О себе и своем творчестве
***
Мне сорок лет. Вот уже 16 лет как меня называют «эй, старик», и я понимаю, что это относится ко мне.
***
Я не хочу и не имею права посылать кого-нибудь на смерть. И сам не хочу умирать по чьему-то приказу.
***
Маргарита Н.: А ваш портрет был на выставке. Все спрашивали: Кто это? Кто это? Какое знакомое лицо.
Я: Скажите им, что я — лицо времени, потому и знаком всем.
***
Время сделало меня поэтом, а иначе чем бы защитило.
***
Я думаю, что Пастернака поражала во мне (более всего) способность обсуждать эстетические каноны и поэтические идеи после 17 лет лагерей.
***
И все-таки лучше всего была жизнь с Мухой, с кошкой. Лучше этих лет не было. И все казалось пустяками, если Муха здорова и дома.
***
Мои рассказы — это, в сущности, советы человеку, как держать себя в толпе.
***
Самое мое несчастье и самое счастливое через одно и то же — неумение ошибаться в людях.
***
Всем убийцам в моих рассказах дана настоящая фамилия.
***
Мое поведение, по сравнению с кропоткинской жизнью в Дмитрове, прямо противоположно. Кропоткин отказывался от всякой помощи государства, но принимал частные подношения. Я же отрицаю подачки и живу только на то, что дает государство.
***
Для жизни мне достаточно тех важных истин, которые я постиг, а делиться с кем-либо своими открытиями я не собираюсь.
***
Все думали, что я скрываю, берегу какую-то большую тайну. Так считало начальство: тайный ЦК, так думали и мои родные, и мои товарищи, и мои соседи по бараку. В этом всех, кроме меня, убеждало государство, давая срок за сроком, не упуская меня из вида, из пределов досягаемости.
О тюрьмах и лагерях
***
Неру написал историю Индии в тюрьме.
Чернышевский написал «Что делать?» в тюрьме. Генри стал писателем в тюрьме. Достоевский написал «Записки...» в тюрьме.
Только в советских тюрьмах не написано никаких художественных, литературных работ.
***
Физический труд не гордость и не слава, а проклятие людей.
Нигде не прививается так ненависть к физическому труду, как в трудовом лагере. Начальство хорошо знает, что говорит, когда грозит проштрафившимся подчиненным: «В забой пошлю».
***
Колыма научила меня понимать, что такое стихи для человека.
Ключ
Подлец от порядочного человека отличается в тюрьме тем, что подлец считает, что только он один невинен и попал в тюрьму по ошибке, а все остальные — враги советской власти.
Честный же человек считает, что раз он, вовсе невинный, попал в тюрьму, туда могут попадать и другие, его многочисленные соседи по тюремной камере.
В этом — ключ ко многим замкам нашей жизни.
***
Я пишу о лагере не больше, чем Экзюпери о небе или Мелвилл о море. Лагерная тема — это такая тема, где встанут рядом и им не будет тесно сто таких писателей, как Лев Толстой.
***
Одно из резких расхождений между мной и С<олженицыным> в принципиальном. В лагерной теме не может быть истерики. Истерика для комедий, для смеха, юмора.
***
Все спрашивают не о лагере, а о том, что им более понятно, — о следствии, о притеснении после лагеря и т.п. Между тем все это вторичное, малое.
О поэтах и писателях
***
После Сахалина он не написал ни одного веселого рассказа (про Чехова).
***
Платонов знал, как много еще горя, знал, что в жизни гораздо больше горя, чем радости.
***
Михаил Булгаков — «М<астер и Маргарита>» — среднего уровня сатирический роман, гротеск с оглядкой на Ильфа и Петрова. Помесь Ренана или Штрауса с Ильфом и Петровым. Булгаков — никакой философ.
***
Через Храбровицкого сообщил Солженицыну, что я не разрешаю использовать ни один факт из моих работ для его работ. С<олженицын> — неподходящий человек для этого.
***
Как знать, может быть, Достоевский сдержал революцию мировую своим «Преступлением и наказанием», «Бесами», «Братьями Карамазовыми», «Записками из подполья», своей писательской страстью.
***
Проза Ремарка — жидкая проза, плохая, за исключением «На Западном фронте без перемен». Но и то по новизне, по приоритету человека потерянного поколения. Все же остальное как бы написано с чужих слов, где очень <мало> собственной крови. И «Триумфальная арка», и «Время жить», и все-все, что он написал.
***
Для того чтобы быть наследником Достоевского, надо иметь сходную судьбу.
***
Как ни хорош роман «Сто лет одиночества», он просто ничто, ничто по сравнению с биографией Че Гевары, по сравнению с его последним письмом...
***
Страшный подарок
Космонавту Гагарину московские писатели сделали страшный подарок — каждый подарил по книге с автографом и взяли с него слово все прочесть.
О литературе и искусстве
***
Подлинный художник не хозяин своих героев. Если они сотворены живыми, они будут жить так, как хотят они, а не так, как хотел бы, может быть, художник.
***
Литература воспринимает идеи у общества и возвращает ему улучшенными или доведенными до абсурда.
***
Искусство — это жизнь, но не отражение жизни.
***
Автор пишет: «с необъяснимым наслаждением». Писатель для того и существует, чтобы объяснить необъяснимое в поведении людей.
Ничего «необъяснимого» не должно в рассказе быть.
***
В прозе править много не нужно. Проза пишется как стихотворение, потоком. Есть лишь предварительный план, а все повороты, подробности, варианты, сюжетные изменения возникают по ходу работы. Заранее в рассказе — лишь конец.
***
Вот в чем несчастье русской прозы, нравоучительной литературы. Каждый мудак начинает изображать из себя учителя жизни.
***
«Учительной» силы у искусства никакой нет. Искусство не облагораживает, не «улучшает».
Но искусство требует соответствия действия и сказанного слова, и живой пример может убедить живых к повторению — не в области искусства, а в любом деле. Вот какие нравственные задачи ставить — не более.
***
Самый главный грех — соваться в чужие дела, а писатели никогда не должны соваться в чужие души, нет, ни в коем случае. Писатель суется в свою собственную душу. И все.
***
Почему я пишу рассказы
1. Я не верю в литературу. Не верю в ее возможности по исправлению человека. Опыт гуманистической русской литературы привел к кровавым казням XX столетия перед моими глазами.
2. Я и не верю в ее возможность кого-нибудь предупредить, избавить от повторения.
История повторяется, и любой расстрел тридцать седьмого года может быть повторен.
3. Почему же я все-таки пишу?
Я пишу для того, чтобы кто-то в моей, очень далекой от всякой лжи прозе, читая мои рассказы, всякий смог <сделать> свою жизнь такой, чтобы доброе что-то сделать хоть в малом <плюсе>. Человек должен что-то сделать.
О жизни и обществе
***
Чтобы кончать самоубийством, надо быть молодым. Надо иметь силы.
***
Сомнение, нерешительность — это и есть признак человечности
***
Кого больше на свете — дурных или хороших людей? Больше всего трусов (99%), а каждый трус при случае подлец.
***
Человеческий язык беден, а не богат. Он с трудом передает мысли и то далеко не всегда — только в идеале может передать — и не может передать сотой части чувств, их оттенков, полутонов, полунамеков.
***
Жизнь человека оправдывается его интересами, его устремлениями на высокое.
***
Одиночество — это не столько естественное, сколько оптимальное состояние человека. Двое — наилучшая цифра для коллектива. Трое — это ад. Все равно, что тысяча. Вот рубеж: один, два.
***
Самое главное несчастье человека, заложенное в его природе, это то, что четыре раза в день надо есть.
***
Страшная вещь — толпа.
***
Оптимальное состояние человека — одиночество.
***
Друзья не те, что плачут по покойнику, а (те), что помогают (при) жизни.
***
Мы исходим из положения, что человек хорош, пока не доказано, что он плох.
Все это — чепуха. Напротив, вы всех считайте за подлецов сначала и допускайте, что можно доверить подлецу. Доказательства надо представлять самому.
***
Унизительная вещь — жизнь.