Бразильскую литературу русскому читателю открыл не кто иной, как Пушкин, но настоящий бум ее переводов пришелся на советские годы, когда у нас взошла звезда Жоржи Амаду, охотно популяризировавшего и других бразильских писателей. После распада СССР литература этой латиноамериканской страны вновь ушла в тень, из которой вынырнул Пауло Коэльо, — и, по мнению многих, лучше бы он этого не делал. Об этих трех периодах рассказывает Елена Белякова.

Написать эту статью меня подтолкнула недавняя публикация на «Горьком», в которой утверждалось, что бразильская литература практически не известна в России. Если говорить о современной России, то, возможно, это и соответствует действительности, но так было не всегда. Если проанализировать всю историю русско-бразильских литературных связей, которая началась в первой половине XIX века, то можно прийти к выводу, что она делится на три основных периода: доамадовский, период, связанный с деятельностью Жоржи Амаду, и постамадовский.

Первый период длился 122 года и начался весьма многообещающе: в 1826 году Пушкин перевел стихотворение бразильского поэта Томаса Антонио Гонзаги, которое печатается в собраниях сочинений Александра Сергеевича под заглавием «С португальского» («Там звезда зари взошла...»). Но, несмотря на такую заявку, русско-бразильские контакты носили эпизодический характер, бразильских авторов переводили крайне редко. За эти годы русские читатели познакомились с творчеством всего лишь восьми не самых лучших бразильских писателей, которые были представлены в основном одним-двумя небольшими произведениями. Бразилия долгое время оставалась вне сферы русских литературных интересов, и большинство русских читателей полагали, что бразильской литературы не существует. Интересно, что даже изменение социального строя России в 1917 году не стало причиной качественных изменений в русско-бразильских культурных отношениях: в 1930-е годы было опубликовано одно стихотворение поэта-модерниста Мариу ди Андради, несколько стихотворений и отрывок из романа Отавио Брандао, одного из основателей Бразильской коммунистической партии, и роман «Негр Рикардо» Жозе Линса ду Регу.

Ситуация кардинальным образом изменилась в 1948 году после публикации на русском языке романа Жоржи Амаду «Земля золотых плодов». Это стало началом второго этапа русско-бразильских литературных отношений, который полностью определяется творчеством и политической деятельностью Амаду. Для миллионов советских людей Жоржи Амаду стал символом и воплощением всей бразильской литературы. О качественно новом уровне отношений на втором этапе свидетельствуют следующие факты: всего за 43 года советские читатели познакомились с творчеством 132 бразильских писателей — прозаиков, поэтов и драматургов. Были переведены все наиболее значимые произведения как классиков, так и современников, внесших вклад в развитие бразильской литературы. Теперь русские читатели могли судить о бразильских авторах не по отрывкам и отдельным рассказам, а по целым романам, сборникам рассказов, подборкам стихотворений. Наиболее выдающиеся авторы были представлены несколькими крупными произведениями. Это относится не только к классикам, основоположникам бразильской литературы, таким как Жозе ди Аленкар («Гуарани», «Ирасема»), Алуизиу Азеведу («Мулат», «Трущобы»), Кастру Алвис (сборники «Стихи» и «Лирика»), Машаду ди Ассиз («Записки с того света», «Дон Касмурро», «Избранное»), но и таким современным авторам, как Грасилиану Рамус («Сан-Бернардо», «Иссушенные жизни»), Афонсу Шмидт («Поход», «Тайны Сан-Паулу», «Ненаказуемые»), Эрику Вериссиму («Господин посол», «Пленник», «Происшествие в Антаресе»), Жозе Линс ду Регу («Кангасейро», «Угасший огонь»), Бениту Баррету («Капела дос Оменс», «Кафайя»), Монтейру Лобату («Орден Желтого Дятла», «Сказки тетушки Настасии»). Были выпущены сборники рассказов Милтона Педрозы, Гимараэнса Розы, Лижии Теллес.

Не была обойдена вниманием и бразильская драматургия. В периодических изданиях, сборниках и отдельными изданиями печатались пьесы самых известных бразильских драматургов: Гильерму Фигейреду («Эзоп», «Смешная история», «Дон Жуан»), Диаса Гомиса («Обет», «Вторжение», «Колыбель героя»), Джанфранческо Гуарнери («Семя»), Паскуала Магну («Завтра будет иным»). Несколько в меньшем объеме была представлена поэзия Бразилии: ни один современный поэт не удостоился отдельной книги. Однако по подборкам стихов в «Иностранной литературе», сборникам стихов бразильских поэтов читатель мог познакомиться с творчеством Мануэла Бандейры, Сесилии Мейрелис, Раула Боппа, Мариу де Андради, Жоржи ди Лима, Винисиуса ди Морайса, Кабрала ди Мело Нету и многих других поэтов.

Следует отметить, что эти книги издавались массовыми тиражами от 50 до 125 тысяч экземпляров, они были в любой городской, во многих сельских и школьных библиотеках. Можно смело утверждать, что советские читатели были в достаточной мере знакомы с бразильскими авторами и любили их. Чем можно объяснить такой взрыв интереса к бразильской литературе в эти годы? Локомотивом сближения двух культур стал Жоржи Амаду. Его книги были столь популярны в нашей стране, что возник естественный интерес к его предшественникам, знакомство с творчеством которых позволило бы понять истоки такого яркого литературного явления, и его современникам, на фоне которых это явление развивается. Но роль пассивного наблюдателя Амаду отнюдь не подходила. Он активно пропагандировал творчество бразильских писателей (прежде всего, товарищей по партии, писателей-коммунистов) в своих выступлениях, статьях; привозил писателей в СССР в составе бразильских делегаций, рекомендовал их книги своим друзьям-переводчикам и, наконец, писал предисловия к этим книгам. Результатом стали публикации переводов на русский язык почти всех упомянутых Амаду авторов.

Жоржи Амаду (слева) и Николас Гильен на пути в Китай на железнодорожном вокзале в СССР, январь 1952 года. Фото из архива Паломы Амаду. Источник
 

Третий, постамадовский, период, начавшийся с крахом Советского Союза, длится до настоящего времени. Я называю этот период постамадовским не потому, что Жоржи Амаду перестали печатать. Его книги и сейчас выпускаются то одним, то другим издательством по соображениям экономической выгоды: Амаду покупают, следовательно, будут издавать, пусть и в небольшом репертуаре и мизерными тиражами. Жоржи Амаду, лауреат Сталинской премии и член ЦК Бразильской компартии, перестал быть persona grata в современной России, и его мнение никоим образом не влияет на отбор авторов и их произведений для перевода на русский язык.

Этот этап русско-бразильских литературных связей в целом характеризуется резким падением интереса к бразильской литературе и, следовательно, сокращением количества публикаций, уменьшением тиражей и снижением качества перевода. Теперь тираж составляет от 2 до 5 тысяч экземпляров, тираж в 10 тысяч кажется огромным. Что касается новых имен, то их всего восемь: Паулу Коэльо, Моасир Скляр, Клариси Лиспектор, Жулиу Рибейро, Патрисия Мело, Луис Фернандо Вериссимо, Луис Алфредо Гарсия-Роза и Клаудиу Агиар. Самым серьезным, признанным во всем мире автором является Клариси Лиспектор. В 2000 году она была представлена сразу двумя романами: «Осажденный город» и «Час звезды». Однако у нас ее книги ажиотажа не вызвали — ну не может их принять читатель, воспитанный в традиционной русской культуре. Сам язык, стиль, творческая манера Лиспектор препятствует восприятию ее произведений носителями языка Пушкина и Достоевского. Вот отрывок из «Осажденного города»:

«Глубокий сплав молодой горожанки со своим временем был сплавом древним, возникающим всякий раз, когда образуется поселенье людей, ее история образовала своим напором дух нового города. Бесполезно было бы предполагать, какое королевство представляла она по отношению к новой колонии, ибо труд ее был слишком недолог и почти неприменим: она лишь видела перед собою какое-то „нечто” и отражала в себе. В ней и в лошади отражение было выражением. По правде сказать, труд довольно примитивный — она указывала на глубокие имена вещей: она, лошади и немногие еще; и позднее вещи будут рассматриваться под этими именами».

Не надо думать, что в этом виноват переводчик. Я сама переводила «Час звезды», но, как бы лично я ни относилась к Лиспектор, я прекрасно понимаю, что ни один русский не будет читать книгу, которая начинается следующим образом:

«Все в мире началось с „да”. Одна молекула сказала „да” другой молекуле, и появилась жизнь. Но у этой истории была предыстория, а у предыстории — пред-предыстория, а до этого не было ничего и было „да”. Оно было всегда. Я не знаю, какое оно, знаю только, что Вселенная не имеет начала. Но в одном пусть никто не сомневается: простота дается мне тяжким трудом. Пока у меня есть вопросы, но нет ответов, буду писать дальше. Как же мне начать с самого начала, если все, что происходит в этой истории, давным-давно предопределено? Если до пред-пред-предыстории уже существовали апокалиптические чудовища? И если эта история не происходила в действительности, то обязательно произойдет. Мысль есть действие. Чувство — реальность. Нас нельзя разделить — я автор и я сам пишу эти строки. Бог есть мир. Истина — дело интимное и необъяснимое. Наивысшая правда моей жизни непостижима и чрезвычайно сокровенна, и нет такого слова, которым ее можно определить».

И так 15 страниц. Неудивительно, что тираж книги — 2 тыс. экземпляров.

Единственным известным в современной России бразильским писателем является Пауло Коэльо, на русский язык перевели 13 его книг. Таким образом, Коэльо стал вторым после Амаду бразильским автором по числу переведенных у нас произведений. В течение нескольких лет Коэльо был самым покупаемым в России автором, его книги неизменно занимали первые места в списке бестселлеров. Если верить интернету, общий тираж книг Коэльо на русском языке превысил 12 миллионов экземпляров. Однако интерес к нему возник отнюдь не чудесным образом, а благодаря планомерной работе по созданию имиджа и раскрутке писателя. В начале нового тысячелетия не было в России печатного издания, которое не рассказало бы о Коэльо и не публиковало бы интервью с ним. Они последовательно создавали образ гуру, Учителя с большой буквы, который знает Истину и несет ее свет читателю. Плюс ореол мученика, борца с системой, которого пытали сначала в психиатрической клинике, а потом в фашистских застенках. Так посредственный автор и ловкий делец превратился в революционера и выдающегося литератора. А в 2006 году с ним встречался даже президент России. Жоржи Амаду называли в свое время агентом Кремля, однако почему-то с ним ни разу не беседовал ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев. Да и шумихи такой из-за приездов Амаду никогда не устраивали. За что же Коэльо такая честь? А ответ прост: Пауло Коэльо — проводник новой идеологии, идеологии потребителя, оказавшейся очень созвучной нашему молодому капиталистическому обществу. Идеал этого общества — ненасытный мещанин, потребитель, как заявил в свое время министр образования и науки Андрей Фурсенко. В книгах Коэльо нет образов, мыслей, чувств — только набор набивших оскомину банальностей вроде выбора пути, в конце которого тебя ждет награда в материальном выражении. Такая литература не предполагает работу души, без которой невозможно стать личностью. К сожалению, такой легко усваиваемый продукт, состоящий из банальностей, изреченных с патологической серьезностью и напыщенностью, — причина его популярности у неискушенного читателя. Одна девушка так и написала на сайте Livelib: «Когда я его читаю, у меня складывается впечатление, что я читаю что-то умное».

Читайте также

«Что для России литература, то для бразильцев — музыка»
Беседа с Марией Враговой, переводчицей «Чевенгура» на португальский
24 августа
Контекст