстрациями, книжки-картинки, в которой графика имеет не меньшее, а то и большее значение, чем текст. Занимаясь переводом шведской литературы и работая с разными издательствами, я однажды обратила внимание на интересную деталь в оформлении детских книг. На обложках щедро иллюстрированных российских книжек почетное место чаще всего отводят имени автора текста. Иллюстратор же, если ему или ей повезет, может быть указан где-то на периферии обложки (обычно с инициалом вместо полного имени), а если не повезет — лишь на титульном листе или в выходных данных. На обложках книжек-картинок шведских писателей имена автора текста и иллюстратора всегда указаны так, что неопытный читатель не сразу поймет, кто из них кто: одинаково центрально, антииерархично. Художник не просто иллюстрирует текст, созданный писателем, а является полноправным автором.
Пожалуй, из всех современных шведских художников-иллюстраторов российские читатели лучше всего знают Эву Эриксон. С ее иллюстрациями выходят книги популярных авторов Барбру Линдгрен и Русе Лагеркранц. Эва Эриксон создает мягкие, округлые, легкие образы-одуванчики в пастельных тонах. Это настоящая feel good-иллюстрация. Обратившись к отзывам покупателей книжных интернет-магазинов, этому неиссякаемому источнику самого разного рода впечатлений, можно убедиться в том, что картинки Эвы Эриксон «поднимают настроение» и «вообще просто счастье». Еще один знакомый российским читателями шведский детский автор, которого часто иллюстрирует художница, — Ульф Нильсон. Круглощекие дети с носиками-пуговками, деловитые пузатые зверьки... Нельзя, однако, не вспомнить о курьезе 15-летней давности. Замечательную книжку Нильсона «Самые добрые в мире», вышедшую на русском в издательстве «Самокат», даже милая летняя пастель Эвы Эриксон не уберегла от крестового похода взрослых, возмущенных историей о том, как дети развлекают себя похоронами шмелей, мышей и даже селедок, а заодно задумываются о смерти и связанной с ней церемониальностью. К проблеме восприятия экзистенциальных тем в шведской литературе для детей мы вернемся чуть позже.
Иллюстрации Эвы ЭриксонКниги одного из самых любимых в России шведских детских авторов, Ульфа Старка, часто иллюстрированы Анной Хёглунд, поэтому стиль художницы наверняка знаком многим: изображение довольно плотное, порой по-иконописному подробное, черты скорее символические, чем психологические. Ее иллюстрации к философским рассказам для детей Ульфа Старка «Георгий и дракон» и «Маленький Асмодей» тонко перекликаются метафизикой повествований: густые, предзакатные оттенки и четкие восходящие линии, создающие связь между низом и верхом. Кроме иллюстраций, Анна Хёглунд создала много книг для детей и подростков, в которых она автор и текста, и картинок. В пока еще не переведенной на русский фантазийной книжке-путешествии «Resor jag (aldrig) gjort» — «Места, где я (ни разу не) бывала» объемность повествованию придает именно органичное переплетение текста и изображения. Интересно, что в шведской педагогике регулярно используется понятие «текст в широком понимании». Текст для ребенка — это также последовательность изображений, которая создает повествование. Это может быть и сочетание вербального и невербального изложения, то есть картинок и печатного текста или видеоряда и речи.
«Resor jag (aldrig) gjort»Лет двадцать назад, когда о современной шведской книжке-картинке для детей в России знали совсем немного и небольшие смелые издательства только начинали выпускать книжки с иллюстрациями Свена Нурдквиста, Пии Линдебаум и других шведских художников, любознательные и открытые для всего нового взрослые — и читатели, и критики — принимали их с большой благодарностью. Но однажды по страницам книжных обозрений пронесся вздох: «Хочется красоты! Надоел шведский минимализм!» Триггером стал выход новой книжки Ульфа Старка «Звезда по имени Аякс» с иллюстрациями Стины Вирсен. Сейчас ее работы можно увидеть в книгах Фриды Нильсон про Хедвиг (издательство «Самокат»), а также на обложке знаменитой речи Астрид Линдгрен «Нет насилию!», выпущенной издательством «Белая ворона». В Швеции Стина Вирсен известна не только по детским книгам, но и как создатель графического стиля крупнейшей шведской газеты «Дагенс Нюхетер». Эскизные линии, крупноголовые фигуры людей, асимметричные лица... Мне кажется закономерным, что именно Стина Вирсен проиллюстрировала замечательные книги Фриды Нильсон «Хедвиг наконец-то идет в школу» и «Хедвиг совершенно не виновата» (издательство «Самокат»). Это повести о девочке-сорвиголова, которые были бы комичны, если бы не отсутствие психологической дистанции между повествователем и главной героиней. Фрида Нильсон безошибочно подбирает оптику для изложения событий повседневности глазами ребенка, а иллюстрации Вирсен — псевдопримитивные, парой штрихов передающие эмоциональную суть происходящего — усиливают эффект детского взгляда. По словам художницы, ее стиль сформировался под влиянием, с одной стороны, работы с газетной графикой и темами политики, городской жизни и моды, а с другой — постоянного обращения к собственным детским рисункам.
Говоря о влиянии детского рисунка на иллюстрацию, нельзя не вспомнить о Пернилле Стальфельт, авторе своего рода графических мини-энциклопедий на самые важные детские темы: это «Книга о любви», «Книга о смерти», «Книга о какашках», «Книга о волосах», «Одного поля ягоды» — книга об индивидуальности и достоинстве. Пернилла Стальфельт много лет была педагогом в крупном центре современного искусства Moderna Museet в Стокгольме. Там сформировался ее особый метод работы: совместное с детьми создание не только иллюстраций, но и всей концепции, «красной нити» книги. Можно сказать, что этот подход — квинтэссенция современного шведского подхода к общению с детьми, как в мире книги, так и в повседневной действительности. Право ребенка учиться выражать чувства и мнения, право на участие в процессах, непосредственно влияющих на его жизнь, вписано и в учебные планы, начиная с детского сада, и в сознание большинства шведов.
Скорее всего, поэтому шведская литература для детей имеет в России репутацию «вдумчивой» и «внимательной». Возможно, поэтому же она столь не любима консервативными родителями, которым в наделении ребенка правом голоса видится попустительство и безответственность. Конечно, гораздо проще отложить разговоры о любви, смерти и телесности в категорию «18+», чем пытаться нащупать верный тон и, что уж там греха таить, столкнуться нос к носу с собственным страхом, стыдом и неуверенностью. Шведская литература для детей таких разговоров не страшится. В книгах Ульфа Старка умирают старики, Мони Нильсон в серии о мальчике Цацики создала Пеппи Длинныйчулок взрослого мира — крутую мамашу-одиночку. Да и сам Цацики не только разыскал своего отца, но и в неполные восемь лет узнал, что он — плод курортного романа, а потом, ничего не стесняясь, нашел маме нового бойфренда-полицейского.
Родители в шведской детской литературе вообще живут как люди: разводятся, влюбляются, делают глупости, болеют и умирают. С одной стороны, в этом отношении шведские и вообще скандинавские книги для детей не уникальны. У шведских писателей есть немало европейских, американских и российских коллег, стремящихся к искреннему разговору с детьми на «трудные» темы. С другой стороны, в шведской литературе для детей много нетерпимости к ханжеству и много внимания к интересам ребенка — возможно, потому, что в послевоенной Швеции и Астрид Линдгрен, и ее единомышленникам пришлось немало потрудиться, чтобы преодолеть сопротивление сторонников консервативного воспитания. В первые послевоенные десятилетия была реформирована школьная система Швеции, а также упразднено обращение на «вы», в том числе между детьми и взрослыми. В 1979 году был принят закон против физического насилия над детьми. Стала очевидной и неоспоримой мысль о связи между сексуальным просвещением детей и их будущим здоровьем. Параллельно с этим открытия в области когнитивистики меняли общие представления о мышлении ребенка и взаимодействии индивида с окружающей средой в раннем возрасте.
В такой идеологической атмосфере писали Барбру Линдгрен, автор веселых дворово-приключенческих повестей и экспериментальных книжек для младенцев, и король шведского детского абсурдизма Леннарт Хельсинг, которого, к сожалению, почти не переводили на русский. К слову, Хельсинг и работавшая тогда редактором в крупном детском издательстве «Raben och Sjögren» Астрид Линдгрен много спорили о том, в чем заключается миссия новой детской книги: поэт настаивал на приоритете литературного эксперимента, прогрессивной работы над языком, в том числе и в книгах для самых маленьких, а знаменитая сказочница считала, что легкодоступное, прозрачное повествование важнее, поскольку вовлекает ребенка в мир самостоятельного чтения. Где-то на пересечении этих траекторий и возникает лучшая литература для детей: с одной стороны, это волшебный мир, с другой — пособие по освоению мира реального, пониманию своих и чужих чувств и мыслей.
Известная российскому читателю по книгам о Цацики Мони Нильсон в соавторстве с художником Пером Густавсоном (его книги о принцессах с легким налетом феминизма также выходили на русском) создали весьма репрезентативную в этом отношении серию книг о медвежонке по имени Дружок, пока еще не переведенную на русский. В каждой из книг серии игрушечный медведь в результате вполне повседневных, узнаваемых коллизий знакомится с собственными негативными чувствами: страхом одиночества, злобой, ревностью. Авторы подводят читателя к развязке с юмором и одновременно словесно-визуально-чутко: так, разгневанный медвежонок в порыве ревности и злобы разносит в щепки полкомнаты, но за этим следует не наказание, а объятья и слезы. И каждый раз, пересматривая эту серию книг, я понимаю, что они в равной степени обращены как к нашим детям, которые учатся вербализации чувств, так и к нам, родителям, которым бывает полезно вернуться к «тексту в широком понимании» и в картинках увидеть отражение трудностей воспитания.