1980-е: предыстория
Фантастика в советское время в основном проходила по ведомству литературы для среднего и старшего школьного возраста. Были, конечно, взрослые издательства, которые занимались фантастикой (например, издательство «Мир», которое выпускало переводные книги), но, скажем, в знаменитой серии «рамочка» она маркировалась исключительно как литература для подростков. Фантастику выпускали издательства, которые прицельно занимались литературой для детей и юношества, например, «Молодая гвардия», «Детгиз» и так далее. Именно поэтому у фантастики как жанра были свои специфические ограничения: никакого секса и насилия, грубостей и подобных шокирующих вещей. Кое-что допускалось в переводной, западной фантастике, которая как бы «обличала» буржуазный строй, да и то очень аккуратно.
Но к концу советской эпохи все существенно изменилось. Дело в том, что культовые зарубежные тексты, формирующие фантастический канон на Западе, в советское время не выходили. По самым разным причинам — в частности по той, о которой я сейчас говорила. К тому же в СССР было под негласным запретом фэнтези — как литература квазирелигиозная, допускающая «чудо».
В то же время в семидесятые-восьмидесятые в СССР активно действовали клубы любителей фантастики — КЛФ, где люди собирались, читали и обсуждали фантастику. Они были под эгидой ВЛКСМ, естественно, курировались КГБ, и, что так же естественно, были рассадником самиздата, в том числе самиздата переводного. Именно там были сделаны первые любительские переводы культовых западных текстов. Как результат, к концу восьмидесятых накопилось довольно много неизданных переводов, на которые был запрос, а цензура заметно ослабела, появились первые коммерческие издательства и т.д. Вал запрещенных прежде текстов обрушился на неподготовленного читателя.
Именно тогда он получил доступ к таким книгам, как «Чужак в чужой земле» Р. Хайнлайна, как «Дюна» Ф. Херберта. Но самое главное — мы получили «Властелина колец» Толкина. Первая часть трилогии на самом деле в очень укороченном виде вышла еще в 1982-м, опять же в издательстве «Детская литература» в несколько вольном, но прекрасном переводе Муравьева и Кистяковского. Все ждали, когда же будет продолжение, но его так и не случилось. По одной из версий, потому, что в какой-то из своих политических речей Рейган обозвал Советский Союз «Мордором». И власти на это настолько обиделись, что полностью закрыли публикацию второй и третьей частей, которые уже были готовы к выходу.
Все ждали, когда же будет продолжение, но его так и не случилось. По одной из версий, потому, что в какой-то из своих политических речей Рейган обозвал Советский Союз „Мордором”
Полного Толкина мы получили только к концу восьмидесятых, причем вышло сразу несколько переводов в разных издательствах. И учитывая тот факт, что фэнтези в Советском Союзе как такового не существовало (вместо него была литературная сказка), закономерно, что у народа, прочитавшего «Властелина колец», несколько поехала крыша. Мы, будучи совершенно к тому не подготовлены историей литературы, получили другой мир, абсолютно выдуманный, сложно структурированный, со своей иерархией и со своими расами, и он был как-то правильней устроен: неудивительно, что люди уходили в эльфы, в хоббиты, ну а кто поотвязанней — в гномы и орки. И начались ролевые игры. Первая игра всероссийского масштаба — Хоббитские игрища — прошла в 1990-м году. А за ней последовали многие другие.
Одновременно с «Властелином колец» на русском вышли и другие культовые книги: «Мечтают ли андроиды об электроовцах» и «Человек в высоком замке» Филипа Дика, «Пятница» и «Чужак в чужой земле» Р. Хайнлайна, «Левая рука тьмы» Урсулы ле Гуин, артуриана — от Мэри Стюарт до Теренса Уайта. Выяснилось, что фантастика — это не совсем для детей. Но самым главным все равно был Толкин. Естественно, издателям показалось, что они напали на золотую жилу.
И наконец в 1990 году в журнале «Химия и жизнь» выходит «Затворник и шестипалый» Пелевина.
1990-е: эпоха дикого капитализма
В 1990—1991 годах отменяется цензура и начинается то, что теперь называют диким капитализмом. Сразу появилось огромное количество маленьких издательств, а привычные нам теперь монстры либо не существовали, либо не были так заметны. Книгоиздание становится сверхприбыльным делом. Поскольку до этого был сильный книжный голод, а книги были сверхдефицитным товаром, как это ни дико звучит сейчас, в начале девяностых на тиражах можно было заработать сразу огромные деньги. Издательства появлялись и исчезали, как мыльные пузыри. Сначала в дело шли те самые фэновские переводы из восьмидесятых, часто очень хорошие, потом, когда они кончились, пошли в дело новые — плохие переводы — сделанные буквально в считаные дни. Начинается переводческий и издательский бум, причем бум этот касается в основном западной литературы. Сначала сходу печатается вся классика — от Гамильтона до Андрэ Нортон, и многое из тогда опубликованного было (да и сейчас считается) трэшаком. В первую очередь, разумеется, напечатали сливки, потом худшее из лучшего, потом лучшее из худшего, потом пошли подбирать остатки. Поначалу издательства привлекали переводчиков профессиональных, но те работали слишком медленно, потому вскоре привлекли переводчиков непрофессиональных. В результате опять то же самое — на неподготовленного читателя обрушился огромный вал плохой литературы. Он, не понимая, что попадает к нему в руки, читал, полагая, что это если не что-то хорошее, то в всяком случае приемлемое; а из таких читателей и получались будущие писатели. Тогда же начинают формироваться издательства, которые занимаются исключительно фантастикой: «Северо-Запад» (Санкт-Петербург), «Фата Моргана» (Нижний Новгород). Причем публиковали в основном фэнтези, которого в советское время не было совсем, а потому оно пользовалось огромным спросом; соответственно, издатель разворачивался в сторону фэнтези, а поскольку большая часть популярного фэнтези — это эпопеи, то издатель полагал, что ему нужны толстые книги.
Именно тогда стала выходить и та литература, которую мы сейчас называем «фанфиками» — в частности, русскоязычные интерпретации Толкина. Первый такой фанфик — «Кольцо тьмы» Ника Перумова (в 1993 году) — эпопея, по толщине примерно сопоставимая с толкиновской. Это легитимизировало, открыло дорогу огромному околотолкиновскому пласту литературы. Вышли культовая «Черная книга Арды» (такая библия от Мелькора) и многое, многое другое, и наконец, ближе к концу девяностых, московский палеонтолог Кирилл Еськов выпускает книгу «Последний кольценосец», закрывая тем самым тему фанфиков по Толкину. Этот криптоисторический роман реконструирует «настоящую» историю Средиземья, где автор опирается на тезис «историю пишут победители»: раз эльфы и северяне «завалили» Мордор, то совершенно логично, что в их исторических реконструкциях Мордор — плохой, а победители — хорошие. На самом же деле, пишет Еськов, все было совершенно не так. Мордор был первой технологической цивилизацией Средиземья, которую архаичный Север и нелюди-эльфы взяли и разгромили. После этого фанфики по Толкину продолжают появляться, но, пожалуй, никакого значения уже не имеют.
Этот криптоисторический роман реконструирует „настоящую” историю Средиземья, где автор опирается на тезис „историю пишут победители”: раз эльфы и северяне „завалили” Мордор, то совершенно логично, что в их исторических реконструкциях Мордор — плохой, а победители — хорошие
Наконец выходит первое отечественное фэнтези — «Волкодав» Марии Семеновой. Как бы ни относились к нему взыскательные критики, это был огромный прорыв. Именно после «Волкодава» стало понятно, что славянское фэнтези как таковое вообще возможно. Книга вышла в 1995 году, произвела фурор, имя Марии Семеновой стало знаковым, а сам текст — базовым, на его основе создавались впоследствии многие другие.
Именно начиная с 1990-го, стали во множестве появляться самые разные журналы, в частности в Минске выходит первый фантастический журнал — Фантакрим-МЕГА, но в силу чисто финансовых причин все они довольно быстро сходят на нет. Тем не менее, уже в 1991 году происходят два знаковых события: одно из них закрывает целый период, другое открывает его.
13 октября умирает Аркадий Натанович Стругацкий — смерть, которая совпала с концом эпохи советской фантастики. И в том же 1991 году выходит в свет журнал «Если», позиционирующий себя как издание, целиком посвященное научной фантастике. Дальше с ним происходили очень интересные трансформации, но в целом он так и остался самым влиятельным изданием в истории постсоветской фантастики. Главным редактором этого журнала был Александр Шалганов — журналист, настоящий фанат фантастической литературы. Изначально журнал специализировался на переводной западной фантастике, что очень показательно; своей хорошей фантастики у нас как бы нет. Но уже в 1994 году в «Если» впервые опубликовано произведение отечественного автора. С тех пор рассказы русских фантастов начинают появляться все чаще, а в конце 90-х выходит первый номер «Если», полностью состоящий из произведений русских авторов.
За это десятилетие (отчасти благодаря журналу «Если», а отчасти благодаря литературному кружку Бориса Стругацкого, который он бессменно вел в Питере практически до самой смерти) сформировалось новое поколение писателей, их так и назвали — «новая волна». Многие сложились как литераторы еще до распада Союза, но при Союзе публиковались мало, если публиковались вообще:они тогда были, скажем так, не в тренде.
В основном это украинские фантасты, пишущие на русском (Борис Штерн, Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, Андрей Валентинов, Марина и Сергей Дяченко), и питерские авторы из «стругацкого гнезда» (Вячеслав Рыбаков, Святослав Логинов, Андрей Столяров и др.), но не только. Надо сказать, после развала Союза они столкнулись с новой неожиданной трудностью — маркетингом; по мнению издателей, спросом пользовалась исключительно западная фантастика. Некоторые яркие авторы вынуждены были взять псевдонимы. Один из самых известных примеров — фантаст Генри Лайон Олди, на самом деле это харьковские фантасты Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, и поскольку они стали известны под этим именем, они и до сих пор публикуются под ним, хотя сейчас западные псевдонимы уже не в тренде, скажем так. Впрочем, их читатели отлично знают кто есть кто. Роман питерского автора Елены Хаецкой «Меч и радуга» вышел под псевдонимом Маделайн Симонс, и покупатели книги издательства «Северо-Запад» были уверены, что имеют дело с качественной переводной фантастикой, хотя и замечали неладное — слишком часто проскакивали аллюзии на отечественные тексты. Это, можно сказать, хрестоматийные примеры.
Надо сказать, после развала Союза они столкнулись с новой неожиданной трудностью — маркетологией; по мнению издателей, спросом пользовалась исключительно западная фантастика. Некоторые яркие авторы вынуждены были взять псевдонимы
Приблизительно в то же время было запущено несколько масштабных полуанонимных книжных проектов, в частности тот, что был посвящен приключениям Конана-варвара; там подрабатывали топовые на тот момент авторы, но опять же под западными псевдонимами, те же Ник Перумов, Елена Хаецкая, но в общем и целом все прекрасно понимали, чем именно занимаются, недаром в фэндоме проект получил презрительное прозвание «конина» — хотя то, что в нем делала там Хаецкая, мне до сих пор нравится. И наконец именно тогда увидели свет штучные тексты российских писателей, радикально отличавшиеся по формату от принятого в советские времена: они были «взрослые», без скидок на «детей и юношество». Волгоградцы Евгений и Любовь Лукины (они начали писать еще в середине восьмидесятых, но известны стали уже в постсоветское время) в конце восьмидесятых выпустили повесть «Вторжение», наделавшую много шума в сообществе любителей фантастики; красноярский врач Андрей Лазарчук пишет странный и жесткий цикл романов «Опоздавшие к лету» (1994); красноярский же филолог Михаил Успенский — постмодернистский роман «Там, где нас нет» (1995 год). А в 1997 году А. Лазарчук и М. Успенский в соавторстве выпускают роман «Посмотри в глаза чудовищ»: это культурологическая игра, в которой подразумевалось, что Николай Гумилев выжил, стал адептом некоего тайного общества, суперменом, спасающим Землю; чуть ли не первый отечественный криптоисторический роман, да еще со множеством, как теперь говорят, «пасхалок» и скрытых цитат. Пример с книгой Лазарчука и Успенского очень характерный: что бы ни делалось в отечественной фантастике в девяностые — все было впервые.
А в 1997 году А. Лазарчук и М. Успенский в соавторстве выпускают роман „Посмотри в глаза чудовищ”: это культурологическая игра, в которой подразумевалось, что Николай Гумилев выжил, стал адептом некоего тайного общества, суперменом, спасающим Землю...
Все, что писали новые фантасты, было востребовано. Все выходило огромными тиражами. Можно сказать — это был хоть и очень короткий, но золотой век отечественной фантастики. А закончился он быстро и резко — с дефолтом и общим крахом 1998 года.
Кадр из кинофильма «Волкодав из рода Серых Псов» (режиссер Николай Лебедев, 2006 год)
2000-е: игра по правилам
Время безответственной вольницы закончилось, и все издательские мыльные пузыри сами собой пропали: Россия подписала конвенцию об авторских правах, вошла в русло легитимного издательского процесса, и вдруг стало понятно, что издательское дело не такое уж и прибыльное. Но какие-то процессы происходили, конечно. В частности, стало видно, что фантастическая литература как отрасль разделилась на два отдельных потока. Первый поток, начало которому положила пресловутая «конина», — проекты. В первую речь идет об «S.T.A.L.K.E.R.»'е: это, безусловно, удачный проект, основанный в первую очередь даже не на «Пикнике на обочине», а на созданной по мотивам повести популярной игре украинских разработчиков. Книги были приложением к игре, выходили огромным тиражом и были настоль финансово успешны, что поначалу в проекте принимали участие звезды: тот же самый Михаил Успенский, Александр Зорич, Сергей Жарковский. В результате под маркой «S.T.A.L.K.E.R.» вышло более 100 книг, и постепенно (как всегда и бывает с коммерческими проектами) он сошел на нет. Но параллельно появилось несколько похожих начинаний: раз успешно, почему бы не вспахать эту поляну еще раз? Вообще, эта была такая новая издательская стратегия — выпускать быстро и много похожих текстов.
Второй проект такого же масштаба и объема — «Метро...», начало которому в 2005 году положил своим романом Дмитрий Глуховский*Признан властями РФ иноагентом.. История этого первого романа очень показательна: сначала он вышел в 2005 году в издательстве «Эксмо» тиражом 5000 экз., вполне по тем временам скромным, но в 2007 году его очень удачно раскручивает издательство «Популярная литература», и это, пожалуй, первый опыт столь масштабной кампании по продвижению книги. В итоге роман публикуется миллионным тиражом, переводится на несколько языков и порождает мегапроект «Метро» — несколько сотен книг самых разных авторов. Не столь удачна судьба проекта «Этногенез», который поначалу очень активно раскручивался, потому что какой-то цельной его концепции у создателей, как мне кажется, не было. Там почему-то тоже действовали потомки Гумилева (вообще, популярность Гумилева у фантастов достойна отдельного исследования), в 1997 году одновременно с романом «Посмотри в глаза чудовищ» вышел роман киевского фантаста Бориса Штерна «Эфиоп», где тоже фигурирует Гумилев. Более штучный проект начала 2000-х — это серия романов Вячеслава Рыбакова и Игоря Алимова «Евразийская симфония» (альтернативная история, где в мире доминирует мощнейшая держава Ордусь, соединившая Русь и Китай).
Так или иначе, формируется направление, которое можно назвать «проектной литературой»; сюда же входят одноразовые поделки из разрядов — романтическое женское фэнтези, ироническое фэнтези, юмористическое фэнтези и т.п., которые выпекаются сотнями, а позже — и весь массив литературы, посвященный попаданцам. В начале 2000-х Бекмамбетов экранизирует «Дозоры» Лукьяненко (это не столько криптоистория, сколько, скажем так, криптосовременность, на которую, как выяснилось, существует огромный запрос), и растущая популярность «Дозоров» порождает новый масштабный межавторский проект.
Одновременно дают о себе знать авторы «новой новой волны», которая, если я не ошибаюсь, именуется критиками «четвертой» и которая, по-моему, в силу ряда причин недоосуществилась: я думаю, в частности потому, что раскручивать отдельные тексты отдельно взятого автора оказалось невыгодным; самые яркие представители этой волны — Олег Дивов, выпустивший в 1999 году роман «Выбраковка», весьма провокативную антиутопию, и Леонид Каганов, дебютировавший в 2001 повестью «Коммутация», но в основном известный жесткими, с элементами черного юмора новеллами. Выходят и романы, которые можно причислить к элитарным: провокационный, очень жесткий, очень яркий роман Линор Горалик и Сергея Кузнецова «Нет» (2004) и роман волгоградского писателя Сергея Жарковского «Я, хобо» (2006).
В то же время подспудно вызревает еще одна волна, получившая у жанровых критиков название «цветная», в основном это авторы, уже очень плотно работающие с сетью и выращенные сетевым конкурсом «Рваная грелка», изначально он назывался «48 часов» — именно за это время нужно было написать фантастический рассказ на заданную тему (это при том, что конкуренция была очень большая, а судили друг друга участники конкурса). В результате выработался определенный стиль рассказа, который должен был быстро зацепить, «напасть» на читателя, заставить себя читать. Благодаря этой «грелке» выросло новое поколение молодых писателей-фантастов, оказавшихся блестящими новеллистами и не очень хорошими романистами (хотя успешные романы тоже были). Но именно в силу того, что они умели работать в команде, хорошо и быстро писать на заданную тему, большинство из них в результате ушло в проекты. Именно они составляют основной пул авторов «Этногенеза» и «Метро».
...в основном это авторы, уже очень плотно работающие с сетью и выращенные сетевым конкурсом „Рваная грелка”, изначально он назывался „48 часов” — именно за это время нужно было написать фантастический рассказ на заданную тему...
2010-е: упадок
Так получается, что нашу фантастику на периоды делят знаковые события. В 2012 году умирает Борис Стругацкий и закрывается журнал «Если». Многие из культовых авторов девяностых по тем или иным причинам замолкают или уходят в тень: очень сильно начинавший Вячеслав Рыбаков пишет романы, которые скорее можно назвать политическими памфлетами. Супруги Дяченко, роман которых «Vita Nostra» был признан лучшим романом десятилетия, уехали в Америку и работают теперь сценаристами. Андрей Лазарчук занялся беллетризацией киносценариев. Михаил Успенский умер от сердечного приступа после политического митинга, где пытался утихомирить разбушевавшуюся гопоту. Сергей Лукьяненко успешно продолжает балансировать на грани между проектами и авторскими книгами, выпуская свою серию «Дозоры». Некоторые книги он пишет сам, некоторые — другие авторы, в том числе ученики, прошедшие через его семинар. Из звезд девяностых, на мой взгляд, в десятые ярко работают лишь Олди, и очень интересно, штучно пишущая Елена Хаецкая. Уходит в проекты и заявившая о себе в нулевые «Цветная волна», выдав один очень интересный совместный эксперимент — роман «Кетополис», подтверждающий, что они умеют и любят работать в команде и на заданную тему.
Надо упомянуть еще один, не столько литературный, сколько социологический феномен, — литературу «про попаданцев». Книги о них тоже можно отнести, пожалуй, к проектам, но скорее аморфным, без первоначального замысла; просто выходит огромное количество книг на одну и ту же тему: наш человек, когда эвримен, когда супермен, обладающий некими полезными навыками, скажем, спецназовец, в результате какого-то непонятного трюка попадает в прошлое, обживается там, всех побеждает, а иногда даже исправляет какие-то исторические ошибки и меняет будущее. Их огромное количество, вал, Луркомор уверяет, что только про попаданцев в царскую Россию 1900–1914-го таких романов несколько тысяч. Очевидно, что причиной тому какие-то подсознательные реакции социума, так как все попаданчество построено на ресентименте. Но это слишком серьезная тема, не потому что литература хорошая, а потому что феномен масштабный, и она заслуживает отдельного социологического исследования.
Тем не менее, вся описанная выше литература считается маргинальной, ею не интересуются критики, она не попадает в списки мейнстримных литературных премий. Фантастика становится чуть ли не бранным словом, синонимом трэша. Я думаю, это случилось именно из-за обилия проектов и нежелания издателей работать с именами.
Но вот что интересно: в то же время фантастика как прием постепенно переходит в рамки мейнстрима, активно используется в «большой литературе». Если посмотреть списки романов, отмеченных главными нашими литературными премиями, то окажется, что фантастику используют практически все: Елизаров в «Библиотекаре», Славникова в «2017», Иличевский в «Персе», Носов в «Фигурных скобках», Водолазкин и в «Лавре», и в «Авиаторе», Сорокин в «Голубом сале», «Метели» и т.п. И происходит странная вещь: с одной стороны, фантастика стала жанром маргинальным, малооплачиваемым, с очень небольшими тиражами, но одновременно она становится и частью элитарной литературы. В результате оказывается, что писать хорошую, качественную литературу теперь выгодней, она тебе дает больше бонусов. Поэтому те, кто писал фантастику как трэшак, потихоньку отсеиваются, просто потому что это бессмысленно в плане денег и славы. А те, кто работал с фантастикой как с высоким жанром, набирают обороты. Но это все события уже последнего времени, они еще будут как-то осмысливаться и интерпретироваться в будущем.
...фантастика как прием постепенно переходит в рамки мейнстрима, активно используется в „большой литературе”. Если посмотреть списки романов, отмеченных главными нашими литературными премиями, то окажется, что фантастику используют практически все...
В этом смысле интересны попытки как-то срастить, склеить эту разбитую чашку — энтузиасты затевают премию «Новые горизонты», призванную отмечать прорывы в фантастике независимо от того, принадлежит ли она жанру или мейнстриму, но пока, по-моему, не очень-то получается. Наверное, стоит добавить, что наконец-то занимают свою нишу писатели-хоррорщики: Шамиль Идиатуллин под псевдонимом Наиль Измайлов выпускает подростковый этнохоррор «Убыр», а Анна Старобинец — сборник страшных рассказов «Икарова железа», обе эти книги привлекли внимание критиков и были отмечены премиями. Выходит сетевой журнал Darker, антологии хоррора и так далее. Хоррор не очень-то приживался в первые два этапа постсоветской фантастики, хотя попытки и были, а сейчас прижился и расцвел.
Фан-арт иллюстрация к роману «Метро 2033»
mvn78.artstation.com
Прогноз на будущее
Я не помню ни одного прогноза, который бы сбылся, но все-таки. У нас и общество, и страна находятся в крайне нестабильном состоянии, поэтому, что будет через год или два, я не могу даже представить. Но все-таки могу отметить, что сейчас очень активно развивается сегмент так называемой сетевой литературы. Скорее всего — будущее фантастики зависит именно от этого направления, просто потому, что сотрудничать с издательствами стало не очень выгодно. Сейчас это ничего, кроме изданной бумажной книги и довольно символического гонорара, не приносит. Гораздо удобнее просто выложить свое произведение на сайт и посмотреть, ходят ли туда читатели, радоваться популярности, продавать электронные копии. Если бы нашей фантастике удалось попасть на Амазон, то дела бы пошли в гору. Отчасти нечто подобное уже произошло, когда появилась система «Ридеро», где автор сам может сверстать, присвоить ISBN, выбрать обложку и выложить книгу на продажу — как бумажную версию, так и электронную, фактически это print-on-demand. Это очень способствует появлению новых авторов, поскольку издательства новых авторов опасаются, не хотят рисковать — они и старых-то не очень-то любят. С большими же издательствами я сама, так как работаю с ними и как автор, особенных надежд не связываю: это тяжелая, инерционная махина, посредник между автором и читателем, и — за редкими исключениями — посредник равнодушный и жадный.
А если все-таки говорить об издательствах, то правильнее обращать внимание на маленькие издательства, маленькие предприятия, занимающиеся не сериями, направленными на денежный чес, а ставящими на конкретных авторов. Например, «Время», которое издало будущую нобелевскую лауреатку Алексиевич. У меня есть смутное подозрение, что другие издательства в свое время ее просто не захотели, она им показалась невыгодной. Или издательство «Гаятри», которое, на первый взгляд, проигрывает монстрам, но при этом нашло абсолютно из ниоткуда и издало бестселлер, лонгселлер «Дом в котором» Мариам Петросян — совершенно ни на что не похожую книгу, аналогов которой у нас просто не было. Поэтому я и говорю, что будущее скорее за маленькими издательствами: они свободней в плане стратегии, в плане раскрутки книги, в плане рисков. Поэтому, если все будет в порядке и на нас не упадет метеорит, на мой взгляд, все будет развиваться примерно так.