Писать об Эдуарде Вениаминовиче сейчас невозможно. Мы — существа трехмерные и не способны представить себе объекты большей размерности, только их проекцию. Подобным образом одномерное существо не может вообразить даже двухмерный рисунок. Попытаюсь собрать крупицы мыслей, которые суть лишь проекция чего-то невообразимо большего.
Он вам не Дед!
Всегда раздражало это прозвище, оно совершенно не соответствует Лимонову. Мне кажется, что те, кто так его называл, хотели не только подчеркнуть его авторитет, но и защититься, отгородиться от Лимонова. Очевидно же, что многие его сторонники и враги были моложе физически, но куда старше, дряхлее ментально.
Быть может, они были «мудрее»? Пожалуй, если мудрость воспринимать как авторизованную банальность. Лимонов не был банальным и пошлым. Если с пошлостью он боролся и презирал ее, а его вкус никогда не давал осечек, то, что такое банальность, он просто не знал.
Подвижность, быстрота и юношеская резкость движений были неотделимы от его образа. Тридцатилетним старикам молодой 77-летний Лимонов казался оскорблением. Смерть Лимонова — нонсенс, противоестественное событие, хотя что может быть естественнее и закономернее?
Человек, перевернувший русскую литературу
Допустим, Лимонов ничего не написал бы после «Это я — Эдичка» и ушел бы в пустынь сразу в 1976-м. Допустим, что эту единственную книгу так и выпустил бы в 1991 году в «Глаголе» Александр Шаталов. И всё.
Все равно русская литература изменилась бы навсегда. И дело не в десятках, сотнях подражателей, а в том, что роман в белой обложке открыл нам литературу, о которой мы не знали. Не знали, что ТАК можно писать, что ЭТО можно печатать на бумаге. Русская литература изменилась, а отечественный читатель познакомился с книгами, которые были художественно недостижимы и непонятны.
Писатель, которого мы не заслужили
Лимонов был совершенно «нездешним» человеком. Многое мы, читатели и наблюдатели, не поняли. Например, простите, патриотизм. Банально? Возможно. В России патриотизм чаще всего либо банален, либо пошл, либо смешон. Разницы между размахиванием флагом на американский манер, старообрядческими косоворотками со своебесием, мечтами о Великой империи или сталинском СССР в сущности нет. Это любовь к несуществующей и никогда не существовавшей стране. К фантому, к ложным воспоминаниям. Более тонкая «любовь к русской культуре» удобна, но отделена от корней и от мяса.
Лимонов понимал, что Россия не статична. Она — энергия, переходящая из потенциальной в кинетическую, молниеносно, не согласуясь ни с какими законами, неуправляемая, хтоническая, если хотите. И любовь к этой энергии, или скорее служение ей, и было патриотизмом Эдуарда Вениаминовича. Крым для него патриотический акт, и любое восстание тоже, а написание комфортной «конституции» — нет.
Не тепел, но горяч или холоден
Подлинное искусство некомфортно. Уютный роман, который хорошо читать у камелька, или пинап-картинки в туалете паба — не искусство. Лимонова можно обожать или ненавидеть, но нельзя относиться к нему нейтрально. Только читатель начинает привыкать, как тут же автор вытворяет нечто дикое, неприличное, вызывающее. Поэтому и оценить его по заслугам трудно. Кумир или враг, он настолько верен своей ненавязанной логике, что нам становится неудобно за собственный конформизм и изворотливость.
Европеец
В Лимонове всегда поражала нездешняя, нероссийская черта — гигиена знаний. Его не интересовало все, он был не очень любознателен, как мне кажется, он отбирал знания, а не коллекционировал их. Умел отделять нужные от интересных, но бесполезных в его судьбе. В русской традиции, напротив, люди интересуются всем, подбирая странные конфигурации и связи из несистематизированных знаний. Так в головах вырастают чуждые реальности уроды-кадавры. Странные гибриды вроде либералов, ненавидящих свободу и презирающих народ, коммунистов-самодержавцев, левых-«патриотов»-националистов и прочих. В этой каше обычную гигиену-то соблюсти трудно, уж не говоря о том, чтобы последовательно следовать собственным принципам, соблюдая гигиену интеллектуальную.
Дающий прозвища
Лимонов как поэт умел давать замечательные прозвища, метко гиперболизируя обычные, в общем-то, черты. В этом есть, наверное, что-то южно-русское, чеховское, гоголевское — все-таки Харьков не мог не повлиять на подростка Савенко. Как писал другой, локально близкий Лимонову классик, «И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство (...) И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище (...) ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во всё свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица».
Сеющий надежду
Бытует мнение, что «Лимонов совратил „малых сих” с пути истинного» и «задурил головы глупым подросткам». Ради собственного имиджа и личных амбиций заставил заниматься политикой. Обвинение сильное, но справедливое ли? В его партии объединялись художники, музыканты и те самые дети 1990-х — бесхозные, незащищенные деморализованными родителями. Кем бы они стали, не «соврати» он их тогда? Избежали ли бы водки и «хмурого»?
Наверное, Лимонов не вручил им смыслов, но передал частицу своего авантюризма, наглости, уверенности в собственных силах. Если поговорить с бывшими нбпэшниками — предпринимателями, учеными, литераторами, редакторами, физиками, активистами, поэтами, художниками, да мало ли кого куда жизнь разнесла, — все в один голос говорят: Лимонов показал, что они могут всё. Мир им по плечу. Он больше давал, чем брал, он был щедрый и аскетичный человек.
Аскет
Что останется после Лимонова — книги, стихи, память? Лимонов не нажил ни миллионов, ни автопарка, ни хуторов. Он жил аскетом всю жизнь, не имея собственного жилья. Для русского писателя это достаточно необычно. Он не ценил материального.
Александр Шаталов вспоминал, что за гонорар от первого романа Лимонов мог купить квартиру в Москве. Но автора супербестселлера недвижимость не интересовала. Слава — да, миф — да, деньги — нет!
«Совок», которого не было
Эдуард Вениаминович не был советским человеком. Биография говорит об обратном. Подпольный предприниматель в 1970-х, богема в Нью-Йорке, интеллектуал в Париже, потом — лидер партии, поэт, «аморальный» писатель... Что тут «совкового»? Подготовка вооруженного восстания и создание оппозиционной партии «прямого действия» в России как-то не стыкуется с образом «совка». Как бы ни хотели многие записать его в «совки», «квасные патриоты», «фашисты» — не помещается он в прокрустово ложе чужих идеологий.
Поэт
Лимонов выдумывал поэтические движения сам, а не приставал к чужим тусовкам, и потому всегда был в стороне от «генеральной» линии конвенциональной поэзии. Уезжая из Союза в 1974 году, он уже был достаточно известным поэтом. Стихи его читали, читают и читать будут, сколько бы ни молчали о нем мейнстримные критики. Лимонов-поэт неслезлив и непатетичен.
В декабре прошлого года в магазин «Фаланстер» Лимонов сам привез две пачки своего поэтического сборника «Ноль часов» — всего штук 40–50. Мы переглянулись, думая, что не продадим — книга-то старая. Вчера, узнав новость о его смерти, решили выставить повиднее — а нечего ставить, все раскупили.
Прозаик
Лимонов привил русской литературе совершенно новую интонацию — обезоруживающе искреннюю, до истерики и эксгибиционизма. Можно сказать, что этим Эдуард Вениаминович оказал ей «медвежью услугу».
Ворвавшись в русскую литературу, он увлек за собой множество эпигонов, которые стали копировать мастера с разной степенью успешности. По сути, он определил развитие нашей прозы 1990-х и нулевых. В этом нет его вины — слишком ярким и необычным оказался «лимоновский дичок» на русской почве.
«Это я — Эдичка», «Дневник неудачника», произведения из харьковской трилогии — разные, непохожие романы, у них неодинаковая интонация. Но эпигонам это трудно заметить, а уж тем более — повторить.
Лимонов, как никто другой, умел и любил описывать страсть. Не так давно один замечательный критик спрашивал в сети: «Кто из русских писателей хорошо описывал секс?» Ответов было много, но Эдуард Вениаминович был вне конкуренции.
В чем Лимонов неподражаем, так это в рассказах. Четким, предметным, но визионерским языком он блестяще выстраивал драматургию повествования на короткой дистанции.
Одну из своих самых замечательных книг, «Книгу мертвых», Лимонов, по слухам, написал за месяц — ради заработка. Писал без черновиков.
Единый и неделимый
Еще один соблазн — попытаться разделить Лимонова-писателя и Лимонова-политика. Удобная модель: «писатель — хороший, а остальное мне не нравится». Не выйдет! Лимонов — неделим. Его проза и его жизнь — едины.
Лимонов не просто строил свою жизнь как художественный проект, но и изменял мир. Его жизнетворчество не надумано, отделить поэзию и прозу Лимонова от его публицистики и жизни невозможно. Бравада и отчаяние героев его книг неотделимы от образа самого Лимонова.
Лимонов — нарцисс? Нет, нарциссов в современной русской литературе пруд пруди, а Лимоновых — немного. Нарцисс боится быть смешным, уязвимым, Лимонов — нет. Вспоминается его отчаянный, бессильный, почти кликушествующий, но пророческий призыв на Площади Революции в 2011 году. Он не боялся стать изгоем ни в обществе, ни в литературе.
Современный несовременник
Почти невозможно представить, что мы жили в одно время с человеком, который сумел не просто выстроить свою жизнь, но и прожить ее, наполнив событиями, которые в нашем мире уже не случаются. Один из сборников лимоновской поэзии называется «А старый пират...». Если бы Эдуард Вениаминович захотел грабить корабли в океане, то непременно взял бы несколько штук на абордаж.
Лимонов, как и многие послевоенные хулиганы, грабил магазины, спекулировал, шил джинсы, дважды эмигрировал, диссидентствовал и в СССР, и в США, и в РФ, воевал на реальных войнах, создал партию, сидел в тюрьме как политический преступник уже в этом веке, организовывал каждое 31-е число фактически литургию на площади Маяковского в защиту Конституции, присоединял Крым без всяких «зеленых человечков», пережил не одно покушение — не много ли для одного нашего современника?
Лимонов блистательно фотогеничен, как голливудский актер. Есть фотография, важная, но не характерная. Лимонов с пачкой первых номеров «Лимонки» в руках в 1994 году, зима, еще без бороды, в нелепом тулупе. Может быть, это тот самый «пугачевский тулупчик» Хлебникова, который так часто появляется в его произведениях.
Что теперь? «Пошлое время...» — написал Эдуард Вениаминович Лимонов 11 марта, неделю назад, в своем фейсбуке.
