Иво Андрич — самый балканский из всех писателей стран Балканского полуострова. Его трудно отнести к какой-то одной национальной литературе региона, он принадлежит одновременно трем литературам: сербской, боснийской и хорватской. Рожденный и выросший в Боснии, недалеко от города Травника, Иво Андрич был частью ее противоречивого и сложного мира, одновременно загадочного и притягательного.
Сказать, что у Андрича была необычная судьба, — это не сказать ничего. Не каждый будущий литератор стоял рядом с человеком, выстрел которого послужил началом Первой мировой войны. Иво Андрич в юности состоял в одной нелегальной национально-патриотической организации с Гаврилой Принципом, который 28 июня 1914 года застрелил наследника престола Австро-Венгрии и его супругу. За участие в «Молодой Боснии» Андрич был осужден и несколько лет провел в тюрьме. После Первой мировой войны он начал печататься и получил известность. Параллельно развивалась его карьера дипломата. Он представлял Королевство Югославию в Лиге Наций в Женеве и был послом в фашистской Германии с 1939 по 1941 год. После бомбардировки гитлеровской авиацией Белграда 6 апреля 1941 он покинул Берлин и вернулся на родину.
Всю оккупацию Андрич провел в том же Белграде, отказавшись от возможности поселиться в Швейцарии. В эти годы, в своей холодной квартире, в городе, где оккупанты регулярно устраивали акции устрашения, где за одного убитого гитлеровского офицера расстреливали сто сербов, он написал свои самые известные романы «Травницкую хронику» (1942) и «Мост на Дрине» (1943).
Посвященные историческому прошлому Боснии, романы интересны не только как романы исторические. В них раскрывается особая андричевская философия истории, его вера в неразрывную связь прошлого и будущего. В тяжелом 1942 г., когда фашистская ночь накрыла Европу и гитлеровская армия стояла у самой Волги, писатель работал над романом «Травницкая хроника». Действие романа протекает в 1807–1814 годы. В Травник, тогдашнюю столицу Боснии, к местному визирю прибывают консулы, посланцы Наполеоновской Франции и Австрийской империи. Французский консул приезжает представителем самого могущественного монарха Европы. Его армия кажется непобедимой, власть прочной, все ждут вестей о капитуляции русского царя. Но происходит обратное: бесславное поражение переживает прославленный Наполеон, после чего Травник покидает и французский консул.
В 1943 г., когда события на Восточном фронте уже начали вселять надежду, Андрич писал свой самый известный роман «Мост на Дрине». На протяжении нескольких столетий величественный мост через Дрину символизирует незыблемость и могущество Турции и власти султана, но этой власти приходит конец, и Турция отступает, оставляя некогда завоеванные земли. Роман стал метафорой надежды на неизбежное падение Германии и ее приспешников внутри страны. Символичны последние строчки книги: «Все может быть. Одного только не может быть: не может быть, чтобы на свете перевелись и вымерли великие и мудрые, наделенные душевной щедростью мужи, возводящие во имя божие вечные постройки для украшения земли и облегчения жизни человеческой. Если бы не стало их, исчезла бы, угасла и божья милость в мире. А этого не может быть».
Для своих современников Андрич оставался во многом загадкой. Вот, например, как описывает его, стараясь быть беспристрастным, известный сербский писатель Добрица Чосич, который считал Андрича «сербской и югославской духовной вершиной»: «Этот нелегал, пленник в жизни и истории, с блестящей карьерой дипломата, хорват по происхождению, но серб по культуре и гражданству, единственный ребенок, выросший подле матери и тетки», долго не имевший собственной семьи, «многолетний, как говорят, страстный любовник замужней женщины, этот член „Молодой Боснии”, узник австро-венгерской тюрьмы, переживший две оккупации, посол в гитлеровской Германии, член компартии Тито <…>, этот вечный одиночка в жизни и в литературе, живший единственно для себя и для своих книг, занимавшейся благотворительностью, но не во имя христианских принципов, а во имя сократовского спокойствия и чувства долга перед родным краем, этот великий и непонятный эгоцентрик, который гениально понимал жизнь, историю и современные обстоятельства, мудрец, прикрывающийся банальностями от глупцов и сильных мира сего, этот философ этой земли, полной ненависти — это действительно человек, который в свою эпоху глубже всех понимал людей, страну и время, в котором мы живем».
Большим писателям свойственно видеть больше, чем всем остальным, они наделены даром угадывать будущее, замечать, какие опасности для него кроются в настоящем. Сегодня строки из рассказа Андрича «Письмо, датированное 1920 годом» звучат как пророчество. В тексте, написанном в 1946 году, сразу после войны, которая была в Югославии войной против фашизма и войной гражданской одновременно, когда строилось новое государство и главным лозунгом было «братство и единство» населявших его народов, Андрича не покидала тревога. Он писал: «…этой отсталой и бедной стране, в которой, теснясь, живут четыре рaзных религии, нужно в четыре рaзa больше любви, взаимопонимания, терпимости, чем другим. В Боснии же, наоборот, непонимание, время от времени переходящее в открытую вражду, является чертой почти всех жителей. Пропасть между разными религиями столь глубоко, что преодолеть ее удается порой лишь ненависти. Я знаю, мне нa это ответят, и не без основания, что в этом отношении заметен все же определенный прогресс, что идеи девятнадцатого века и здесь сделали свое дело, a теперь, после освобождения и объединения страны, дело пойдет немного лучше и быстрее. Боюсь, что это не совсем так. Теперь нa каждом шагу будут говорить и писать по любому поводу: „Брат есть брат, какой бы он ни был веры”, „Важно не кто каким крестом крестится, a чья кровь стучит в его груди”, „Увaжaй чужое, a своим гордись”, „Национальное единство не знaет ни религиозных, ни племенных рaзличий”. Но ведь в боснийских верхах издавна хватало лживой вежливости, привычки обманывать себя и других звучными словами и пышными церемониями. Это может прикрыть вражду, но не устраняет ее и не препятствует ее росту.
Я опасаюсь, что под прикрытием современных лозунгов в этих кругaх дремлют прежние инстинкты и каиновы замыслы, и так будет продолжаться до тех пор, пока не изменятся полностью основы мaтериaльной и духовной жизни в Боснии… Тот, кто в Сaрaеве проводит ночи без сна, может услышать все ночные голоса. Тяжело, уверенно бьют часы нa башне католического собора: двa чaсa пополуночи. Проходит немногим более одной минуты (я считaл, ровно семьдесят пять секунд), и тогда бьют немного тоньше, но пронзительно чaсы нa православной церкви, отмечая свои двa чaсa пополуночи. Вслед зa ними глухо, словно издалека, отбивают чaсы нa башне мечети, причем отбивают одиннадцать чaсов — призрачные турецкие одиннадцать часов, согласно странному счету времени чужой, далекой страны. У евреев нет своих чaсов с боем, и одному только богу немилостивому известно, который чaс у них и по кaкому счету времени — сефaрдов или aшкенaзи. Дaже ночью, когдa все спит, когдa текут глухие ночные чaсы, не дремлет рознь, разделяя сонных людей, которые, проснувшись, рaдуются и печaлятся, постятся и говеют по четырем врaждующим кaлендaрям и воссылaют к небу молитвы нa четырех рaзных языкaх. И этa рознь то явно и открыто, то незaметно и исподтишкa сливается и отождествляется с ненавистью».
Для тех, кто хочет понять и разобраться, что произошло с Югославией, что и почему происходит в Боснии, романы Иво Андрича могут послужить ключом. А кто-то, прочитав Андрича, захочет своими глазами увидеть «незыблемый в своем вечном величии», воспетый писателем чудо-мост Мехмеда-паши Соколовича, памятник исламской архитектуры XVI в., построенный лучшим архитектором эпохи Синаном, и полюбоваться неповторимым зеленым оттенком реки Дрины.