1. Вышло несколько текстов по итогам премии «НОС». На сайте «Сноба» Сергей Сдобнов пересказывает дебаты и делает несколько выводов. О победителе: «Книга Стесина идеально подходит для года, когда каждая новость прежде всего о поиске человечности в любом событии и себе самом». О самой премии, неожиданно: «...в жюри в этом году собрали умных и интересных людей, которым нечего делить, поэтому шоу не получается. <...> В 2020 году НОС устал. Сложно что-то прогнозировать в нашей стране, но премия НОС могла бы еще дальше опережать другие литературные премии: менять жюри каждый год, продумывать дебаты, чтобы их было интересно смотреть, в целом не забывать читателя».
На «Кольте» Елена Рыбакова хвалит короткий список премии («никакое финальное решение не было бы провальным: любой из восьми финалистов заслуживает быть прочитанным, обсужденным, оцененным в перекрестном свете новой эстетики и новой социальности и возвращенным читателю с пометой „качество подтверждено НОСом”»), но результатом недовольна: по ее мнению, лучшим решением было бы лауреатство Александра Долинина или Николая Кононова, чье соперничество «замаскировано под триумф Стесина».
О книгах лауреата меж тем вышло несколько новых, вполне апологетических отзывов. В Bookmate Journal о «Нью-йоркском обходе» пишет Алексей Поляринов: «Сам по себе „Нью-йоркский обход”, как ни странно, похож скорее на роуд-муви или дневник антрополога, чем на записки врача. <...> Стесин... привык к постоянному движению и умудрился за годы практики не растерять в себе способность искренне интересоваться людьми, их культурой, кухней и религией». А на «Медузе» Галина Юзефович рецензирует новую — и, на мой взгляд, более значительную — «Африканскую книгу» Стесина. Контрапунктом к опыту врача тут служит порицаемый и в то же время неодолимый опыт туриста; оба типа познания раскрывают самого автора/героя и его попытки понять другую культуру. «Африканскую книгу», по Юзефович, отличает «постоянная напряженная и совестливая рефлексия, безоценочное уважение к чуждому, искреннее удивление новому — и в то же время намеренный, через усилие отказ от экзотизации увиденного, осознанная и бесстрашная доверчивость».
Наконец, в Фейсбуке Ильи Кукулина появилась его совместная с Марией Майофис статья «Блуждающие звезды». Здесь речь тоже заходит о том, что понять другого — значит признать свою с ним разность, отказаться от заранее заданных параметров понимания:
«...характерная черта Стесина как „полевого” писателя-антрополога заключается в том, что в его путешествиях по городу и по миру, а потом и в его прозе все предзаданные культурные матрицы оказываются на поверку несостоятельными. Один из постоянных мотивов обеих книг — невозможность составить представление о другой культуре по ее отдельным представителям, ибо не бывает никого „типичного”. Невозможно адекватно судить о другой стране, будь то Индия или Гана, даже по „этническому” госпиталю, где большинство врачей и пациентов вроде бы принадлежат к одной культуре. Очерки Стесина о работе врача в разных этнических анклавах Нью-Йорка или в разных странах Африки — это непрерывная герменевтика другой культуры, при которой истолкователь, как и полагается в герменевтике, должен все время думать, как ему измениться самому — „навстречу” тем, кого он пытается понять».
2. На «Арзамасе» появился новый курс «Как читать любимые книги по-новому»: филологи говорят о каноне подростковой литературы, книгах, перешедших из «взрослого» царства в «детское» и до сих пор формирующих литературный вкус. «Три мушкетера» и «Записки о Шерлоке Холмсе», «Остров сокровищ» и «Джейн Эйр»; за сенсационную литературу позапрошлого столетия отвечают «Парижские тайны» Эжена Сю, несколько выбивающиеся из общей картины.
Вот, например, Вера Мильчина рассказывает о «Графе Монте-Кристо»: она раскапывает два первоисточника романного сюжета и вспоминает реальные случаи из французской криминальной хроники, показывающие, что выдумки Дюма не так уж невероятны. А вот Юлия Вымятнина препарирует «Одиссею капитана Блада» Рафаэля Сабатини. Сам роман кажется ей довольно скучным (признаюсь, что и мне тоже), но «с точки зрения пиратского материала» он «дает богатейшую и интереснейшую палитру различных вещей». У Вымятниной получается экскурс в историю европейского пиратства, в том числе официально санкционированного: мы узнаем о порядках на пиратском корабле и о пунктах пиратского контракта — где был, например, такой пункт: «Ни одному ребенку или женщине не дозволяется находиться на борту. И должен быть казнен тот, кто приведет переодетую женщину на борт».
К курсу прилагается несколько совсем уж развлекательных материалов: нужно отличить книгу от экранизации (и это не так уж просто), выбрать себе патронессу из сестер Бронте и, наконец, решиться и признаться миру, какую общеизвестную книгу вы не читали.
3. Вышел январский номер «Знамени». Центральная поэтическая публикация — новые стихи Михаила Айзенберга:
Всё переводят на нужное расписание
медленный шум, стихающий с лёгким звоном,
медленный свет, не знающий угасания
и остающийся шёлковым на зелёном.
Прячет себя, как виноград улиток,
медленный дождь, стекающий по бороздкам.
Время пройдёт; свет переплавят в слиток,
и тишина уши залепит воском.
Здесь же — стихи Олега Чухонцева («морок и мрак, а рядом лики и лица / что им скажу в последний быть может час») и Марины Мурсаловой, особенно запоминается последнее стихотворение, «Словесность будущего»:
читать на смартфоне прозу немыслимо неудобно
поэзия победит в естественном отборе
словесность будущего должна умещаться в ладони
и это органично гораздо органичней
чем книга размером с кожу телёнка
В прозаической части — автобиографический роман Натальи Громовой «Насквозь», рассказы Олеси Николаевой, Вечеслава Казакевича и Виктора Есипова. В преддверии пастернаковского юбилея — статьи Сергея Чупринина (о «Докторе Живаго») и Григория Кружкова (о «Вакханалии»). Немного обескураживающая публикация — статья Сергея Кормилова, объясняющая одно место в «Ивановом детстве» Андрея Тарковского: оно, оказывается, восходит к неприличному школьному анекдоту.
4. Издательство Common Place объявило краудфандинг десяти следующих книг: среди них — большая работа Петра Рябова об истории русского анархизма, переиздания биографии Аполлона Григорьева и феминистского самиздатского альманаха «Женщина и Россия» 1979 года. Хорошее, в общем, дело.
5. «Греза» публикует два новых стихотворения Никиты Сунгатова: оба объединены вживанием в чужой модус говорения, подражанием, не без любовной фиги в кармане, конкретному великому поэту (Ходасевичу) или поэтическому жанру: детским стихам, которым положена дидактика и разъяснительная миссия.
синхронии не существует, ошибался старик соссюр,
никогда не встретит поребрик свой французский собрат бордюр,
и не встретятся, невозможно, жак руссо и наполеон,
мы живем в языке, то есть в ложном искривлении всех времён
мы событие называем тем, что было у наших мам,
а потом в словах исчезаем. нет доверия этим словам!
что случилось, когда в романе льва толстого явился он?
князь андрей был смертельно ранен, и язык превратился в сон
Отличные стихи совершенно.
6. И еще одна поэтическая публикация: очередной тройной автокомментарий в «Афише». О своих стихах рассказывают Андрей Сен-Сеньков, Лида Юсупова и Герман Лукомников. Вот что говорит Юсупова об одном из своих «Приговоров»:
«Это история, рассказанная убийцей. Суд поверил, хотя история совершенно невероятная: 25-летний пьяный парень заводит девушку в лес, потом находят ее одежду, раскиданной по всему лесу, находят ее мертвой, а он говорит, что она сама хотела секса, а он не хотел, и поэтому она стала оскорблять его ребенка и жену, и за это он ее убил. И суд еще и осуждает ее за плохое поведение, когда она уже убитая и, возможно, изнасилованная. Ее выставляют такой плохой девочкой, а он несчастный мальчик, которого они могут понять и которому могут посочувствовать».
Сами стихотворения публикуются здесь же.
7. На «Радио Свобода»*СМИ признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией Михаил Шишкин рассказывает Светлане Конеген о своих новых книгах и планах. Писатель объясняет, почему свою личную энциклопедию русской культуры — «Мертвые души, живые носы» — издал в виде электронной книги, текста, записанного на флэшке. Дело не только в конфликте с издателем, но и в возможности создать интерактивное произведение с подключением разных медиа: это лучше объяснит немецкому читателю русские реалии — хотя бы песню «Мишка, Мишка, где твоя улыбка». Или позволит взглянуть на конкретное здание. «Вряд ли в какой-либо энциклопедии автор может себе позволить указать окно своего дома. Но для такой книги это важно», — говорит Шишкин.Много, как обычно, о политике: «В моих романах никогда не будет ни Путина, ни кого-то еще из ему подобных, потому что литература, музыка — это слишком большие пушки, чтобы из них стрелять по сегодняшним диктаторам. Ведь кто через 20–30 лет вспомнит Путина?» Тем не менее Путин, созданный им режим, преступления этого режима — это основные мотивы последней части интервью, а в нынешнем бытии России Шишкин обвиняет в том числе и Запад, который не смог научить постгорбачевскую страну демократии: «Но что они показали? Что западная демократия существует по одному неписаному закону — когда начинаются большие деньги, правовое государство заканчивается».
8. На «Снобе» выбирают лучший нон-фикшн десятилетия — преимущественно иноязычный, самого разного свойства: воспоминания матери стрелка-колумбайнера, функционирование электричества в человеческом теле, биография Сенеки, статистическое литературоведение Бена Блатта, влияние порнографии на мозг; русскоязычного, впрочем, тоже много: Алексей Юрчак, Алексей Иванов, Анна Старобинец, Солдатов и Бороган, Архипова и Кирзюк. На «Полке» тем временем появился свой небольшой список — здесь только российский гуманитарный нон-фикшн 2010-х; есть, например, книга Андрея Зализняка о любительской лингвистике, «Форпост» Ольги Алленовой и двухтомник Михаила Трофименкова «Красный нуар Голливуда».
9. На «Годе литературы» Василий Владимирский пишет об американском фантасте Роберте Сильверберге, которому на днях исполнилось 85 лет. Вундеркиндское детство и первые рассказы — с ними писатель успел поучаствовать в расцвете журнальной фантастики в США («Сильверберг, Фредерик Пол и Роберт Хайнлайн в письмах и воспоминаниях предполагают, что таким образом американская мафия отмывала свои доходы»); прекрасное гуманитарное образование и невзыскательная литературная поденщина ради денег, в любви к которым Сильверберг охотно признавался: софт-порно с политическим оттенком, научпоп о затерянных цивилизациях и даже биография Сократа. Наконец, перерождение в 1960-х («совсем другой Сильверберг, разительно не похожий на автора треша пятидесятых: остроумный, изобретательный писатель первого ряда с безупречно отточенным стилем») и несколько решительных уходов из литературы — всякий раз герой статьи возвращался спустя несколько лет с большой идеей, приносившей новую славу, а главным его трудом стал цикл книг о планете Маджипур.
10. Пакистанский писатель Мохаммед Ханиф, автор написанного по-английски романа «Дело о взрывающихся манго», не раз шутил, что власти его страны до сих пор не явились по его душу, потому что до них до сих пор не дошел юмор. 12 лет спустя роман перевели на урду, и юмор сразу дошел: в издательство «Мактаба-э-Даниял» вломились агенты спецслужб, конфисковали 250 экземпляров романа и потребовали рассказать, в каких книжных магазинах он продается. Сюжет романа изложен здесь — речь там идет о реальной авиакатастрофе, в которой в 1988 году погиб президент Пакистана генерал Зия-уль-Хак; вероятнее всего, это был теракт. Генерал у Ханифа изображен похотливым и одновременно набожным параноиком, а убить его хочет рассказчик по имени Али, ленивый и ироничный гей, мстящий за своего отца.
После налета на издательство Ханиф говорит, что чувствует «тревогу, злость и прежде всего беспомощность»; пакистанский представитель Amnesty International заявляет, что произошедшее свидетельствует, насколько уменьшилось пространство свободы в Пакистане. Впрочем, добавляет Ханиф, могло быть хуже: писатель и издатель могли бы просто «исчезнуть». Возможно, роль сыграло то, что Ханиф, в прошлом служивший в пакистанской армии, — кавалер высокой государственной награды «Звезда отличия».
11. В Slate — удивительная история о том, как одна сотрудница Нью-Йоркской публичной библиотеки воевала с одной из самых известных детских книг в мире — «Goodnight Moon» Маргарет Уайз Браун. C 1947-го (года публикации) по 1972-й эту книгу в NYPL просто не брали — и все потому, что история о комнате, в которой засыпает зайчик, страшно не нравилась заведующей детским сектором Энн Кэрролл Мур. Она работала в библиотеке с 1906 года — в то время сама идея специального раздела для детей была в новинку, — и быстро сделалась, как сейчас говорят, инфлюенсером, или, как говорили чуть раньше, трендсеттером. «Многие ее изобретения выглядят очень современно. Она устраивала для детей выступления с чтением сказок, она предлагала всем детям, которые могут написать свое имя, взять в библиотеке книгу». Мур брала на работу людей из разных районов, с разным социальным положением; она отправляла их пропагандировать чтение среди детей иммигрантов. А еще она была законодательницей моды: библиотеки США равнялись на NYPL; «если она что-то не покупала, они следовали примеру». Говорят, что у нее была сделанная на заказ резиновая печать «ЭКСПЕРТ НЕ РЕКОМЕНДУЕТ», и она не стеснялась ею пользоваться.
Несмотря на всю свою прогрессивность, Мур считала, что детям надо рассказывать невинные сказки; идеалом для нее была Беатрис Поттер. Еще она полагала, что детей надо поднимать до уровня взрослых, а не пытаться говорить на понятном им языке. Не подсюсюкиваться, в общем. И вот «Goodnight Moon» (в русском переводе Марины Бородицкой эта книга называется «Баю-баюшки, Луна») казалась Мур образцом такого сюсюканья. Другой книгой, которую она терпеть не могла, был «Стюарт Литтл».
Браун, в свою очередь, очень хотела, чтобы ее книга нравилась библиотекарям. Она даже не стала рисовать корове, прыгающей выше луны, вымя — чтобы не травмировать «столь важных дам». Мур была непреклонна — и, возможно, из-за нее к «Goodnight Moon» не сразу пришел коммерческий успех: «к 1951 году продажи настолько упали, что издатель подумывал прекратить допечатки». Но с развитием книготорговых сетей дело пошло на лад, книга продавалась стотысячными тиражами — и в 1972 году, через 25 лет после оригинального издания, Нью-Йоркская публичная библиотека сдалась. Энн Кэрролл Мур к тому времени уже 11 лет не было на свете. Но статистику «Луне» она испортила: книга до сих пор не входит в топ-10 самых спрашиваемых.
12. В индийской газете The Hindu — отчет Анусуа Мукерджи о прошедшем в горном городе Похара Непальском книжном фестивале. Организаторы надеются, что фестиваль станет «нейтральной площадкой, на которой авторы из Южной Азии смогут обсуждать вещи, запрещенные к обсуждению у них дома». Мукерджи отмечает, что посетители фестиваля — в основном люди очень юные, буквально «мальчики и девочки»; молод и его директор Аджит Барал, возглавляющий НКФ с самого основания в 2011 году.
Упор здесь делается на переводы, в этом году фестиваль стал партнером крупной премии для южноазиатских писателей; церемонию вручения посетил премьер-министр Непала. Здесь до сих пор не без ностальгии вспоминают советское издательство «Прогресс», которое переводило классические книги с бенгальского, малаялам и сингальского на русский и, наоборот, русскую классику на местные языки; старшее поколение непальских читателей хорошо знакомо с Тургеневым и Горьким. Ностальгия стала одной из главных тем для обсуждения на фестивале — и была противопоставлена памяти. Если ностальгия, «тоска по тому, чего не было», приводит к печальным политическим последствиям, от Брекзита до внедрения Национального реестра граждан в Индии, то память пытается «соединить действительно бывшее» и выработать объективный взгляд на прошлое. Ну а помогать этому в эпоху популизма должна литература.