В дороге
Йорг Фаузер за пределами Германии практически не известен, хотя является одной из ключевых фигур немецкой контркультуры 60–70-х годов. Он родился во Франкфурте в артистической семье, отец — художник, мать — актриса и радиоведущая. Рано бросил университет и стал скитальцем: Стамбул, Вена, Лондон, Берлин, жил в левацких коммунах, анархистских сквотах, дешевых отелях — в общем, где придется. Испытавший большое влияние творчества битников, он всю жизнь словно бы воплощал на практике манифест бит-поколения — находился всегда в дороге.
В путешествиях Фаузер пристрастился к тяжелым наркотикам. Он не был романтично настроенным джанки нью-эйджевского толка. Его наркотические опыты пришлись на то время, когда в Германии практически никто не употреблял ничего тяжелого. Особенно насыщенные трипы он пережил в Стамбуле, которые в предельно откровенном виде зафиксировал в своем первом романе «Tophane» (написанном методом нарезки), а в более лайтовом — в автобиографической книге «Сырье».
Роман с героином Фаузер завершил в 30-летнем возрасте при помощи апоморфина. Джанки переквалифицировался в алкоголика, но главным объектом его одержимости была печатная машинка. Фаузер писал много в самых разнообразных жанрах: литературные рецензии, эссе, очерки, романы, киносценарии. Начинал с публикаций в субкультурных журналах и фанзинах, затем печатался в глянце, был редактором берлинского журнала Tip. С одной стороны, Фаузер всегда существовал в роли литературного андердога, яростно критиковал культурный и политический истеблишмент, с другой — умудрился, например, написать биографию Марлона Брандо.
В 1977 году Фаузер прилетел в Лос-Анджелес, чтобы взять интервью у Чарльза Буковски для журнала Playboy (вот же были времена). После этой встречи американский писатель сказал: «Этот парень еще больший Буковски, чем я сам». Фаузер написал несколько успешных киносценариев, криминальных триллеров, хотя тянуло его, конечно, в арт-хаус; на YouTube можно найти короткометражку «Лазарь, прощай», которую он снял вместе с греком Тео Ромвосом. В самом начале мы видим самого Фаузера, рисующего на стене «it’s all over now baby blue». Играет джаз, черные очки, усы, сумка через плечо, неприметная внешность — он похож на второстепенного персонажа из какого-нибудь нуара, а не на бунтаря-одиночку.
В 1984 году Фаузера выдвинули на соискание премии Ingeborg Bachmann Prize, одной из самых престижных в Германии. Это раскололо литературное сообщество, особенно яростно протестовал знаменитый критик Марсель Райх-Раницкий. Коммерческий успех все-таки пришел к Фаузеру (и нравился ему), он выступал на телевидении и даже оказался в немецких поп-чартах с песней, которую написал вместе с рок-музыкантом Ахимом Райхелем. Но все равно оставался андердогом, для которого никакие конвенции попросту не существовали. По воспоминаниям матери и друзей, Фаузер с детства был молчалив, никогда не делился своими переживаниями и о себе не говорил. По его собственным словам — он хотел превратиться в камень, чтобы «перестать чувствовать».
В июле 1987 года он вышел из мюнхенского бара на автостраду, где его сбил грузовик. Ходили слухи, что смерть Фаузера была неслучайной — он в то время занимался расследованием, связанным с коррупцией и торговлей наркотиками в высоких политических кругах. Когда Буковски узнал о его гибели, то написал и посвятил ему стихотворение под названием Joe. В нем американец рассказывает, как Фаузер приехал к нему в Голливуд за интервью и три дня молчаливо и обильно пил; пишет, как приревновал свою подружку к нему и что оказал гостю не самый дружелюбный прием (и сожалеет об этом). Буковски называет Фаузера «крутым парнем» (tough guy). Стихотворение заканчивается так: «Я бы хотел, чтобы ты прочел это, Джо, про / крутого парня / и другого парня / который всего лишь думал, / что крут».
Крутое сырье
Роман «Сырье» (Raw Material) считается лучшей книгой Фаузера. Она не столь откровенна и радикальна, как его первые произведения; повзрослевший писатель описывает свою жизнь, находясь по отношению к ней на некоторой дистанции (прежде всего, интонационной). Это европейская одиссея нашего героя, весна 1968 года, студенческие и левацкие революции, RAF, наркотики, коммуны, фрики, жулики, пропойцы, маоисты и пронырливые коммерсанты, герои появляются и исчезают в никуда, автор (под именем Гарри Хелб) скитается в поисках работы и не расстается со своей печатной машинкой Olympia Splendid 33 и романом «Стамбульский блюз».
«Писательство — это другое... Ты не можешь это бросить, как алкоголь или иглу. Единственное, что может случиться, — это если писательство бросит тебя. И этого пока со мной не произошло».
Начинается роман со Стамбула, и это самое удивительное описание древнего города, которое мне попадалось. Золотой рог погружен в опиум и нембутал, повсюду полицейские, барыги и проститутки, мрачно, ветрено и волны с перехлестом. Главный герой со своим приятелем Эде находится вдали от студенческих восстаний, но эмоционально погружен в них целиком. Они часто заходят в ресторан Pudding Shop (культовое заведение в Стамбуле, где заседали битники и хиппи), спорят о политике и литературе и разводят розовощеких туристов на драгоценные дозы наркоты. Гарри ненадолго оказывается в местной тюрьме, затем на поезде его депортируют в Болгарию, дальше Берлин, Франкфурт, Амстердам (описанный весьма желчно), Вена и снова Франкфурт.
Автор никак не объясняет свои путешествия-перемещения, очередная глава может начаться с нового места; сами по себе локации важны для Фаузера, будь то пивная или квартал. Одна из них — франкфуртский сквот, где жили троцкисты, маоисты, а еще рокеры и два анархиста (Гарри и шеф-повар). Если в «Сырье», пронизанном болью, и можно отыскать юмор, то только на страницах, посвященных этой коммуне. Автор, со всей очевидностью симпатизирующий левым идеям, далек от того, чтобы идеализировать их и ходить любым-возвышенным-строем. Даже сквот, замечает он, эти борцы с системой и иерархиями со временем превратили в нечто системное и иерархичное.
«Все они одинаковые — коммунисты, нацисты, родители, Церковь, книжные обзоры, передовицы, колонки от редакции, революционная борьба, Баадер — Майнхоф, капитал, телевидение, „Клуб Вольтер”, пацифизм, герильи, Мао, Троцкий... андеграундная сцена и Германская Охрана. Все они были частью одной и той же идеи, они знали, как все должно быть устроено, они обладали монополией на сознание, любовь, человеческое счастье».
Еще одной важной локацией для автора стал франкфуртский клуб Zoo, в котором он выпускал одноименный журнал. Владельцами-издателями были два ушлых коммерсанта, решивших на волне интереса к андеграунду сделать бизнес. Они хотели любой радикализм опечатать мейнстримом, и если первый номер Гарри таким и сделал, то во втором оторвался по полной: заголовки «Убить полицаев» и «Революция витальна» летали по немыслимой верстке. Гарри, естественно, уволили.
Автор описывает, как работал охранником, упаковщиком багажа в аэропорту, продавцом кухонной техники, как отчаянно любил девушку Сару, помешанную на нью-эйдже, как встречался с юной француженкой-троцкисткой Бернадетт и сбегал от ее страстных объятий в захолустную пивную. О любви Фаузер пишет с еле приметной горечью; он не старается понравиться ни своим спутницам, ни читателю, ни самому себе. Он называет вещи своими именами, не скрывается ни за метафорами, ни за эвфемизмами, ни за стилем.
«Сырье» пропитано литературой, имена самых разных писателей и поэтов вспыхивают постоянно: Достоевский, Фаллада, Ласкер-Шюлер, Лаури, Джойс, Бенн. С польским авангардистом Анатолем Стерном автор якобы был хорошо знаком (что, скорее всего, вымысел), а у Уильяма Берроуза брал интервью в Лондоне. Вот как он остроумно описывает американца: «Его голубые глаза излучали непоколебимую власть верховного судьи, повидавшего коррупцию любого рода, и, даже если все взятки предложить ему сразу, для него этого все равно будет недостаточно».
Главный герой книги находится на обочине жизни, он лишен революционных идеалов, полуанархист, вечный фрилансер, у него нет ни дома, ни семьи, ни денег, ни работы; единственное, что его удерживает от падения в канаву, — это писательство. Первый роман опубликован, но неизвестен, его имя в литературном мире никому ни о чем не говорит, но Гарри вновь и вновь садится за печатную машинку, будто это его персональный Ноев ковчег в окружающем потопе. И все, что с ним происходит, даже ежевечерние посиделки в занюханном баре Schmale Handtuch, где собираются лузеры и неудачники, он воспринимает как сырье, необходимый материал для своей прозы. Гарри сбегает от комфорта, пусть даже иллюзорного, от поцелуев Бернадетт и постоянного заработка туда, где жизнь разломана и неуютна, не определена политической повесткой, но она кажется ему настоящей, а значит, о ней можно писать.
«Я не мог не попасть под влияние таких гедонистов, как Генри Миллер или Керуак — но я вырос в 50-м квартале Франкфурта. Ты можешь честно писать только о том, что изучил и испытал лично...»
Йорг Фаузер
Гарри — Джокер
Фаузер основательно подзабыт даже в Германии, но, кажется, его герой, Гарри Гелб, очень созвучен нашему времени. Сегодня людям нужны не супергерои, а суперсоциопаты. Они могут олицетворять зло (Джокер) или добро (современный Шерлок Холмс), главное — отвергнуть общество и быть им отвергнутым. Безусловно, Гарри не является социопатом, но с обществом в том виде, в котором оно существует, ему не по пути. Он Джокер, лишенный ресентимента, Шерлок Холмс, распутывающий исключительно личные дела.
Мало кому нравится, как устроено современное общество, ни один политический режим, ни одна идеология как будто бы не работают. У Гарри нет рецептов, как можно что-то поменять, их нет ни у кого, кроме политиков-популистов. Мы все сейчас либо андердоги, либо усердные труженики капитализма. При отсутствии намеков на светлое будущее мы можем найти хоть какую-то опору только в одном — в своем призвании. Возможно, как и в случае с Гарри, оно необходимо только нам самим, но разве этого недостаточно?