1. Писатель и соредактор «Звезды» Яков Гордин дал интервью «Фонтанке» о положении дел в журнале. В год своего 95-летия «Звезда» может прекратить существование, причина названа прямо — «пагубная политика господина Мединского». Министерство культуры в 2014 году резко сократило финансирование на подписку для районных библиотек: «Вместо 350 миллионов рублей, которые ежегодно выделялись на комплектование местных библиотек, оставило 40 с небольшим миллионов на всю Россию. Если поделить эту сумму 40 тысяч библиотек, которые работают в стране, получится по тысяче рублей в год на подписку. На это можно подписаться на районную газету, не больше».
Гордин опровергает мнение интервьюера о том, что толстые журналы в библиотеках спросом не пользуется (« У меня есть список удивительных мест, откуда к нам приходят рукописи и письма: поселок Усть-Кинельский Самарской области, село Соколовка Никольского района Пензенской области, город Североуральск...»), скептически высказывается о краудфандинге, называет главное открытие «Звезды» последних лет (Елизавета Александрова-Зорина) и обещает, что, хотя средств на издание журнала осталось до мая, редакция будет продолжать работу до конца года («Но на зарплату денег уже не останется»). Кроме того, речь здесь заходит о неопубликованном стихотворении Бродского «Ручей» — отрывки из него Гордин прочел на юбилейном вечере «Звезды».
2. Открылся сайт «Воймеги» — одного из самых заметных независимых поэтических издательств в России. Это сайт удивительной щедрости: здесь бесплатно можно скачать все книги «Воймеги», вышедшие до 2018 года. Среди них сборники Дениса Новикова, Григория Кружкова, Владимира Гандельсмана, Ирины Котовой, Марии Марковой, Сергея Круглова, Андрея Василевского, Ирины Ермаковой, Андрея Чемоданова.
3. В «Учительской газете» Ольга Бугославская рецензирует роман Булата Ханова «Гнев». Для Бугославской книга Ханова — новый вариант «Горя от ума», а главный герой романа — «обновленный и усложненный Чацкий», увязший «в болоте фейка». Фейк тут повсюду — от академической жизни, описанной, судя по рецензии, с большой язвительностью, до любовных отношений, развивающихся драматично просто потому, что так надо («Love story Алисы и Ланы на фоне разбитого сердца Глеба — дурная пародия на любовные треугольники эпохи декаданса»). Естественно, что в конце концов фейк поглощает героя: «Глеб впадает в зависимость от порнографических картинок». Дело, впрочем, не только в порнографии: мир фейка оказывается «домиком», куда можно спрятаться (как в детской игре), но рано или поздно «этот домик начинает человека пожирать» — тут Грибоедов уже уступает место Пепперштейну.
4. Филолог Илья Виницкий написал для «Арзамаса» текст о взаимоотношениях русских писателей с привидениями. Вопрос о вере в призраков, ныне оттесненный на обочину паранауки, в XIX веке воспринимался гораздо серьезнее. Для Жуковского, например, он был вовсе не праздным — в тексте приводится описанное им видение: призрак его только что умершей возлюбленной посетил его племянницу, сидевшую в тот миг над колыбелью смертельно больного сына.
«Откуда они приходят, если приходят? Какова их природа? Зачем они являются в наш мир? Кто и почему обладает способностью их видеть? Нужно ли искать встречи с ними? Верить ли привидениям? Теологи, мистики, философы, ученые и врачи предлагали самые разные ответы». Фактура — масонские собрания и спиритические сеансы, среди духовидцев — Николай Лесков («Внимание Лескова также привлекали духи легкие и шаловливые, занимающие особое место в детальной классификации духов, предложенной Кардеком») и детский писатель Николай Вагнер, он же Кот-Мурлыка, а среди скептиков — Лев Толстой и Салтыков-Щедрин, в чьих произведениях, впрочем, есть место мрачной мистике.
5. Еще одна публикация на «Арзамасе» — отрывок из книги Юрия Слезкина «Дом правительства» — о том, как жили в этом доме дети из номенклатурных семей:
«Большинство девочек и некоторые мальчики учились играть на пианино; некоторые занимались в музыкальных школах, к большинству ходили учителя. Для детей младше семи лет существовали прогулочные группы и деткомбинат на верхнем этаже седьмого подъезда. <…> Детей, живших в бараках и коммунальных квартирах старого Болота, называли „татарами”. Девочки из „клоповников” могли благодаря школьным союзам стать частью социальной жизни дома, но редко в качестве полноправных членов — из-за их неловкости в непривычном окружении, статуса получателей ношеных вещей и нежелания приглашать подруг к себе домой».
6. На PostPost — 23 истории поэтов о первых публикациях: от Гандлевского и Айзенберга до поствавилонского поколения. К своим дебютным текстам поэты по большей части симпатий не питают, но истории есть прекрасные:
«Мне было лет 15. Я только что начал писать стихи и был о себе очень высокого мнения. И я ходил в литстудию Запорожского Дворца металлургов. Ее руководитель отдал мое стихотворение из 16 строчек в областную газету. Стихотворение было какой-то совершенно слюняво-сентиментальный позор. Его урезали наполовину и таки напечатали, заплатили 4 рубля, огромные по тем временам деньги и мой первый заработок. Все во дворе и школе знали о моем триумфе. Так я стал знаменитым и богатым» (Алексей Цветков).
7. В великой серии «Литературное наследство» в прошлом году вышел том писем Зинаиды Гиппиус. Его хронологическая граница — до окончательной эмиграции Мережковских, то есть до 1920 года. На сайте «Радио Свобода»*СМИ признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией о книге пишет Константин Львов. Для Гиппиус письма были почти что детьми, которых она отпускала на волю («под холодные, непонимающие взоры»). В книге есть письма к издателю Алексею Суворину, Федору Сологубу и — особенно интимные — к Дмитрию Философову. Львов останавливается на коротком периоде общения Мережковских с Чеховым; содержание этого общения становится яснее, если прочесть письмо Гиппиус к Чехову:
«Зачем Вы описываете всё таких людей, которые спать ложатся без желания жить завтра. Вы у нас первый автор такой. Ваша повесть убеждает докторов взять себя в руки и смотреть за своим делом, а горюна-интеллигента (придумайте какое-нибудь иное менее похожее на глиста слово для этого понятия; оно становится необходимостью в русском языке) — застрелиться».
Кроме всего прочего (перечислять можно долго), письма Гиппиус — еще и источник по истории дореволюционной цензуры.
8. Ad Marginem выпустили том короткой прозы и эссеистики англо-польского классика Джозефа Конрада. На «Медузе» о книге говорит Галина Юзефович. Центральный текст издания —автобиографическое эссе «Личное дело», «самое подробное высказывание Конрада о самом себе», написанное «не как каноническое жизнеописание, а скорее по методу свободных ассоциаций», но в то же время «отлично структурированное» на уровне интонации. Юзефович отдельно отмечает переводческую и эдиционную работу: переводчики под руководством Дмитрия Симановского «сумели найти и собрать малоизвестные тексты Конрада, перевести их в единой манере, снабдить комментарием и интереснейшими приложениями, рассказывающими об отношениях писателя с языком, Россией, постколониальной идеей и прочими важными для понимания его творчества вещами».
9. На сайте CrimeReads писатель Чарльз Камминг рассказывает истории писателей, ставших шпионами, и шпионов, ставших писателями. На эту тему его натолкнул собственный недавний роман «Девушка из Марокко», где успешного прозаика вербует MI6. Камминг вспоминает автора шпионских бестселлеров Фредерика Форсайта, 20 лет проработавшего на ту же MI6, и его выдающегося предшественника на этом пути — Сомерсета Моэма. Другие очевидные имена — Йен Флеминг и Джон Ле Карре; менее очевидные — Роалд Даль (который якобы сообщил британской Сикрет Сервис, что у президента Рузвельта роман с норвежской кронпринцессой Мартой) и Эрнест Хемингуэй, которого подозревали в работе на ФБР (ну а сам Хемингуэй подозревал, что ФБР следит за ним, и небеспочвенно: страх преследования, который долгое время принимали за паранойю, сыграл роль в его самоубийстве).
Почему писателям вообще поступают такие предложения? Вот объяснение из романа Камминга: «Писатель, собирающий материал, — отличное прикрытие для шпионажа… У любознательного романиста всегда есть железное оправдание, зачем он сует нос в чужие дела. Любые подозрительные действия можно списать на творческий процесс». «Другими словами, — продолжает Камминг, — находясь с литературным визитом в Москву или Тегеран, я могу записывать всякие вещи, фотографировать, встречаться с политиками и бизнесменами — и все это под благовидным предлогом подготовки к написанию триллера».
10. The Conversation предлагает посмотреть, как работал художник Морис Сендак, автор детского бестселлера «Там, где живут чудовища». О том, как появилась самая известная книга Сендака, пишут профессора Университета Коннектикута: он только что приобрел архив художника. Между первыми набросками — для замысла, который тогда еще назывался «Там, где живут дикие лошади», — и готовой книгой прошло целых восемь лет. Позднее в интервью Сендак рассказывал, что отказался от лошадей, потому что не умел их рисовать, но это лукавство: он был превосходным иллюстратором и лошади в его книгах попадаются. Просто лошади для фантазий буйного мальчика Макса не годились — зато отлично подошли чудовища, вдохновленные картинами Анри Руссо (среди других художников, повлиявших на Сендака, — Иоганн Генрих Фюссли и иллюстратор «Швейка» Йозеф Лада). На сайте Conversation можно увидеть этапы работы над «Чудовищами», в том числе варианты обложки.
11. Статистическая игрушка Lithub: 80 знаменитых писателей расположили по трем критериям — возрасту дебюта, возрасту последней публикации и продолжительности карьеры. Можно, разумеется, припомнить множество более ранних дебютов и более поздних эндшпилей, но в рамках этой подборки самым ранним оказывается Владимир Набоков (первый сборник стихов в 17 лет), самой поздней — Джуна Барнс (тоже сборник стихов — «Существа в алфавите», — выпущенный в 90 лет), а самая долгая карьера выпала Хорхе Луису Борхесу — 62 года прижизненных публикаций.