Каждый слышал о Цицероне, Вергилии или Таците — может создаться впечатление, что всех древнеримских авторов давным-давно перевели, и отечественные филологи-классики остались без работы. Однако это далеко от правды: многое уже сделано, но, чтобы узнать об античности нечто совершенно новое, работы еще достаточно. «Горький» изучил, кого из значительных классических авторов следует перевести.

Философ Музоний Руф, учитель Эпиктета и Диона Хрисостома

Римский стоик, младший современник другого знаменитого философа — Сенеки. В отличие от последнего, Музоний русским читателям практически незнаком, хотя его вклад в философию не менее значителен.

Этруск из города Вольсинии, Музоний родился около 30 г. н. э. и при Нероне уже достиг известности. Участвовал в так называемой стоической оппозиции, противостоявшей нескольким императорам. В нее входили крупные политики и интеллектуалы, в том числе консул-суффект Тразея Пет, наместник провинции Азия Барея Соран, народный трибун Гельвидий Приск, мифограф Анней Корнут (у которого была библиотека с сотнями книг сооснователя стоицизма Хрисиппа) и другие. Под эгидой сенатора Кальпурния Пизона заговорщики намеревались убить Нерона, но в 65 году император раскрыл заговор, приговорив участников и симпатизантов к смерти или ссылке. Сенеке и поэту Лукану велено было вскрыть себе вены, Музония же сослали предположительно на необитаемый остров Гиар, отличавшийся крайне суровым климатом. Его самый известный ученик Эпиктет писал: «Если ты будешь на Гиарах, не рисуй в своем воображении врепяпрепровождение в Риме (...) Направь все свои усилия, как и следует ведущему жизнь на Гиарах, на то, чтобы вести жизнь на Гиарах мужественно». Из ссылки Музония вызволил в конце 60-х недолго правивший император Гальба. Вернувшись в политику, он пользовался расположением следующего правителя Веспасиана, который, устроив очередную облаву на интеллектуалов-оппозиционеров, Музония оставил в покое. Умер философ в конце века, но детали биографии, приходящиеся на последнюю треть, известны незначительно; вероятно, он преподавал в собственной школе.

В своей философии Музоний сделал упор на практическую составляющую стоицизма. Жить можно, говорит он, лишь неустанно заботясь о себе, а заботиться о себе следует посредством аскезы. В отличие от современного понимания аскезы, в античности этот термин означал серию упражнений, направленных на укрепление как тела, так и души. Упражнения эти формируют мужество, позволяющее не сгибаться под ударами судьбы, и рассудительность, позволяющую избегать дурных поступков. Жизнь Музония — прекрасное подтверждение гармонии между его делами и словами: «Разве дело, скажет кто-нибудь, чтобы человек образованный и способный обращать молодых к философии обрабатывал землю и занимался телесным трудом, словно какой-нибудь крестьянин? Да, было бы действительно ужасно, если бы обработка земли мешала ему заниматься философией или побуждать других к занятиям философией. Но коль скоро это не так, то ученикам, представляется мне, гораздо полезнее встречаться со своим наставником не в городе, где они слушают его отвлеченные рассуждения, а видеть, как он работает в поле, собственным трудом доказывая то, что говорит философское рассуждение, — а именно, что следует переносить тяготы и страдания, ощущаемые собственным телом».

До нас дошла двадцать одна речь, приписываемая Музонию. Сохранились они благодаря Стобею — византийскому писателю V века, составлявшему антологии древних текстов. Речи Музония представляют собой скорее всего лекции, прочитанные им в школе, которые записал и распространил один из учеников. На английском их недавно издали с комментариями неостоика Уильяма Ирвина; на русском полного перевода не выходило.

Оратор и философ Дион Хрисостом

Насчет своего наставника Дион говорил, что тот «после древних жил в наибольшем согласии со своим учением», но ученику, быть может, даже удалось превзойти учителя.

Родившийся в 40 г. н. э. Дион, как и многие мыслители той эпохи, отчасти повторил судьбу Музония. Унаследовав богатое поместье в провинции, юноша все же переехал Рим, где быстро завоевал славу талантливого ритора (благодаря чему и получил прозвище Хрисостом — «Златоуст») и стал вхож в придворные круги. Однако император Домициан в 82 году изгнал его за критику, запретив появляться и в Риме, и на родине. Так начались почти пятнадцатилетние странствия Диона по всем концам греко-римской ойкумены без единого обола. Он принял кинический образ жизни — собачьей жизни бездомного, нищего и сурового критика всех установленных ценностей — и стал его самым последовательным проповедником. Несколько городов, на площадях которых он читал речи, почли за честь наделить гражданством странствующего философа, но Дион нигде не задерживался. По словам философа, его бродяжничество одобрил сам дельфийский оракул. Зарабатывал он либо тяжелым физическим трудом, либо милостыней, а жил часто под открытым небом с охотниками и пастухами. Как пишет исследователь кинизма Дональд Дадли, «эти годы разрушили ему здоровье, но принесли ему более глубокое понимание жизни бедных, чем у любого классического автора со времен Гесиода». После смерти Домициана в 96 году опальный мыслитель вернулся в Рим и стал советником императора Траяна, потому что, как он сам выразился, «дело настоящего мудреца — управлять людьми».

В пример всем он ставил Диогена, прославив его в Истмийской речи, где описал, как основатель кинизма пришел на спортивные состязания и увенчал себя сосновыми венком («ибо он действительно походил на царя»), будто победил в соревнованиях: «Одолел я многих и великих противников, отнюдь не подобных тем рабам, что ныне здесь боролись, бегали и бросали диск. Нет, поверг я врагов куда более тяжких — бедность, изгнание и бесславие, а к тому же гнев и скорбь, желание и страх и непобедимейшую из всех тварь — усладу — нежную и больную внутри. Никто ее, полагаю, ни из эллинов, ни из варваров не вызывал на бой и не побеждал силой души, но все изнемогли в этом состязании и подчинились ей: персы, мидийцы, сирийцы, македонцы, афиняне, лакедемоняне — все, кроме меня».

Речи Диона — классический пример диатриб, то есть переложенных на бумагу устных проповедей перед народом. Жанр диатрибы связан с киниками, но, как пишет советский филолог-классик Исай Нахов, «начало ее следует искать раньше — в устных выступлениях софистов, философов из окружения Сократа, в среде древних киников, ее нельзя отделить от имен Антисфена и Диогена (…) Сократ заявлял, что его осудили афиняне, не переносившие его выступлений и бесед, его правдивых речей». Некоторые речи Диона выходили в советском издании памятников античного ораторского искусства; 17 кинических проповедей недавно издали отдельной книгой, но всего до нас дошли почти 80 текстов, посвященных жизни и нуждам бедноты, социальным и этическим проблемам, политике и прочему — в гарвардской серии Loeb Classical Library, издающей тексты классических авторов, диатрибы Диона изданы пятью томами.

Историк Дион Кассий

По предположениям некоторых антиковедов, автор огромной «Римский истории» в 80 книгах приходился Диону Хрисостому внуком по материнской линии. Как и Хрисостом, Луций Клавдий Кассий Дион Коккейан родился в римской провинции Вифинии около 155 г. н.э. и в период правления императора-стоика Марка Аврелия прибыл в Рим, где начал политическую карьеру. В 180 году он стал сенатором, при Септимии Севере — консулом-суффектом. Стараясь заручиться поддержкой Септимия, когда тот был еще только претендентом на престол, Дион написал трактат «О снах и предзнаменованиях» и послал его будущему императору. Тот увидел в нем благоприятные предзнаменования и ответил дружелюбным письмом. Так между Септимием и Дионом завязалась дружба, а последний решил продолжить пробы пера, побужденный якобы сном: получив письмо Септимия, он лег спать, а в сновидении божество повелело ему написать историю Рима. Сначала он написал историю правления сына Марка Аврелия, которую Септимий одобрил, после чего новоявленный писатель приступил к полной истории, начав с легендарных римских царей. В отличие от одного из самых известных римских историков Тацита, Дион был сторонником монархического порядка, что сказалось на содержании его повествования. Стилистически он ориентировался на Фукидида и писал на аттическом диалекте.

Вот как Дион описывает эпоху своего тезки и его учителя: «Поскольку многие, в том числе и киник Деметрий, находясь под влиянием так называемого стоического учения, публично высказывали под видом философии немало таких мыслей, которые были неподходящими в тогдашней обстановке, исподволь развращая умы некоторых людей, то Муциан убедил Веспасиана изгнать всех подобных лиц из Рима (...) Муциан высказывал Веспасиану множество удивительных обвинений против стоиков, утверждая, в частности, что они преисполнены пустого самомнения, и как только кто-то из них отпустит бороду, поднимет брови, набросит на плечи потертый плащ и пройдется босиком, о нем тут же начинают говорить, что это человек мудрый, храбрый и честный, а сам он горд и доволен собой, даже если он, как говорится, не умеет ни читать, ни плавать. На всех они смотрят свысока, про знатного человека они говорят, что он изнежен, про незнатного — что его голос еле слышен, красивого человека называют распущенным, некрасивого — одаренным природой, богатого — жадным, а бедного — человеком рабской породы. И Веспасиан немедленно изгнал из Рима всех философов, кроме Музония, а Деметрия и Гостилиана отправил в ссылку на острова».

Занявшись историей, Дион не оставил политику и при династии Северов предположительно даже вошел в императорский совет. Император Каракалла заставил Диона сопровождать его в поездках и на свои средства возводить в провинции гостиницы и цирки. При Макрине он наводил порядок во взбунтовавшемся против императора Пергаме и Смирне; восстанания он усмирял и при скандальном Гелиогабале. Вероятно, с 200 по 209 годы Дион собирал материалы, а следующие двенадцать лет писал. Часть — с основания Рима до смерти Септимия Севера — он окончил около 221 года, после чего был вынужден отвлечься на обязанности проконсула в Африке и легата в Далмации и Паннонии. В 74 года он получил разрешение выйти на пенсию и продолжил книгу, доведя ее до 229 года. Больше половины его сочинения сохранилось целиком или в значительных извлечениях, но на русский переведены только 51-80 книги, охватывающие период от смерти Нерона до правления Александра Севера.

Оратор Элий Аристид

Элий Аристид — представитель так называемой Второй Софистики, один из самых известных ораторов II века. Уроженец Смирны — столицы римской провинции Азия — Аристид, выходец из богатой семьи, обучался там у Александра-грамматика (будущего учителя императора Марка Аврелия), с которым изучал Гомера, Пиндара и Платона. Совершенствуясь в ораторском искусстве, он отправился в Афины, чтобы послушать там известного ритора Герода Аттика (тоже учителя Марка Аврелия). В Афинах он посещал лекции платоника Лукия, ученика Музония Руфа. Как и Дион Хрисостом, он много странствовал, выступая с речами в городах по всей Римской империи, но защищал не философию, а риторику.

Из-за того, что Аристид был слаб здоровьем, большую часть времени он проводил в родном городе. В 178 году Смирна была разрушена землетрясением, на что Аристид написал речь: в ней оплакиваются разрушенные улицы, агора, театры, портики, гавани, гимнасии и другие исчезнувшие достопримечательности; кроме того, он отправил Марку Аврелию личное письмо, в котором красноречиво расписал постигшее город «вселенское горе». По словам Филострата, прочтя письмо, император прослезился и освободил город от уплаты налогов. Местные жители возвели оратору бронзовую статую, а Филострат нарек его «основателем Смирны». Регулярные болезни и невозможность гастролировать с декламациями вынудили Аристида обратиться к религии — много времени он проводил в пергамском святилище бога медицины Асклепия (в честь которого написал «Похвалу источнику в святилище Асклепия») и родовом имении. Во время одного из обострений он, не покидая поместья, на протяжении месяца описывал симптомы и методы лечения, основанные на советах Асклепия, полученных им во сне. Дневник получил название «Священных речей» — это одно из немногих сочинений Аристида, переведенных на русский:

«На семнадцатый день сон положил мне запрет мыться, на восемнадцатый — опять запрет мыться. На девятнадцатый день мне приснилось, что я оказался во власти каких-то варваров, и один из них подошел ко мне с таким видом, будто хотел уколоть меня. Затем опустил палец вот так, по самую глотку, и что-то всыпал туда, по какому-то местному обычаю, и это свое действие назвал „пищеварением”. Потом, когда я рассказал об этом сне, то слушатели удивились и сказали, что переваривание пищи — это причина, по которой мне следует терпеть жажду, а пить нельзя. После этого мне было назначено очищение желудка. И варвар предписал мне не мыться и держать при себе одного слугу. В этот день я не мылся и, очистив желудок, почувствовал облегчение».

Всего же сохранилось более 50 речей, приписываемых Аристиду. Как и многие писатели той эпохи, он был аттикистом и ориентировался на древнегреческих авторов: Фукидида, Платона, Исократа, Демосфена (с двумя последними позднее его сравнивали византийские риторы). Среди его речей есть восхваления отдельных городов, панегирики историческим лицам, речи о богах, речи на социальные и политические темы, напоминающие диатрибы Диона Хрисостома. Любопытно, что на английском языке в серии Loeb Classical Library первый том Аристида выйдет только в следующем году.

Врач Гален

«В это время в Пергаме жил врач Сатир, знаменитый софист, как уже было сказано. Этот человек подошел ко мне, лежавшему в храме, и ощупал мою грудь и живот. Когда же он услышал, сколько раз мне очищали кровь, то приказал лучше беречь ее и не разрушать свое тело. „А я, — сказал он, — дам тебе очень легкую и простую мазь, чтобы ты помазал ею живот и под ребрами. И увидишь, как она поможет!”»

«Врачом Сатиром» Аристид в своем ипохондрическом дневнике назвал Галена — лейб-медика при дворе Марка Аврелия и главного врача античности после Гиппократа. Посетил он его в Пергаме, родном городе врача. По некоторым данным, семья будущего врача разбогатела на строительных подрядах при вооружении храма Асклепия. Сначала отец-архитектор отправил 14-летнего сына изучать философию, но на судьбу Галена повлиял, как это постоянно случалось в античности, вещий сон: Асклепий во сне сказал отцу выбрать для Галена профессию врача. Не бросив философию, он начал изучать анатомию и фармакологию, закончив образование у александрийских врачей. Он будет всю жизнь настаивать на необходимости сочетания философии и медицины и напишет отдельный трактат на эту тему «О том, что лучший врач — еще и философ».

Поначалу Гален устроился лекарем гладиаторов в Пергаме. В его обязанности входило не только зашивать раны бойцов после выступлений, но и следить за их общим состоянием, например, планировать диету. По словам Галена, под его присмотром умерли только два гладиатора, а при его предшественнике — шестнадцать. В 162 году он переехал в Рим, где прослыл талантливым врачом не среди гладиаторов, а уже в императорских и сенатских кругах. Любопытно, что один римский философ решил, будто Гален приехал в столицу делать карьеру мыслителя, а не медика. Его анатомические демонстрации посещали дядя и зять императора; один из знатных пациентов, вылеченный Галеном от меланхолии, сказал, что речи его лечащего врача подобны вещанию оракула. Преданный клятве Гиппократа, он лечит не только богатых, но и нищих с рабами, не требуя никакой платы. Врачебную практику Гален всю жизнь совмещал с сочинением медицинских и философских трактатов, наиболее полная подборка которых на русском издана в 2014 году сотрудниками кафедры истории медицины, истории отечества и культурологии МГМУ им. И. М. Сеченова:

«Не могу точно сказать, какими обладал природными свойствами, поскольку естество мальчика уже трудно понятно для взрослого мужа. Что касается меня, то я наслаждался выпавшей мне удачей иметь самого лучшего, самого понимающего, негневливого, справедливого и человеколюбивого из всех отцов. Моя мать, напротив, была настолько склонна к гневу, что порою даже кусала своих служанок. Она постоянно кричала и корила моего отца, более чем даже Ксантиппа нападала на Сократа. Я любил благородные дела моего отца, и, когда сравнивал его поступки со страстями моей матери, мне хотелось бежать от ее позорных наклонностей. Мне стало ясно особое отличие между родителями: например, мой отец никогда не огорчался при любом несчастье, в то время как мать всегда раздражалась по пустякам. А дети, как вы знаете, подражают тому, от чего они получают удовольствие, и всегда избегают того, что вызывает их отвращение».

Вошедшие в издание восемь текстов, даже если к ним присовокупить отдельные сочинения, выходившие в журнале, а также советские переводы — лишь малая часть Galenic corpus, включающего десятки трактатов, посвященных анатомии, физиологии, патологии, фармакологии, философии, этике и логике (всего он написал более пятисот сочинений, но сохранилось менее трети). Гален стал последним большим врачом античности, чей авторитет был настолько велик, что на его медицинские теории ориентировались многие столетия: даже в эпоху Ренессанса врачи все еще высоко ценили Галена, а в 1540-х его сторонники организовали Nova Academia Galenica для популяризации идей врача-философа.

Читайте также

«Пишущий эти слова усодомит того, кто будет их читать»
Как читали древние греки и римляне
9 сентября
Контекст
Гарри Поттер и дары трансгуманизма
Переводчик об одном из лучших фанфиков поттерианы
21 октября
Контекст
«Бог приехал, я встретил его на вокзале»
Взрослая и детская биографии Людвига Витгенштейна
8 сентября
Рецензии