17 марта американскому фантасту Уильяму Гибсону исполнилось 70 лет. Василий Владимирский рассказывает о биографии Гибсона и его главных книгах.

Файл 0.1. Биография как роман

Мы живем в мире, который придумал Уильям Гибсон. В мире информационных технологий, доступных всем и каждому, транснациональных корпораций, более влиятельных, чем иное правительство, непрерывных хакерских взломов и DDoS-атак, в мире hi-tech и low life. А ведь, казалось бы, ничто не предвещало: до тридцати с лишним лет Гибсон мало отличался от миллионов других бэби-бумеров, плывущих по жизни без руля и ветрил.

Уильям Форд Гибсон, будущий «киберпанк №1», икона и гуру, появился на свет 17 марта 1948 года в городе Конвэй, штат Южная Каролина, но большую часть детства провел в провинциальном Витвилле в Виржинии. Он рано осиротел: его отец, менеджер среднего звена в крупной строительной компании, подавился в ресторане во время командировки и задохнулся раньше, чем подоспела скорая. Одно из самых сильных детских переживаний Гибсона — ощущение «изгнания из научно-фантастического рая», из мира цветного телевидения, новеньких олдсмобилей и футуристических игрушек после переезда в захолустный консервативный Витвилль. Ну а когда Биллу исполнилась 18 лет, умерла и его мать, страдавшая затяжными депрессиями и приступами беспричинной тревоги. Больше ничто не удерживало его на месте: едва закончились похороны, он собрал вещички и, не получив школьный аттестат, отправился в психоделическое путешествие по Калифорнии и Европе с единственной целью — испытывать на себе все вещества, изменяющие сознание. Год спустя Уильям честно рассказал о своем опыте погружения в андеграунд на призывном пункте, получил открепительное удостоверение и тут же взял билет на автобус до Торонто, чтобы избежать отправки во Вьетнам.

Уильям Гибсон подписывает книгу
Фото: public domain

1970-е годы прошли для Гибсона не то чтобы «как в тумане», но под знаком общей расслабленности, необязательности, бесцельности. Он осел в Канаде, сменил несколько низкооплачиваемых мест работы вроде должности продавца в магазине промтоваров, женился на девушке из Ванкувера, завел детей, попутешествовал по Европе, «концентрируясь на странах с фашистскими режимами и весьма благоприятным обменным курсом». Между делом получил степень бакалавра по английской литературе в Университете Британской Колумбии: выбить повышенную стипендию за высокие оценки ему оказалось проще, чем заработать те же деньги тяжким повседневным трудом. Вспомнив детское увлечение, Гибсон даже записался на университетский курс Сьюзан Вуд по научной фантастике: именно на этих курсах написан его первый рассказ, «Осколки голограммной розы» (1977).

Надо заметить, к моменту поступления в университет Гибсон уже был опытным читателем современной нонконформистской прозы. Писатель любит рассказывать, как в раннем детстве искал в магазине книгу Эдгара Райса Берроуза и по ошибке наткнулся на сборник, включающий тексты Уильяма С. Берроуза — а заодно Аллена Гинзберга, Джека Керуака и других битников. Можно представить, какой переворот произошел в сознании застенчивого книжного мальчика, вместо «Принцессы Марса» открывшего «Голый завтрак». Эта почти случайная покупка повлияла на мировоззрение и вкусы будущего гуру киберпанка не меньше, чем ранняя смерть отца, и в конечном итоге определила его судьбу: неспроста Уильям Гибсон с иронией называет себя «нулевым пациентом», первым носителем и распространителем вируса нонконформизма.

Но более важную роль, чем университетские штудии, в его литературной карьере сыграло знакомство с канадским панк-музыкантом и писателем-фантастом Джоном Ширли, этим «Иоанном Крестителем киберпанков». Вероятно, Ширли первым разглядел в обремененном семьей «позднем хиппи», разменявшем четвертый десяток, скрытый талант — и развил бурную деятельность. Во-первых, он убедил Гибсона серьезно отнестись к рассказам, которые тот время от времени пописывал (учитывая характер Уильяма — нетривиальная задача). Во-вторых, уговорил его попытаться пристроить эти тексты в журналы и сборники — в итоге за пару лет в разных изданиях вышли все главные рассказы Гибсона, включая «Джонни-мнемоника», «Континуум Гернсбека», «Отель „Новая роза”» и «Сожжение Хром». Биллу удалось пробиться даже на страницы «Omni», культового научно-популярного журнала с заоблачными по тем временам гонорарными ставками. Наконец, этот неугомонный панк, щеголявший на конвентах в собачьем ошейнике с шипами и шокирующий добропорядочных фантастов, свел своего долговязого друга с единомышленниками, разделяющими его взгляды и эстетические установки. Брюс Стерлинг, недавно окончивший факультет журналистики Техасского университета в Остине и увлеченно изучавший советский агитпроп, прочитал первые рукописи Гибсона и вцепился в него клещами. В 1981 году они познакомились лично на конвенте в Денвере — на этом история меланхоличного неудачника из Ванкувера закончилась и началась биография главной иконы радикального литературного Движения, которое вскоре получит звонкое имя «киберпанк».

Файл 0.2. Романы как биография

«Нейромант» («Neuromancer», 1984)

По словам Гибсона, свой первый (и главный) роман он писал в атмосфере жесткого цейтнота и непрекращающейся паники. В 1981–1982 годах рассказы начинающего писателя всколыхнули болото американского «НФ-гетто» — и восходящая звезда получила лестное предложение написать роман для серии, заточенной под одаренных дебютантов. По условиям контракта рукопись надо было сдать через год — и хотя Гибсон планировал работать над книгой неторопливо, с чувством-толком-расстановкой, он ухватился за эту возможность, понятия не имея, как сочинить текст объемом более нескольких десятков страниц. В панике он вывалил на страницы книги все, что знал и любил. Как и два других романа «трилогии Муравейника» («Граф ноль» и «Мона Лиза овердрайв»), «Нейромант» — сложный коллаж, созданный под очевидным влиянием Уильяма Берроуза и Г. Дж. Балларда, попытка постмодернистского синтеза, смешения принципиально разных повествовательных стратегий. Эстетика нуара, метафоры из арсенала современной поп-культуры и научной фантастики Самюэля Дилени и Альфреда Бестера, футуристические конструкты из научно-популярных статей, собственные наблюдения, сделанные во время странствий по дорогам провинциальной Америки — все пошло в дело. По идее, такая сложная конструкция должна была развалиться под собственной тяжестью, распасться на бессвязные эпизоды — но, несмотря на панику, Гибсону хватило мастерства, чтобы связать все сюжетные нити и удержать корабль на плаву. Не последнюю роль в этом сыграла прорывная концепция виртуальной реальности («консенсуальной галлюцинации... графического представления данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть»), сквозной образ, надолго ставший главной визитной карточкой, а потом и проклятием писателей-киберпанков.

«Машина различий» («The Difference Engine», 1990, в соавторстве с Брюсом Стерлингом)

В 1987 году журнал «Locus» опубликовал письмо К. У. Джеттера, в котором писатель рассуждал о будущем жанровой беллетристики: «Мне кажется, что фантазии на викторианскую тему станут следующей „большой волной”, особенно если мы с Пауэрсом и Блэйлоком сможем разработать подходящий собирательный термин для них. Что-нибудь на тему свойственных той эпохе технологий... „Стимпанк”, например». Ирония не укрылась от Брюса Стерлинга, главного идеолога Движения, и киберпанки решились на ассиметричный ответ. При всех достоинствах прозы Пауэрса, Блэйлока и Джеттера, именно роман «Машина различий» (или «Дифференциальный исчислитель») задал основные координаты стимпанка: викторианская Англия, где научно-техническая революция разогнана до предела, сословные перегородки трещат по швам, а реальные исторические личности выступают в несвойственных им ролях (как в давнем рассказе Льюиса Шайнера и Стерлинга «Моцарт в зеркальных очках»). Эволюция движется скачками, история несется галопом, мир развивается благодаря катастрофам — Стерлинг и Гибсон опять, как Тузик грелку, порвали на мелкие клочки едва-едва сложившееся жанровое клише. Увы, в первый и последний раз: панковский драйв и провокационность в пышных декорациях «эпохи пара и электричества» оказались слишком радикальными для стимпанка с его неизбывной ностальгией по идеилизированной викторианской Англии. Что, впрочем, не помешало «Машине различий» войти в канон и дать обильную пищу для размышлений писателям следующей генерации, включая Джеффа Вандермеера и особенно Чайну Мьевиля.

«Виртуальный свет» («Virtual Light», 1993)

Уже во второй половине 1980-х Брюс Стерлинг заявил, что киберпанк мертв. Участники Движения устали, что их творчество ассоциируется исключительно с виртуальной реальностью, IT-технологиями и хакерскими атаками. Их утомили бесконечные интервью и дискуссии в прессе. Но на самом деле киберпанк, конечно, не умер — напротив, он победил, утратив при этом черты прорывного контркультурного явления и очарование новизны, органично влился в мэйнстрим, стал общим местом, расхожим штампом. В «Виртуальном свете», первом сольном посткиберпанковском романе, Уильям Гибсон со свойственной ему чуткостью к перепадам напряжения в культурном поле отрефлексировал и обыграл этот феномен. «Трилогия Моста» в некотором смысле автобиографична. Десять лет киберпанки писали о героях, которые меняют мир, взламывают его, прогибают под себя: о гениальных киберковбоях и уличных самураях, звездах поп-индустрии и перебежчиках из корпораций-дзайбацу. «Виртуальный свет» с продолжениями («Идору», «Все вечеринки завтрашнего дня») — история о тех, кто по собственному выбору остается на обочине сверхскоростного шоссе, ютится в темных отнорках изменчивого мира, отказывается вливаться в общую гонку. О субкультуре, которая хочет остаться субкультурой, жить по своим законам и правилам, вне общего потока. Обитатели заброшенного моста в Сан-Франциско никого не стремятся победить — они просто хотят, чтобы большой мир оставил их в покое. Мечта несбыточная, но, надо полагать, очень привлекательная для автора, отмеченного каиновой печатью «кибперпанк №1» и обреченного провести остаток жизни в неугасающих лучах софитов.

«Распознавание образов» («Pattern Recognition», 2003)

Уже первый роман вознес Уильяма Гибсона на вершину успеха. Но, как ни парадоксально, только после выхода «Распознавания образов», самого нефантастического романа писателя, его книги начали появляться в топах национальных бестселлеров. В «Трилогии Синего Муравья» писатель произвел очередной концептуальный переворот — пусть и не такой очевидный, как в «Нейроманте». Гибсон принципиально отказывается заглядывать в будущее, пусть даже на несколько лет вперед. Действие «Распознавания образов» (а заодно «Страны призраков» с «Нулевым досье») разворачивается в году, предшествующем году написания каждого романа. Это принципиальный момент: будущее, утверждает автор, давно перестало прятаться за горизонтом событий, оно растворено в настоящем, в большей или меньшей концентрации. Прямо сейчас кто-то использует технологии, которые завтра изменят облик нашей планеты, а среди нас ходят люди с чудесными навыками и способностями — например, умением интуитивно определять, какой маргинальный брэнд завтра станет главным писком моды. Надо только выделить эти паттерны, отследить взаимосвязи, выявить закономерности. Будущее не надо хватать за хвост, от него бессмысленно прятаться: шаг в сторону — и ты уже там; шаг в другую — и где он, дивный новый мир? Пропал, как не бывало.

«Периферийные устройства» («The Peripheral», 2014)

Роман «Периферийные устройства» своего рода «возвращение к истокам», к темам и образам традиционной научной фантастики. Путешествия во времени, телеуправляемые роботы, общественные 3D-принтеры в каждом городке... Если угодно, это попытка переписать «Нейроманта» с учетом всего жизненного и литературного опыта, накопленного Гибсоном за прошедшие годы. В книге нет ничего революционного, радикального, прорывного: вместо ярких кислотных красок — приглушенные полутона; вместо мегаполисов, сияющих неоном, — американское захолустье; вместо безумного драйва и калейдоскопического мелькания эпизодов — неспешное течение психологической драмы. При этом автор считает новый роман куда более совершенным, чем «Нейромант»: «Написать о том, как молодая женщина переживает за свою тяжелобольную мать, я не смог бы тогда и под дулом пистолета; пришлось повзрослеть на три десятилетия». Так что стоит присмотреться к этой книге хотя бы из уважения к мнению классика. Может быть, что-то прояснится с выходом продолжения «Периферийных устройств», романа «Agency», релиз которого намечен в США на весну 2018 года.

Читайте также

Гибсон против Эллиса
Как «Гламорама» погубила «Распознавание образов»
17 июля
Контекст
Англо-американская война и фантазии на тему Трампа
Лучшее в литературном интернете: 9 самых интересных ссылок недели
4 февраля
Контекст
Краткий гид по фантастическому сексу
От сексуальных утопий до инопланетного БДСМ: как секс проникал в фантастику
20 июня
Контекст