Колум Маккэнн. И пусть вращается прекрасный мир. М.: Аркадия, 2018. Перевод Анатолия Ковжуна
Из печати снова выходит роман ирландского писателя, принесший ему Дублинскую премию и, пожалуй, настоящую, всемирную известность. Если вспомнить историю создания книги, автора стоило бы чем-нибудь наградить уже за одни приложенные усилия. Маккэнн объездил на велосипеде почти всю Америку — только для того, чтобы лично познакомиться с разными классами обычных американцев. Не мудрено, что он повидал и послушал людей, чьи судьбы показались бы нам просто выдуманными. Пропустив через себя все эти истории, писатель был настолько впечатлен разноцветием человеческого бытия, которое как-то умещается в границах одного города, штата, страны или планеты, что написал в итоге художественный роман, куда всех их и поселил.
Однако это не просто портретная галерея Америки 1970-х. Хотя тут есть, пожалуй, все: от ветеранов войны до проституток, от священников до водителей. У каждого, будь то владелец большого бизнеса или бомж, ночующий на улицах Нью-Йорка, есть свои несколько страниц в этой книге. В какой-то момент героев становится так много, что нам легко забыть кого-то из них, а уж тем более проследить между ними связь. Которой, может, и нет вовсе: автор перекладывает этот вопрос на читателя. Что точно их объединяет — это один день, в течение которого мы всех их и увидим. Тот самый день, когда французский циркач Филипп Пети несогласованно прошел по канату от крыши одной башни-близнеца Всемирного торгового центра до крыши другой. Случилось это в 1974 году, и Пети до сих пор остается, наверное, самым известным канатоходцем. Маккэнн и его делает своим героем, но не главным, а просто «отправным», с которого этот странный день начинается, ни больше ни меньше.
Почему именно этот день и эти герои? Ответа нет, и кажется, Маккэнн делает все, чтобы никакого ключа здесь не всплыло. Он подробно описывает страшные судьбы персонажей и вместе с тем предлагает не вязнуть в них, а посмотреть на картину свысока (как Пети). Дух захватывает, когда видишь внизу копошащихся человечков; и ведь что мешает им самим подняться выше? Обычно такие вопросы признаны не дать ответ, а встряхнуть черепную коробку, расширить сознание; подобный опыт как минимум не проходит без следа.
Купить на Лабиринт.ру
Селеста Инг. И повсюду тлеют пожары. М.: Фантом Пресс, 2018. Перевод Анастасии Грызуновой
Первую книгу Селесты Инг «Все, чего я не сказала» критики и читатели хвалили и обсуждали. Про следующий роман было ясно, что если он будет не лучше, то точно станет таким же обсуждаемым. Так и получилось. В «Пожарах» Инг затрагивает тему взаимоотношений мигрантов и «коренного» населения. Однако кажется, что «острая и серьезная» тема не дает автору полностью расслабиться и смысл важного высказывания выходит на первый план, отчего недоработанной остается его форма.
Форму Инг выбирает уже знакомую. В маленьком и, главное, спокойном городке происходит необычное событие, разгадка которого будет мучить нас до самого конца. Распутывая дело, мы знакомимся с двумя семьями; одна из них представляет из себя идеальный образец благополучной американской семьи с четырьмя детьми, нормальным домом и неплохим доходом; другая — такой же чистый образец семьи «странной»: отца нет, мать-фотограф с дочерью переезжают из города в город, живут не бедно, но и не шикуют. Понятно, что герои с настолько разными взглядами — в первой семье сын не представляет, как можно жить без своей комнаты, а во второй мать буквально обустраивает дом найденными где-то вещами — вряд ли найдут общие темы для разговора; однако же они оказываются втянуты в близкое общение.
Так что если в первой трети роман напоминает неспешный текст Франзена, то потом скорость развития событий увеличивается настолько, что ты только и успеваешь собирать новые интересные факты о персонажах. Проблема лишь в том, что автор дает самой себе очень мало времени и места; у нее есть что сказать, но есть ощущение, что она не хочет делать роман слишком большим. Из-за этого каждый из ее героев, с одной стороны, детально прописан, а с другой — остается носителем лишь одной ролевой модели. В какой-то момент кто-то произносит фразу «Даже не верится, что люди бывают так бедны», и это, пожалуй, слишком прямолинейный способ обозначить его мещанскую сущность. По сути, Инг показывает, насколько люди не готовы к приятию других людей; но в качестве своих мишеней выписывает совсем уж карикатурных американцев.
От этого реальная проблема эмигрантов, конечно, не становится меньше; и, наверное, такая прямолинейность только поможет достучаться до читателя. Во второй половине в городке и вовсе разворачивается резонансное дело об удочерении китайской девочки, и автор посвящает целую главу плюсам и минусам жизни ребенка в семье чуждой ей культуры. Однако тут уже срабатывает обратный эффект: на фоне стремительно развернутой детективной истории о таинственном поджоге история про девочку уходит на второй план — хотя чувствуется, что для автора она, наоборот, важнее всех других линий.
Таким образом, получается похожая чуть ли не на манифест книга на самую горячую тему дня. Но текст напоминает скорее черновик этого манифеста: нужные темы найдены, теперь надо выбрать, какой же из них посвятить роман. Это только Том Вулф мог себе позволить (и хорошо умел) писать сразу обо всем.
Купить на Лабиринт.ру
Артем Серебряков. Чужой язык. М.: Флюид ФриФлай, 2018
Издатели спешат сравнить Серебрякова с Дэвидом Линчем, однако по самой прозе видно, что автор наверняка отнесся бы к этой мысли с иронией (даже если любит режиссера). Заявленная «чертовщина» в этих рассказах действительно есть, однако в большинстве текстов она присутствует лишь на уровне интуитивных видений: читателю рано или поздно становится зябко, но причины этого дискомфорта не рассмотришь в напечатанных буквах, хоть с лупой их изучай.
Здешние тексты — эдакие «обманки»: после них неизменно остается ощущение, будто пропустил что-то; хочется вернуться и найти тот момент, когда вполне себе реалистический рассказ становится мистическим. Получается так потому, что несколько монотонная манера письма Серебрякова сначала может довести до полусна: «Небо нежно снимало пепельное платье. Мне под ноги упал луч, тонкий, дрожащий, несмелый. Мы присели на землю и долго смотрели на кости горы...» В таком оцепеневшем состоянии воспринимаешь остальной текст будто через пелену, отчего потом не можешь его пересказать. Но одно знаешь точно: что-то там неладное творится с этими героями.
Примерно по такой схеме написана повесть «Чужой язык» о молодой женщине-враче, которая направилась работать в далекое от цивилизации село, живущее по своим религиозным и бытовым правилам. Чужим здесь оказывается не только язык, но и весь менталитет коренных жителей, которые так и не воспринимают доктора как свою, хотя она формально только и делает, что приносит им пользу. Держит читателя постоянное ожидание страшной развязки — но автор так и не «разрешает» ситуацию, оставляя нас, по сути, с еще более неприятным концом.
Поэтому Серебрякова читать некомфортно. Он обязательно обманет: поводит по брошенным лесам, выведет не в том месте и скажет, разведя руками, что сам заблудился. Это тексты, которые постоянно заставляют быть настороже. Из других рассказов в сборнике отчетливо выделяются «Олений парк» и «Урок антропологии». Разные по размеру, похожие по драматургии — певучий неспешный монолог превращается в хронику какого-то бреда. Рассказчик при этом не меняется в лице и продолжает забрасывать нас все более ошарашивающими подробностями. Неприятно, неуютно и темно — однако оторваться сложно.
Купить на Лабиринт.ру
Анно Масаки. Нагасаки — город иезуитов. Общество Иисуса в Японии XVI века. СПб: Гиперион, 2018. Перевод с японского Вячеслава Онищенко
По сути это настоящая научная монография профессора университета города Хиросаки, посвященная одному необычному и совершенно неизвестному широкой публике периоду в истории другого города — Нагасаки. В течение нескольких десятилетий XVI века, в эпоху, когда Португалия и Испания поделили всю (известную им) землю и Япония попала в зону португальцев, этот город на юге страны — а иностранцы тогда попадали в Японию с юга — оказался в странном положении. Из-за быстро развившейся здесь международной торговли (и, соответственно, открытия порта) сюда, с одной стороны, в большом количестве направились японские предприниматели. С другой — местные кланы стали бороться за влияние над городом, но так и не смогли однозначно разрешить свой спор.
Тогда неожиданно главным игроком на геополитической сцене становится некий Франциск Ксавье, первый руководитель католической миссии в Японии. Местные дельцы активно налаживают связи с иностранцем, рассчитывая, что это поможет им познакомиться и с зарубежными торговцами. И в итоге, вследствие немыслимых перипетий, целый город перестает подчиняться японским властям и формально становится собственностью Ватикана.
Автор подробно рассматривает этот период и рассказывает, как текла жизнь в злосчастном порту и в самом городе. Для японцев это совсем не проходной исторический момент: мало того что тогда на их островах впервые начало распространяться христианство, именно португальцы завезли сюда огнестрельное оружие. Но и это не главное. Интереснее смотреть на проблему с расстояния: гегемония европейцев в Нагасаки закончилась провалом — японцы издали указ, по которому они на долгие годы отказались от каких-либо связей со Старым светом.
Читать исследование Анно Масаки — как листать старую амбарную книгу. Автор в своей дотошности доходит даже до различий в официальной и неофициальной бухгалтериях порта; а где-то в другой главе описывает, почему, скажем, ящики для пожертвований у японцев были не похожи на европейские. Слова автора перемежаются с письмами самих героев, документами и счетами. Учитывая, что речь идет не о каком-нибудь XIX, а о XVI веке, дух захватывает, да.
Купить на Лабиринт.ру