В истории русской литературы ужасам отводится место весьма скромное — и не потому, что этот жанр изначально был плохо воспринят публикой. Успех «Упыря» Алексея Толстого говорит об обратном, разразившийся вокруг «Бездны» Леонида Андреева скандал тоже показывает, что интереса к «страшным историям» у нашего народа не меньше, чем у любого другого. А если литературу ужасов воспринимать шире, чем принято, то мы найдем и другие жемчужины — «Мрак твоих глаз» Ильи Масодова будет отличным примером.
И все же хоррор в России всегда был исключением из правил, некой «литературной ненормальностью». Сегодня мы видим, что «темная литература» наконец отвоевывает свои позиции — причем делает она это, не просто копируя западные образцы, а с помощью детального переосмысления жанра в контексте русской реальности.
На примере шести книг мы попробуем разобраться, как устроен жанр, зачем вообще читать русский хоррор и что с ним будет дальше.
1. Антология «Самая страшная книга: Лучшее»
Знакомство с современным русским хоррором нужно начинать с антологии «Самая страшная книга». Это ежегодный альманах рассказов, которые отбираются с помощью открытого конкурса. Довольно быстро «Самая страшная книга» сформировала круг авторов, которые регулярно появляются на ее страницах (Александр Подольский, Дмитрий Костюкевич, Александр Матюхин, Владимир Кузнецов, и др.), но каждый год среди опытных писателей появлялись новички. Открытый отбор позволяет попасть на бумагу тем авторам, на которых издательство не стало бы обращать внимание только по причине неизвестности. Он же позволяет закреплять успех тех, кто работает в жанре постоянно.
В качестве примера новичка можно выделить Анатолия Уманского, чей рассказ «Америка» вошел в сборник 2017 года. Сюжет рассказа разворачивается в Русской Америке, во времена, когда Аляска номинально принадлежала нам, но на самом деле — никому, ведь русские первопроходцы так и не освоили ее полностью. Жуткие индейские поверья сталкиваются с православным видением мира, русские воюют с «дикарями», а Вендиго, дух-людоед из мифологии северных индейцев, играет в свою собственную игру, паразитируя на конфликте двух непримиримых сторон. Этот рассказ — исторический хоррор, в коем заметно сильное влияние Элджернона Блэквуда, классика англоязычной литературы ужасов, которого сам Лавкрафт считал своим непосредственным предшественником.
«Навек исчезнув в бездне под Мессиной» Владимира Кузнецова еще один исторический рассказ. Фон истории — Первая мировая война, а герои — солдаты британской армии, которые служат в туннельном взводе. Они пользуются уважением среди других бойцов, ведь они не умирают на переводой, а всего лишь как крысы роют подземные ходы, чтобы заложить взрывчатку под позициями неприятеля. Но их служба от этого не становится легче, особенно в тех случаях, когда по вырытым тоннелям под Мессиной [городок Месен в Бельгии] бродит Нечто, не имеющее к человечеству никакого отношения. Сложно сказать, что в этом рассказе пугает больше — чувство обреченности перед кошмаром, скрытом в тени подземного хода, или все же война, которая сковывает каждого солдата в свои стальные тиски. Обратная связь по типу читательского отбора очень важна для писателей ужасов в России — этим они отличаются от авторов других жанров. Уже на старте они формируют свою собственную аудиторию, свои собственные премии, свое собственное понимание репутации и качества материала. Жанр, который так долго не признавался «именитыми литераторами», «профессиональными критиками», всевозможными издателями и редакторами благодаря этой независимости наконец приобретает уважение — даже классические премии все больше обращают внимание на писателей ужасов.
2. Владислав Женевский, сборник рассказов «Запах»
Владислав Женевский покинул нас 4 ноября 2015 года, оставив после себя удивительно странную книгу, которая называется «Запах». Проза у Женевского «тягучая и склизкая» — нужен определенный настрой, чтобы держать в голове все смыслы, который автор вкладывает в рассказ. Его монстры — это монстры, которых сложно описать простыми словами. Можно ли себе представить чудовище, что засело внутри главной героини из рассказа «Бог Тошноты»? Только мазками, потому что оно и не требует представления. Даже намеки Женевского способны вызвать неприятное чувство в горле, позывы к рвоте. Из тела главной героине вырывается тошнота, предстающая в облике существа с собственным сознанием, а также привязанностью к телу-носителю — обмякшее тело остается позади, а тошнота меж тем ищет себе нового хозяина. Заглавный рассказ «Запах», который находится на стыке хоррора и детектива, содержит на своих страницах не менее отвратительного и вместе с тем невообразимого монстра:
«За высокой деревянной перегородкой копошилась бледная масса плоти. Существо не имело четких очертаний и более всего походило на огромный кусок теста, обсыпанный сором. Сор этот, однако, влажно блестел, шевелился и помаргивал. Пухлые губы, без всякого порядка разбросанные на коже; соски, шипы, роговые наросты; отверстия, источающие слизь. Десятки глаз — по большей части человеческих, но попадались и звериные. Женские органы — розовеющие, бесстыдно набухшие. Местами выпирали белесые подобия веток и сучков, которые прежде могли быть костями. Тут и там колыхались щупальца с круглыми присосками».
Но проходить через метафоры и образность Женевского достаточно легко: писатель опирается на них там, где это нужно, чтобы усилить эмоциональный эффект. В остальном — мы имеем дело с просто хорошим жанровым автором.
3. Антология «13 маньяков»
Суть проста: 13 авторов, 13 историй, а также тема, которая объединяет все истории в единое смысловое пространство. Это не единственный сборник: есть истории о ведьмах, есть о монстрах. Эта о маньяках. Здесь насилие сопровождает каждую историю. Казалось бы, зачем вообще об этом писать? Но представьте себе, что в литературе хоррор является фронтиром для свободы слова — благодаря таким жанрам, как сплаттерпанк, где поднимаются наиболее радикальные и жесткие темы даже по рамкам современного хоррора (изнасилования, педофилия, некрофилия, пытки, ампутирование и пр.), границы дискуссии расширяются, и от этого выигрывает, конечно же, не только литературное сообщество, но и общество в целом.
Неверно воспринимать хоррор исключительно как жанр с мистическими сюжетами или неведомыми монстрами. Каждый имеет доступ к потоку жутких новостей и статистики ужасающего насилия, которые говорят только одно: самое страшное чудовище — это человек. И действительно, кого вы боитесь больше, когда идете домой по темной улице? Вампира, который может напасть на вас в облике летучей мыши, или темную фигуру обычного человека, который уже сейчас шагает за вами слегка быстрее, чем вы того ожидаете? «Слишком много насилия, крови, жестокости...» — пишет часть читателей «13 маньяков», когда другая часть восхищается тем, что сборник оказался предельно реалистичным.
Возьмем «Благословенную тишину» Михаила Парфенова. Мы читаем дневник мужчины, который решает постичь крайнюю форму удовольствия через убийство собственной семьи. Следуя своей извращенной логике, маньяк убежден, что истинное счастье можно испытать только после опыта истинного горя. Записи в дневнике злодея свидетельствуют не только о чудовищном преступлении, которое подготавливалось так хладнокровно, будто речь шла о переезде в другую квартиру, а не о двойном убийстве, но и о внутренней борьбе героя — борьбе между Человеком и Зверем. Страшно наблюдать, как рыдающий в углу комнаты мужчина «берет себя в руки» для того, чтобы содрать кожу с собственного ребенка. Страшно наблюдать, что мысли о том, что «это надо прекратить», нередко появлялись в голове злодея, но, как и в случаях аналогичных реальных убийств, дело шло вперед мысли, и в конце всех ожидала «благословенная тишина».
4. Виктор Глебов, роман «Фаталист»
Роман представляет собой постмодернистский эксперимент, который базируется на произведениях русской классической литературы. Принята книга незаслуженно холодно: скорее всего, по причине консервативности читателей массовой литературы в России. Пока «Гордость и предубеждение и зомби» Сета Грэма-Смита становится бестселлером в США, роман Глебова довольствуется слабыми продажами, но это все равно большой шаг вперед для жанра. «Фаталист» показывает, что хоррор-писатели могут не только идти по протоптанным дорожкам, но еще и вносить в жанр новшества.
«Фаталист» понравится как любителям бодрого триллера, так и мистического детектива. Главный герой «Фаталиста» — Печорин. В романе Глебова он является сыщиком, причем сыщиком брутальным: превосходно стреляет, хорош в рукопашном бою. Он расследует дело, которое ему поручает градоначальник Пятигорска. Курортный городок подвергся нападению потусторонних сил. По всему Пятигорску происходят убийства женщин — зверские и необычные. Только потом в сюжете появляются восставшие мертвецы и демоны, которые являются скорее острой приправой для детективной линии, нежели чем-то определяющим. Брутальные и жесткие сцены граничат со стилизацией текста под старину. И почти все персонажи здесь — герои разных произведений Лермонтова.
5. Михаил Парфенов, сборник рассказов «Зона Ужасов».
На сегодняшний день Михаила Парфенова вполне можно назвать главным лоббистом хоррора в мире русского книгоиздания. Он не только плодовитый писатель, но еще и издатель вебзина «Darker», создатель проекта Horrorzone. В его первом авторском сборнике 16 рассказов. Хоррор Парфенова может быть не только пугающим, но и остроумным. В рассказе «Ампутация» Парфенов демонстрирует нечто назидательное и ироничное: искатель вечной жизни попался на удочку Дьявола и продал ему душу, не понимая, что даже душа может вызвать фантомные боли, как и любая другая конечность при ее отсутствии. В «Снежках» мы видим жуткий постапокалипсис, причем не с позиции героя с дробовиком, а с позиции ребенка, который не понимает, почему его странно болезненная бабуля не выпускает его из дома.
В рассказе «Мост» писатель обыгрывает народный скандинавский сюжет «тролль под мостом», но только делает это в мрачных тонах российской действительности. По сюжету главный герой возвращается к давно разрушенному мосту, где пропала его малолетняя сестра — пропала при странных обстоятельствах, пропала у того самого желоба, где еще 20 лет назад герой рассказывал сказки о тролле, которого сам и выдумал. Тролля обязательно нужно вовремя кормить, иначе он разозлится и съест маленькую девочку. Вот только тролля там не было, а девочка все равно пропала; остались лишь изорванное платье в следах крови на дне желоба да удушающее чувство вины уже повзрослевшего брата.
6. Дмитрий Тихонов, сборник рассказов «Чертовы пальцы»
«Чертовы пальцы» — сборник разнородный, под одной обложкой собраны как мифические создания, чьи когтистые лапы тянутся к нашему горлу, так и рассказы, где в роли монстра выступает сам человек. Ряженого из одноименного рассказа наверняка можно отнести к одному из самых интересных монстров сборника — не удивительно, что именно этот персонаж украсил обложку. По селу идет беснующаяся свора ряженых, они выглядят жутко: тулупы наружу мехом, на головах маски животных и чертей, кривляния и шутовские бои на потеху публике. Правда в определенный момент веселье оборачивается ужасом — убийством ребенка, которое происходит прямо на глазах главного героя.
«Чуть в стороне, между кустов жимолости, на потемневшем снегу лежал, раскинув руки, Афонька, а над ним нависала огромная фигура в тулупе, вывернутом мехом наружу. С длинных когтистых пальцев падали черные в лунном свете капли. Падали и прожигали снег. Задранная кверху рогатая маска козла бессмысленно пялилась в сияющее звездами небо. А от того, что было под маской, уже готовый вырваться крик застрял у Глеба в горле».
Тихонову особо хорошо удается «народный хоррор», который ценен не столько реалистичностью, сколько атмосферой, а также отсылками к народной культуре. Сюда же можно отнести рассказ «Гарь» — про православных экзорцистов. А вот «Костоправы» — текст совершенно иного рода. Здесь разворачивается история психопата с раздвоением личности, который мыслит как гопник, а живет как бандит из 1990-х. Но даже психопат с раздвоением личности может попасть в передрягу, в место, где из его тела так и норовят сделать фарш. Сопереживать бандитам сложно, вряд ли читатель может ассоциировать себя с героем — зато есть возможность окунуться в цирк уродцев, который, словно уроборос, мечтает пожрать сам себя.
