Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
1917 год и последовавшие за ним события разметали бывших жителей Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова, Твери и прочих российских городов на немыслимо огромном пространстве — от парагвайских джунглей до пустынь Северной Африки. Часть эмигрантов разными путями попали в Левант, где среди кризисов, беспорядков и мятежей пытались наладить новую жизнь. Попытки сохранить память и культуру в эмиграции стали важной частью новой реальности, пришедшей после череды войн и революций.
Впервые хоть в сколько-нибудь заметном количестве подданные Российской империи появились на Ближнем Востоке во второй половине XIX века. Это были учителя и служащие Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО), которые пытались, не всегда успешно, выстроить систему образования для православных арабов. Персонал ИППО нельзя назвать многочисленным даже в самых насыщенных иностранцами частях Сирии. Так, востоковед Агафангел Крымский, командированный в Ливан Лазаревским институтом восточных языков для изучения арабского, жаловался в письме домой: «На весь Бейрут есть лишь восемь русских („москобов“); из них учительницы полумонашеского института-пансиона и консул недоступны для разговоров простым арабам, остаюсь один я, — ну и осаждают же!» Помимо учителей, в русской колонии попадались и более любопытные типажи, к примеру пожилые паломницы, приехавшие умирать в Иерусалим. Но все эти едва заметные инициативы внезапно оборвались в 1914 году после вступления Османской империи в войну на стороне Центральных Держав. Школы передали под контроль местных властей, а российские подданные, за редкими исключениями, были вынуждены вернуться домой. Однако заложенная перед войной инфраструктура и связи в регионе сыграют свою роль для последующих эмигрантов.
Новая волна русских оказалась в Сирии после революции и гражданской войны. В отличие от учителей, чиновников и паломников, посещавших Ближний Восток ранее, это были беженцы, которым путь обратно в Советскую Россию был закрыт. Сирию и Ливан, мандат на управление которыми по результатам Первой мировой был передан Франции решением Лиги Наций, нельзя назвать самыми очевидными направлениями для эмиграции в 1919–1920 годы. Военные действия в своих самых разрушительных проявлениях обошли регион стороной. Но морская блокада, которую поддерживал флот Антанты, неурожаи и масштабные реквизиции провианта на нужды османской армии привели к массовому голоду 1915–1918 годов. Его жертвами стали, по разным подсчетам, от 150 до 350 тысяч человек только в Ливане, который пострадал особенно сильно, и от 300 до 450 тысяч в Ливане и Сирии в совокупности. Гуманитарная ситуация усложнялась за счет массовых депортаций в Сирию армян из Юго-Восточной Анатолии в рамках политики геноцида младотурецких властей. Многие несчастные гибли от голода и болезней, не выдерживая переходов через пустыню, те же, кто выжил, ютились в лагерях на окраинах сирийских городов.
Крайне нестабильной оставалась политическая обстановка. С 1918 по 1920 год продолжалось противостояние между контролировавшим Дамаск и внутреннюю Сирию правительством эмира Фейсала, возглавлявшего Великое Арабское восстание, столь ярко описанное Томасом Лоуренсом, и французскими властями, занявшими Бейрут и большую часть территории Ливана. Итогом конфликта стала недолгая Франко-сирийская война, закончившаяся летом 1920-го разгромом арабской армии и переходом всей страны под французский контроль. Такой исход понравился далеко не всем, и в стране регулярно вспыхивали бунты против новых властей, а в сельской местности действовали группы никому не подчинявшихся полубандитов-полупартизан.
Впрочем, у новых российских эмигрантов был не такой уж богатый выбор. Кроме того, Бейрут и Дамаск все же были крупными и развитыми городами, где можно было как-то обустроиться и найти работу. Помогали и те самые связи, сохранившиеся с довоенных времен, несколько облегчавшие адаптацию на новом месте.
Первые белоэмигранты прибыли в Бейрут весной 1920-го, когда череда поражений белых армий окончилась массовыми эвакуациями гражданского населения с юга России. Добиравшиеся в Ливан через Кипр и Египет люди изначально останавливались в так называемом Русском Доме, ранее принадлежавшем Палестинскому Обществу. Кто-то из новоприбывших завербовался в сформированный французами Восточный Легион и отправился в Киликию сдерживать османов, кто-то остался в городе, кто-то двинулся дальше. Новые группы прибывали уже из Стамбула, где белоэмигранты оказались после окончательного краха в Крыму и откуда вновь бежали, когда стала реальной перспектива эвакуации из города войск Антанты и его перехода под контроль войск турецкого национального движения Мустафы Кемаля.
Так на территориях под французским контролем сложилась небольшая община выходцев из Российской империи. Попытка самих эмигрантов пересчитаться показала, что всего в регионе их проживает 385 человек. Из них абсолютное большинство (230 человек) — в Бейруте, вторая по численности и значительно меньшая группа в 35 человек — в Дамаске, остальные раскиданы по различным городам и городкам Сирии и Ливана, от Александретты на границе с Турцией (10 человек) до Сура на самом юге Ливана (там неведомыми путями оказался один единственный эмигрант). Сами организаторы этого подсчета указывали, что цифры, конечно, могут быть и неточны, но в целом речь идет не более чем о полутысячи человек.
Жизнь в эмиграции была тяжелой, больше всего повезло тем, кто смог устроиться во французские фирмы или правительственные учреждения, что было возможно в первую очередь при наличии технического или инженерного образования. Другим важным работодателем были православные школы, многие из которых в свое время поддерживались Палестинским обществом и по старой памяти охотно нанимали выходцев из России. Несмотря на малочисленность и неустроенность, бывшие офицеры, чиновники и гимназические преподаватели, оказавшиеся на Ближнем Востоке, старались держаться вместе, сохраняли язык и некоторую культурную обособленность. Дома и с детьми разговаривали исключительно на русском, и даже православный священник у них в Бейруте был свой, прибывший из Константинополя.
Именно в рамках стремления поддержать в изгнании свою идентичность в 1923 году в Дамаске было организовано Русское литературное общество (РЛО). 8 мая на общем собрании был утвержден его устав, а 9 июля оно получило официальную авторизацию на существование от Хакки бея аль-Азма, занимавшего пост губернатора Государства Дамаск (на тот момент территория современной Сирии была разделена французами на ряд отдельных территорий — государства Дамаск и Алеппо, а также отдельные области для друзов на юге страны со столицей в Сувейде и для алавитов в районе Латакии на берегу Средиземного моря). Датой первого официального собрания общества считалось 22 июля 1923 года, на котором, в связи с каникулами, было принято решение начать полноценную активность с октября.
Штаб-квартира РЛО находилась в Дамаске, в христианском квартале Баб Тума, а его первым президентом стал учитель православной школы Алексей Григорьевич Боголюбский. Родившийся в 1888 году в Киеве, он долгое время был преподавателем в реальном училище в Славянске и не был чужд некоторых литературных опытов. Так, в 1917 году под псевдонимом Диоген Славянский он опубликовал «Историю Славянской революции». Гражданская война занесла Боголюбского в эмиграцию, где он и осел на преподавательской должности в Дамаске. При этом в 1923-м он также был назначен почетным консулом Украинской Народной Республики в Сирии, соответствующее послание получил французский генерал Максим Вейган, занимавший на тот момент пост Верховного Комиссара, главы французской администрации в регионе. Должность почетного консула не предполагала финансового вознаграждения, но Боголюбский пошел даже дальше — обеспечивал деятельность канцелярии консульства за свой счет. Казначеем РЛО был избран Михаил Михайлович Филиппченко, бывший служащий министерства финансов в Санкт-Петербурге, в ходе Гражданской войны также успевший поработать в Киеве, в структурах Украинской державы гетмана Скоропадского и петлюровской Директории. В Сирии Филиппченко нашел работу в качестве топографа. Среди прочих членов общества указаны директор женской православной школы Елена Алексеева, врач Анна Малышева, практиковавшая в Дамаске в квартале Сальхия, преподаватель гимнастики в православной школе Вячеслав Малышев и артиллерийский полковник Александр Васильевич Белин (на новом месте переквалифицировавшийся в агронома). В дальнейшем в РЛО приняли несколько новых членов, так в ноябре 1923 отделение общества в Бейруте возглавил бывший капитан второго ранга, а ныне муниципальный служащий Максим Андреевич Лазарев, сын адмирала Андрея Максимовича Лазарева, участника обороны Порт-Артура.
В качестве основных целей общества ставились сбор и сохранение свидетельств о жизни русской эмиграции в Сирии. Также, хотя это и не декларировалось, РЛО занималось распространением среди русских эмигрантов сведений о стране, где они волею случая оказались. Для реализации этих целей издавался Бюллетень Русского Литературного Общества, причем, что примечательно, издавался он на французском языке. Первый номер вышел в конце октября 1923 года, как раз когда участники вышли с каникул, и содержал короткую заметку, посвященную истории создания РЛО, статистические данные о численности русской эмиграции, а также материалы об условиях ее жизни.
Фото Ильи Баскарева. Нажмите на изображение, чтобы увеличить его
Первые несколько выпусков бюллетень набирали на печатной машинке, однако в январе 1924 года участники РЛО решили перейти на более солидный формат и печататься в настоящей типографии. Нашли эту типографию неподалеку, в том же квартале Баб Тума, и принадлежала она журналисту Ильясу Козме, издателю газеты «Аль-Умран», поддерживавшей французские власти. Стоимость годовой подписки составляла 20 франков, или один сирийский фунт (для сравнения, зарплата топографа в 1927 году составляла 40 фунтов в месяц). В соответствии с декларируемыми задачами общества, бюллетень публиковал статьи об истории и текущем положении дел в русской эмиграции, рецензии на новые книги, посвященные Сирии, но в целом каждый из его авторов писал о том, что было ему ближе и интереснее.
Фото Ильи Баскарева. Нажмите на изображение, чтобы увеличить его
Например, Анна Малышева опубликовала статью о санитарном состоянии школ в Дамаске, а Михаил Филиппченко — об эволюции русско-сирийской торговли перед войной. Самым плодовитым среди прочих авторов был Алексей Боголюбский, который, помимо статей по истории, выпустил, например, описание своего путешествия по Сирии и Ливану на велосипеде. Предпринятый совместно со знакомым студентом колледжа Лазаристов вояж должен был продемонстрировать исключительную полезность и полную безопасность велосипедного туризма по сирийским дорогам. Из бюллетеня можно узнать, что, выдвинувшись из Дамаска, Боголюбский и его спутник пересекли долину Бекаа и прибыли в Бейрут, затем объехали ливанское побережье от Сайды до Триполи и через Хомс вернулись в Дамаск, таким образом проехав за восемнадцать дней около семисот километров. Описание растянулось на два номера и, к сожалению, осталось незаконченным, оборвавшись ровно в тот момент, когда велосипедисты добрались до Бейрута.
Фото Ильи Баскарева. Нажмите на изображение, чтобы увеличить его
Не забывали авторы и о происходящем на Родине. В бюллетене публиковались «переданные с мест» новости о плачевном экономическом положении и диковинных новых нравах Советской России. Достаточно взглянуть на заголовки подобных сообщений, чтобы примерно представить их содержание: «Эхо коммунистического рая», «Советское золото совсем не золото Рейна», «Последний писк советской педагогики» (под этим заглавием был опубликован перевод опросника, который, согласно «абсолютно проверенному источнику», раздавался школьникам в Москве, Петрограде и на Украине и включал 40 вопросов, посвященных различным аспектам подростковой сексуальности). Реагировал бюллетень и на сообщения, касающиеся России в местной прессе. В частности, когда в ряде газет появилась публикация о приезде в Сирию внезапно воскресшего адмирала Колчака, редакция поспешила известить читателей, что произошла путаница и речь идет о некоем генерале осетинского происхождения, приехавшем в Дамаск навестить своих родителей. Вообще из всех белых командиров Колчак на Ближнем Востоке вспоминался чаще всего. Так, во время пасхальной процессии в Бейруте весной 1921 года толпа приветствовала белых офицеров из кортежа посетившего город патриарха Григория IV криками «Да здравствует Колчак», хотя адмирал был уже год как расстрелян.
Фото Ильи Баскарева. Нажмите на изображение, чтобы увеличить его
Помимо издания Бюллетеня, члены общества также проводили публичные лекции. На одной из них, прошедшей в помещении уже упомянутого колледжа Лазаристов, был представлен отчет о деятельности РЛО, а затем Боголюбский прочитал доклад о паломничестве в Иерусалим игумена Даниила в начале XII века. Несмотря на специфическую тему доклада, на мероприятии собралась весьма заметная публика, например представитель верховного комиссара при правительстве государства Дамаск Эрнест Шеффлер, испанский консул Каванильяс и представители ряда французских научных институтов, действовавших тогда в Дамаске.
К сожалению, информации о деятельности Общества после 1924 года не сохранилось, а выпуск Бюллетеня был прекращен. Скорее всего, его деятельность сошла на нет в связи с резким ухудшением политической ситуации. В 1925-м на юге страны вспыхнуло очередное восстание, которое быстро распространилось на большую часть Сирии, частично охватив и Ливан. Дамаск пострадал особенно серьезно и частично перешел под контроль повстанцев. В октябре того же года французские власти предприняли двухдневную бомбардировку жилых кварталов с применением артиллерии и авиации. Погибли около 1500 человек, значительная часть города была разрушена, и многие эмигранты решили перебраться в более спокойный и экономически привлекательный Бейрут.
Так поступил, например, главный «идеолог» РЛО Алексей Боголюбский. В Ливане он устроился работать в университете Святого Иосифа и продолжал активно публиковаться. В 1948-м под эгидой Института восточной филологии он выпустил собственный французский перевод вывезенного из России после революции дневника офицера, участника Русско-турецкой войны 1768–1774 годов. Также Боголюбский участвовал в разработке кадастровой системы приютившей его страны. Стоит отметить, что над созданием земельного кадастра в Ливане 1930-х в качестве топографов и геодезистов трудилось множество русских эмигрантов, в том числе и другие бывшие члены литературного общества, Михаил Филиппченко и Александр Белин. Переехал в Ливан и Ильяс Козма — после 1925 года книги, отпечатанные в его типографии, выходили уже в Бейруте. В 1928 он выпустит работу Назиры Зайн ад-Дин «Хиджаб ва Суфур» («Покрытие и раскрытие»), которая спровоцировала, наверное, самую громкую в истории межвоенного Ливана дискуссию о женских правах в исламе.
Для многих русских эмигрантов Бейрут стал лишь временным пристанищем, откуда они отправились в Европу, США или Канаду, но потомки некоторых упомянутых здесь героев остались на берегах Средиземного моря. Например, дети Михаила Филиппченко продолжили вести дела семейной фирмы, занимающейся топографическими работами. Но время берет свое, и потомков белоэмигрантов остается все меньше. Сегодня большинство русских в Сирии и Ливане — это прежде всего жены студентов, учившихся в свое время в СССР и России, и их дети, которые знают о Русском Литературном Обществе в Дамаске не больше, чем читатели «Горького» до того, как прочли эту статью.