Временная дистанция, как известно, позволяет окинуть свежим взглядом события вчерашних новостей и оценить их место в истории. Казус «Тани Гроттер», безусловно, уже стал фактом истории литературного процесса, заслуживающим изучения с точки зрения социологии литературы. Ибо дело «Роулинг против Емца» было нетривиальным во всех отношениях.
Примечателен был уже сам масштаб кампании против Емца: на него понадобилось напустить ни больше ни меньше как корпорацию TimeWarner, спонсировавшую фильмы о Гарри Поттере (хотя речь об экранизации «Тани Гроттер» даже не заходила). Притом среди россиян нашлось немало желающих встать на сторону Роулинг — во многих случаях, по-видимому, совершенно бескорыстно. Как известно, на тиражи и популярность серии о Тане Гроттер в России эта кампания в конечном итоге не повлияла. Тем интереснее, почему в качестве объекта атаки был выбран именно Емец.
Вряд ли стоит напоминать, что среди авторов пародий и пастишей по мотивам «Гарри Поттера» Емец был не первым и не последним: отечественный читатель может вспомнить навскидку хотя бы «Порри Гаттера» Андрея Жвалевского и Игоря Мытько, выпустивших свою версию одновременно с Емцом, и сравнительно недавний опыт Элиезера Юдковского — «Гарри Поттер и методы рационального мышления». Только «официальных», так сказать, литературных подражаний поттериане насчитывается как минимум несколько десятков на разных языках — что касается фанфиков, их количество не поддается учету и во всяком случае на три-четыре порядка выше. Однако в большинстве случаев никаким преследованиям авторы не подвергались.
Более того, для показательного обвинения в плагиате был выбран именно тот автор, чье использование мотивов поттерианы наиболее оригинально. Дело даже не в том, что уже после второй книги серия о Тане Гроттер потеряла всякую связь с сюжетами и темами поттерианы — поскольку, как учит нас Александр Волков, пересказывать чужие тексты быстро надоедает всем, и Емец тут составляет не исключение, а правило. Дело в том, что Емец в принципе не копирует вселенную Роулинг. Если Юдковский просто берет известных персонажей «Гарри Поттера» для иллюстрации своих идей, а Жвалевский и Мытько развлекаются, коверкая исходные имена и меняя характеры по принципу «лишь бы наоборот» (неспособный к магии «Порри Гаттер» и хулиганка «Мергиона Пейджер»), то «Таня Гроттер» устроена существенно сложнее.
Лишь несколько базовых персонажей Емца находят соответствие у Роулинг, и те оказались существенно переосмыслены: действие перенесено в Россию, типажи адаптированы под постсоветские реалии, и даже имен, напрямую отсылающих к Роулинг, почти нет (только сама заглавная фамилия Гроттер и созвучие Dursley / Дурневы). Кроме того, центральный персонаж подвергается гендерной инверсии. Замена мальчика на девочку в действительности имеет глубокое структурное значение: вспомним, что антагонист становится антагонисткой, злодей Волан-де-Морт замещается страшной старухой (пусть и с нарочито комическим именем — Чума-дель-Торт). Это само по себе свидетельствует о продуманном подходе Емца к конструированию русского аналога вселенной Роулинг, так как образ Волан-де-Морта, на что указывает само его имя, символизирует смерть. В германоязычном мире смерть — мужской персонаж, но в русском языке и фольклоре смерть — «она», «старуха». Соответственно и персонаж, противостоящий ей, ради соблюдения сюжетной логики должен быть того же пола.
Адаптация к русским реалиям сама по себе открывает новую возможность — обращения одновременно к нескольким слоям читательского восприятия, которой Емец умело и осознанно воспользовался. Сложно сказать, как именно воспринимают серию о Тане Гроттер современные дети, хотя шутки на сказочные темы типа скатерти-самобранки, скорее всего, общепонятны (здесь Емец повторяет приемы Эдуарда Успенского и Кира Булычева, смешившие детей тридцать — сорок лет назад). Однако на вопрос, какую долю от покупателей «Тани Гроттер» составляют те, кому на момент выхода первой книги было больше восемнадцати, ответить сложно: Емец сыграл на очень чувствительной струне российской аудитории. Давно замечено, что взрослый читатель в России воспринял «Гарри Поттера» через призму повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Романы Роулинг, задуманные как истории об Англии для англичан, непреднамеренно вызвали на российской почве радостный рефлекс узнавания: Хогвартс с его призраками и заколдованным пространством органично наложился на НИИЧАВО, а Гарри Поттер принял на себя роль детской версии Саши Привалова. Емец логично продолжает эту игру рецепций, демонстрируя искусно сконструированную систему двойных зеркал: мир «Тани Гроттер», перенося мотивы поттерианы на русскую почву, как бы одновременно возвращает читателя к истокам и посылает привет поклонникам «Понедельника». Одна из отсылок к Стругацким — стилистика имен преподавателей Тибидохса: «Медузия Зевсовна Горгонова» или «Сарданапал Черноморов» построены по той же модели, что, скажем, «Саваоф Баалович Один».
Этого, однако, мало — в «Тане Гроттер» присутствует и сам Гарри Поттер под именем Гурия Пуппера: в первых книгах он остается за кадром, прозрачно зашифрованный инициалами «Г. П.», но после преследования Емца из-за авторских прав выходит на сцену в качестве персонажа франшизы о самом себе (со шрамом на лбу в форме знака копирайта). Обыгрывается не только текст, но и метатекст поттерианы, сама ее индустрия, вплоть до фильма с неназванным по имени Дэниелом Рэдклиффом. Отдельно эта идея уже появлялась в «Барри Троттере» Майкла Гербера, но у Емца она служит лишь одним из слоев многоуровневого диалога с читательским опытом российской аудитории.
Письмо Емца, таким образом, существенно сложнее обычной пародии и тем более плагиата. Что заставляет еще настойчивее задаться вопросом: почему обвинение в плагиате настигло именно его, а не, скажем, Элиезера Юдковского? И почему в ход была пущена столь тяжелая артиллерия?
Проще всего ответить, что книга Юдковского была демонстративно некоммерческой, а Емец получает за «Таню Гроттер» гонорары. Однако немало других пастишей на основе поттерианы издавалось на коммерческой основе — в частности, «Порри Гаттер» вышел в издательстве «Время», хотя его успех, безусловно, оказался в конечном итоге намного более скромным, чем у «Тани Гроттер». Возможно, дело именно в этом: пародии не следует конкурировать по коммерческой успешности с оригиналом.
Однако и это объяснение будет недостаточным, так как за рубежом существуют поттеровские пастиши, по тиражам обогнавшие книги Емца, причем их авторы не подвергались никаким преследованиям. В частности, пресловутый «Барри Троттер» Гербера, поначалу отвергнутый издателями из-за боязни исков со стороны Роулинг и изданный автором за свой счет, уже в первые годы разошелся в количестве около 700 000 экземпляров и был переведен на два десятка языков, включая русский. Никаких претензий со стороны Роулинг так и не последовало. Вместе с тем индийская и китайская переделки «Гарри Поттера» подверглись скорой и беспощадной расправе.
Несомненно, попытка издательства «Эксмо» продвинуть «Таню Гроттер» на международный рынок с самого начала была фатальной ошибкой — даже если бы спор об авторских правах не возник, книги, рассчитанные на специфически российскую аудиторию с присущим ей культурным опытом, заведомо проиграли бы в переводе. В китайском же случае действительно имел место неэтичный поступок издателей, решивших под именем Роулинг продать анонимный фанфик. И тем не менее налицо очевидная избирательность кары, настигающей подражателей Роулинг, — достаточно сравнить историю Емца с историей Джорджа Нормана Липперта, которого газета The Scotsman преждевременно напугала иском от Роулинг. Вряд ли случайность, что ни один из резонансных исков, связанных с переделками, не был направлен против авторов из стран «первого мира». Напротив, в Великобритании и США были безуспешные попытки обвинить в плагиате саму Роулинг. Переделка не должна быть одновременно остроумной и коммерчески успешной (то и другое по отдельности дозволено), а кроме того, не должна нарушать колониальную субординацию. Жителям экзотических окраин не полагается всерьез конкурировать с западным импортом на собственных рынках. И потому непривычные для российской аудитории обвинения Роулинг в колониализме более проницательны, чем кажутся — возможно, даже более проницательны, чем представляются самим обвиняющим.