Журнал «Октябрь» красочно вернулся к жизни, а Дарья Донцова больше не в топе продаж российского книжного рынка. Лев Оборин — о главных новостях литературного интернета.

1. Неожиданная и приятная новость под конец года — воскресение «Октября», который уже записали было в число почивших толстых журналов. В 12-м номере за 2019-й, юбилейный для журнала год, — антология нового короткого рассказа: среди авторов — Денис Осокин, Денис Драгунский, Марина Ахмедова, Алексей Сальников, Марта Антоничева, Борис Мессерер. В поэтической рубрике — Владимир Салимон, Дмитрий Данилов и Дмитрий Бак. Специальный раздел посвящен премии «Поэзия»: публикуются два победивших стихотворения Екатерины Симоновой и Дмитрия Веденяпина, а круглый стол экспертов обсуждает, возможно ли вообще определить лучшее стихотворение года.

2. В «Новой газете» Анна Наринская*Признана властями РФ иноагентом. горячо рекомендует прочитать книгу Андрея Зорина «Жизнь Льва Толстого» — биографию, достоинства которой начинаются уже с ее компактности: «Эта краткость — не то чтоб составляющая часть, а скорее проявление интонации автора, который разговаривает с читателем: а) как с не дураком и б) как с единомышленником». Наринская рассказывает об устройстве «Жизни Льва Толстого» («В четырех главах, составляющих книгу, Зорин описывает четыре плато толстовского человеческого и идейного существования») и вписывает ее в «толстовский реванш» последних лет:

«Последние десятилетия принято считать временем борьбы за этику. Не этим ли занимался Толстой почти всю жизнь? Даже толстовские „странности”, то, от чего было принято отмахиваться как от причуд гения, — вегетарианство, экологическая осознанность, дауншифтинг, идея гражданского неповиновения как основной формы политической борьбы, протест против смертной казни — стало мейнстримом».

3. Кто-то должен был сделать это первым: в The Village Игорь Кириенков подводит русские книжные итоги десятилетия. Книг здесь всего десять, но выбор — очень адекватный. Условный мейнстрим представлен «Лавром» Водолазкина — честно говоря, даже странно, что этот роман вышел так недавно, но еще страннее, что к 2010-м относится и «Метель» Сорокина. Есть здесь, кроме того, Алексиевич и Барскова, Данилов и Степанова, Бренер и Сальников, Мещанинова и Слезкин. Не возразишь — хотя кое-что добавить хочется.

4. Еще один «итоговый» материал: в Forbes Наталья Ломыкина анализирует лучшие книжные продажи года, и дюжина лидеров выглядит интригующе. Во-первых, в ней, впервые за долгое время, нет Дарьи Донцовой. «Читатели стали тратить деньги на книги более качественные», — утверждает Ломыкина: «В топе самых продаваемых новинок преобладают переводные детективы авторов уровня Стивена Кинга и Роберта Гэлбрейта и современная российская проза лауреатов крупных литературных премий — Евгения Водолазкина, Дины Рубиной, Алексея Иванова». Рекорд года по проданным экземплярам — у дебютного триллера греческого писателя Алекса Михаэлидеса «Безмолвный пациент»; экранизации — даже те, которые критики признали провальными, — по-прежнему хорошо влияют на продажи («Щегол» Донны Тартт); Пелевин, что бы ни написал, все равно попадет в топ.

5. В «Троицком варианте»*Признана властями РФ иноагентом. филологи Вера Полилова и Игорь Пильщиков размышляют о цифровом будущем истории литературы (в смысле — научной дисциплины). Публикация приурочена к запуску информационной системы «Сравнительная поэтика и сравнительное литературоведение»; цель этого проекта — изучение взаимосвязей русской и европейской поэзии. Для сравнительного литературоведения, пишет Полилова, digital humanities, ориентированные на накопление и машинную обработку больших массивов данных, пока не предлагают «почти ничего». Новая система аккумулирует оригиналы стихов европейских авторов, их поэтические переводы, формально все это описывает (как в НКРЯ). Самое простое, для чего может пригодиться проект, — сравнение разных переводов одного текста, но есть и возможность следить за трансформациями оригинала через тексты-посредники (например, Михаил Кузмин, «прекрасно знавший итальянский язык», переводил Петрарку с немецкого — статья, объясняющая это обстоятельство, также подшита в систему).

«У статей и комментариев к изданию перевода очевидный недостаток — это необходимость приложить дополнительные усилия, для того чтобы найти оригинал, — объясняет Пильщиков. — Книги-билингвы, кажется, хорошо подходят для демонстрации взаимоотношений между двумя текстами, но в них неудобно представлять тексты-посредники. Они в лучшем случае упоминаются в комментарии. Очевидно, что осуществлять целое издание с демонстрацией трех-четырех параллельных текстов из-за отдельных небольших стихотворений (только некоторые опирались на тексты-посредники) в доцифровую эпоху было фактически невозможно». Цифровая же эпоха дает возможность располагать тексты «пучками», кластерами — и изучать их становится легче.

6. Кажется, стоит отвести регулярное место в обзорах популярным видеоблогерам. Стендап-комик Денис Чужой при помощи создательниц журнала «Незнание» Елизаветы Каменской и Арины Кориандр глумится над сборником Маргариты Симоньян «Черные глаза» (или, как следует из дизайна обложки, «Черные рассказы глаза»). «…я взял книгу с полки и вдруг понял, что мне сейчас нужно ее нести на кассу, — рассказывает Чужой. — А там живой человек. А у меня Симоньян. Поэтому я еще взял Набокова, хотя и не собирался, чтобы в глазах кассирши хотя бы выйти в ноль». Каменской и Кориандр хватило только на заглавный рассказ. Вердикт: прущая из каждой строчки Литературность, стереотипные описания мужчин и женщин; «хотя этот рассказ вполне кринжовый, кринж там не отрефлексирован». Еще один приглашенный эксперт — Алексей Поляринов — называет «Черные глаза» одним из самых ксенофобских и расистских читанных им текстов. В видео вмонтированы цитаты из прозы Симоньян (Чужой сравнивает их с ильфо-петровским пассажем про старика Ромуальдыча), а еще — хвалебный отзыв о «Черных глазах» с российского телевидения, очевидно конгениальный самой книге. Будем следить за видеокритиком Чужим.

7. В Центре Вознесенского прошла встреча с автором романа «Джей», букеровским лауреатом Говардом Джейкобсоном. На «Снобе» опубликованы отрывки из его беседы с Екатериной Писаревой: Джейкобсон говорит о подъеме антисемитизма и провале демократии («Мы живем в несчастливые времена»); в мире романа «Джей» запрещены все слова на соответствующую английскую букву — этакий УЛИПО-эксперимент, только политически мотивированный. «Когда про меня пишут, что я английский Филипп Рот, это не совсем так — скорее я еврейская Джейн Остин», — шутит Джейкобсон. Новая его книга, которая, возможно, скоро выйдет в России, посвящена любви «людей, которым за 90»: «Они не влюбляются, потому что они не хотят трогать друг друга. В 90 лет ничего особо не хочется трогать. И особо не хочется, чтобы тебя трогали тоже. <…> Больше всего способствует любви разговор». 

8. Вышел новый номер London Review of Books, помеченный уже 2020 годом. В журнале можно прочитать, например: воспоминания Нила Ашерсона о покойном театральном режиссере Джонатане Миллере; текст Фрэнсиса Уэйда об антимусульманской политике индийского правительства; обзор новых книг о Леонардо да Винчи, в том числе о недавно обнаруженной картине «Спаситель мира». Фрэнсис Гудинг рецензирует книгу о геологической и палеонтологической истории Европы, а Эмили Уитт — культурную историю мескалина. Завершает номер очередной выпуск дневников 85-летнего драматурга Алана Беннетта; биографическая справка гласит: «Алан Беннетт лежит на диване». Господи Боже мой! Николай Чудотворец, угодник Божий! Отчего же у нас нет такого журнала!

9. В замечательной серии Library of America вышла 1500-страничная антология классической американской фантастики: восемь романов Пола Андерсона, Клиффорда Саймака, Роджера Желязны и других прославленных авторов. В The New Republiс появилась статья Скотта Брэдфилда о золотой эпохе НФ: по его мнению, многочисленные ошибки, неверные прогнозы, на которые любят указывать читатели, как раз и делают эти романы еще интереснее и милее.

«Они не смогли точно предсказать будущее космических полетов, не показали, каким будет ландшафт после ядерной войны, не объяснили, как победить межгалактический фашизм. Они не предостерегли нас не ходить такими-то маршрутами — вероятно, авторы подозревали, что мы все равно не послушаемся. Они уж точно не растолковали нам, что такое нейтрино. Но фантастика 1960-х создала самые причудливые, самые обширные, самые разнообразные в плане стиля и концепций коммерческие возможности для создания (и чтения) литературы; самые-самые в истории литературных жанров. Каждая из этих книг до того непредсказуема, что, кажется, образует свой собственный жанр». Сэмюэл Дилэни вообразил Вселенную, битком набитую космоплавателями, Джек Вэнс сконструировал в далеких-далеких галактиках десятки разных социально-экономических моделей, Пол Андерсон как-то умудрился скрестить научную достоверность с космическими приключениями средневековых рыцарей. И так далее.

10. В Los Angeles Review of Books опубликована занимательнейшая статья Ильи Виницкого о приключениях одной цитаты из Достоевского. Цитата такая: «Об уровне цивилизации народа можно судить, когда открываешь ворота его тюрем». Она часто идет в ход во время журналистских кампаний против бесчеловечной пенитенциарной системы. На нее ссылаются адвокаты и судьи, ее приводят в своих работах серьезные ученые. Чаще всего в качестве источника указывают «Записки из Мертвого дома». Так вот, простой поиск показывает: ни в «Записках», ни в прочих текстах Достоевского этих слов нет. «Больше того, — пишет Виницкий, — Достоевский не мог бы произнести ничего подобного…». В «Записках из Мертвого дома» не подвергается сомнению необходимость наказания, а ужасающие условия острога помогают проверить скорее крепость человеческого духа, чем уровень цивилизации.

Виницкий начинает разбираться, откуда же цитата взялась, — и обнаруживает, что всплывает она в 1960-х. В 1964 году она появляется в сенсационной тюремной пьесе канадского драматурга и бывшего заключенного Джона Герберта — без ссылок на конкретное произведение. Дальше цитата стала слоганом новостного бюллетеня общества Fortune, посвященного состоянию американских тюрем. Виницкий считает, что перед нами мистификация, «возможно, неосознанная», зародившаяся где-то в кругу Джона Герберта. В том или ином виде схожая мысль высказывалась и раньше — назван целый ряд источников, в том числе современных Достоевскому. Она восходит к трактату Монтескьё «О духе законов» и сочинениям итальянского философа и криминолога Чезаре Беккариа. Самый известный трактат Беккариа, кстати, называется «О преступлениях и наказаниях» — не отсюда ли происходит смешение с Достоевским? Так или иначе, перед нами общее место современной, условно западной, этики — и, как показывает Виницкий, кроме Достоевского, цитату приписывают таким авторам, как Бенджамин Дизраэли, Чарльз Диккенс и даже Нельсон Мандела.

«Записки из Мертвого дома», в свою очередь, стали первым произведением Достоевского, которое получило популярность в Америке; в XX веке оно неоднократно переиздавалось — в том числе (новый курьез) с портретом «Достоевский в тюрьме», на котором изображен явно не Достоевский, а «какой-то крестьянин или ремесленник, держащий в руках кисет» — зато портрет подпадает под стереотип бородатого русского писателя. Словом, «Записки» повлияли на американских интеллектуалов — и политических активистов XX века, особенно афроамериканцев, не понаслышке знавших, что такое тюрьма. Высказывание о тюрьмах как мериле цивилизации пришлось кстати в их политической борьбе. Самое забавное, что псевдоцитата «вернулась в Россию»: она не только фигурирует в русских СМИ, но и украшает стену в женской колонии в Калининградской области.