— Почему купюры вернулись в роман только десять лет спустя после выхода книги?
Ответ довольно простой: потому что я вообще не знал о них до недавнего времени. Давайте я расскажу все по порядку. Накануне публикации «Благоволительниц» в России я много общался с издателями, особенно с Александром Ивановым [главный редактор издательства Ad Marginem], к которому я всегда относился очень хорошо и с большим уважением. Процесс перевода, которым занималась Ирина Мельникова, был довольно длительным. Когда он был завершен, Саша Иванов сказал, что хотел бы, чтоб перевод Мельниковой был отредактирован кем-то немного более опытным. Таким человеком оказалась Мария Томашевская из «Иностранной литературы». С этим у меня не было никаких проблем. Это обычная практика в некоторых странах. Не во Франции, но, скажем, в Германии — да, обычно есть редактор перевода. Ну, я сказал, что все в порядке, и книгу издали. Конечно, я знаю русский, но читаю не очень бегло, поэтому я просмотрел несколько страниц, поглядел на начало, но перевод, разумеется, не читал. Иванов уверил меня, что все в порядке, переведено очень литературно и очень по-русски. Я ему доверился.
А дальше — это был 2016 год — мою книгу перевели на латышский. Мой латвийский переводчик, его зовут Денс Диминш — блестящий полиглот. Он говорит на, не знаю, восьми, девяти, может, десяти языках. И когда он переводил книгу на латышский, то, конечно, работал с французским оригиналом, но также смотрел на английский, немецкий и русский переводы для сравнения и чтобы найти решения, к которым прибегали другие переводчики. После нескольких месяцев работы он написал мне: «Джонатан, а ты знаешь, сколько фрагментов у тебя пропало из русского перевода?» Я сказал: «Понятия не имею», — очень расстроился и попросил его прислать подробности. Через какое-то время Денс прислал мне экселевский файл с отчетом об исследовании первых двух глав и всего вырезанного из них. Где-то это было одно предложение, где-то — целые абзацы, а порой и больше.
Тут я просто выпал. Я взял оба издания, прошелся по таблице и понял, что из романа действительно выпали целые фрагменты. Первым делом я написал Александру Иванову, и он ответил, что никаких купюр там нет. Я отправил таблицу от Денса и написал, что все купюры зафиксированы мной лично. Так он был вынужден признать, что сокращения действительно есть. А потом его реакция была совершенно не такой, как нужно: он отмалчивался и отказывался серьезно об этом говорить. Я так и не получил внятного объяснения, но стало ясно, что редактор перевода Мария Томашевская действительно внесла в текст романа сокращения. Насколько я понимаю, Александр Иванов даже не был в курсе, он не читает по-французски. Но американское издание уже вышло, и он мог сравнить при желании. Но не сделал этого — и ладно, но, когда уже все выяснилось, он даже отказался признать проблему. Последнее, что он сказал мне при нашем прямом контакте: «Перевод подвергся серьезной редактуре и стал читаться как классический русский роман (типа «Войны и мира»).
— Как это?
Общая мысль была такова, что жаловаться мне не стоит, потому что перевод с ее купюрами был настолько хорош, что книга стала в России известной. Я ответил, что мне не важно, известен я в России или нет, это же просто не моя книга. Они напечатали что угодно, но не мою книгу, ее текст отцензурирован. На что мне ответили: это не цензура — это улучшение. Дальше мы начали ругаться, и я понял, что мне необходимо дистанцироваться и вести дальнейшие переговоры через агента. Вскоре закончился наш контракт. И они прислали предложение его продлить. Так у меня появилась возможность заставить их сделать новую редакцию со всеми возвращенными фрагментами. К этому времени доверие, разумеется, было окончательно подорвано. Переговоры шли плохо. Создание новой редакции заняло год, потому что у Денса было много других дел. Ему я доверяю — хоть он и не носитель языка, но вырос в СССР, а также он самый квалифицированный профессионал из всех, что я знаю. Во всяком случае никому из Ad Marginem я это не доверю. В общем, все это заняло около трех лет.
— Откуда вы знаете, что купюры были сделаны Марией Томашевской, а не изначальным переводчиком Ириной Мельниковой?
Именно это утверждает Иванов: купюрами занималась именно Мария.
— Вы с ней когда-нибудь встречались лично?
Однажды, в самом начале всего процесса. Большой отрывок из книги был опубликован в «Иностранной литературе» прежде, чем вышел роман. Я пошел к ним в офис с Сашей Ивановым и тогда встретился с ней. Вот и всё.
— А о переводе вы с ней говорили?
Нет. Мы говорили о процессе редактирования, но деталей я не помню. В целом это было о том, что она намеревалась улучшить язык, сделать его более литературным.
— Насколько мне известно, в книге около 600 вырезанных фрагментов разной крупности. Объединяет ли их что-либо?
Если сложить все воедино, получится около 20 страниц. Купюры — от нескольких слов до, максимально, полутора страниц. Сексуальные сцены, но даже не секс, а рефлексии [героя книги] Макса [Ауэ] на тему пола, природы мужского и женского, которые звучат довольно двусмысленно. Мне кажется, именно двусмысленность смутила ее. Но не только. Например, в «сталинградской» главе я описываю, как Максу становится хуже и хуже, а его видения становятся все страннее и страннее. Но в романе видения и реальность описываются одинаково. И для читателя, и для Макса не вполне ясно, что происходит в действительности, а что — в его воображении. Это сделано мной совершенно намеренно. Так вот, многие из этих галлюцинаций вырезаны из книги. Особенно важно, что вырезана одна — где Макс видит своего друга Томаса, раненного в живот. Тот поднимается, перевязывает себя, смеется и идет вперед. Не знаю, вероятно, госпожа Томашевская начинала работать в брежневские времена. Тогда, при Брежневе, наверняка было совершенно нормальным сокращать авторский текст просто потому, что никаких прав у автора не было. Но для меня удивительно, что в XXI веке такое высококлассное издательство, как Ad Marginem, по сути, одобряет и защищает эту практику. Меня это ужасно разочаровало.
— А как они защищают эту практику?
Этого я не понял. Мне кажется, что сам ответ на вопрос лежит в природе авторства. Хорошая книга, плохая книга, — это моя книга. У меня нет проблем с редактурой: когда я работал со своим редактором во Франции, мне предлагались изменения, купюры, переделки, правки, и это совершенно нормально, совместный способ улучшить книгу. Но не могу себе представить, что кто-либо в «Галлимаре» за спиной автора (не важно, франко- или иноязычного) решил сократить книгу, не сообщая ему об этом. Мало того что это запрещено контрактом, есть еще и этический, моральный аспект.
— Перед вами кто-то извинился?
Нет, никто. Со мной только ссорились. Было бы самым простым написать: «Боже, Джонатан, как чудовищно получилось, мы просим прощения. Давайте сделаем новую редакцию как можно скорее». Но так мне не написали. И только защищали Томашевскую.
— После выхода книги Мария Томашевская говорила в интервью радио «Свобода»: «Если бы я была редактором не перевода, а редактором текста, то я роман бы очень сильно сократила. Там огромное количество повторов».
Пожалуйста, думать можно что угодно — особенно, если вы литературный критик. Но не резать чужой текст без разрешения.
— Сейчас ваша книга выходит с возвращенными в текст отрывками, так?
В этот раз Денс вычитал гранки и подтвердил, что все изъятое возвращено на место. Россия — очень близкая моему сердцу страна, и перевод «Благоволительниц» на русский для меня исключительно важен. Мне очень обидно за людей, которые читали порезанную версию в течение десяти лет.
* * *
Ответ главного редактора Ad Marginem Александра Иванова можно почитать вот здесь