Один из титанов «золотого века» научной фантастики, Артур Чарльз Кларк (1917–2008), прожил в буквальном смысле слова фантастически долгую жизнь — от первых шагов звукового кино до «Матрицы» на экране смартфона; ему, пусть и тяжело больному, довелось пожить в XXI веке, о котором столько писало и фантазировало его поколение, и, по печальной иронии судьбы, пережить собственный жанр. Ибо, как бы ни расценивать то, что произошло с фантастикой в последней четверти прошлого столетия, трудно не согласиться, что научная фантастика в классическом ее понимании была литературой «про космос» и что разочарование в перспективах освоения космоса сыграло заметную расхолаживающую роль.
Собственно говоря, с этим культурным пластом, вызывающим у кого-то ностальгию по идеализму прошлых эпох, у кого-то — насмешку над наивностью и старомодностью тогдашней картины мира, и ассоциируется в первую очередь имя Артура Кларка, еще при жизни обратившегося в памятник самому себе. Обсуждение старой фантастики с точки зрения сбывшихся и несбывшихся предсказаний будущего стало уже банальностью — слишком легко посмеиваться над авторами, у которых бортовой компьютер фотонного звездолета заглатывает перфокарты, а то, что большинство фантастов не додумалось до интернета, не констатировал только ленивый. (Впрочем, Артур Кларк выделяется и на этом фоне: он избегает подобных простодушных технологических экстраполяций и был чуть ли не первым, кто предсказал тупик космических программ, еще до запуска первого спутника.) Однако гуманитарию — представителю дисциплин, столь презираемых в эпоху «золотого века» НФ, — интересны предсказания совсем другого рода. Фантастика середины прошлого столетия — это документ психологии, нравов и социальных стереотипов своего времени. То, как десятилетия назад лучшие умы представляли себе общество будущего, порой куда более информативно и поучительно, чем межзвездные полеты с перфокартами.
По большому счету, свои представления о том, каким будет общество в будущем, писатели проговаривают двумя способами — бессознательным и сознательным. В первом случае авторы просто автоматически экстраполируют на будущее привычные им элементы настоящего (например, освоение чужих планет зачастую выстроено по модели земного европейского колониализма, причем, как ни странно, советская фантастика в этом отношении очень мало отличается от западной). Второй вариант, как правило, приводит к тому или иному идеологическому манифесту в форме утопии либо антиутопии: авторы высказываются не столько о том, каким общество будущего может быть, сколько о том, каким оно должно или не должно быть с их точки зрения. И как ни странно, второе не исключает первого. Нередко персонажи фантастики, задуманные как «люди будущего», столь же чужды реальному человеку XXI в. с его интересами, страхами и тревогами, как персонажи Дюма или Толстого.
Тем любопытнее случаи, когда это оказывается не так — когда писателю удается изобразить будущее достоверно, причем речь идет не о случайном попадании в точку, а о зрелом философском и социологическом анализе. Артуру Кларку это удалось как минимум однажды — в его романе «Свидание с Рамой» (1973), который пользуется более скромным успехом, чем раннее творчество писателя. Этот роман был переведен на русский язык и вышел в СССР в рекордные сроки — всего через три года после выхода в оригинале, — а затем ему было суждено померкнуть в тени «Конца детства», «выстрелившего» в перестройку. Но «Конец детства» был написан двадцатью годами ранее (то, как зарубежный текст 50-х гг. оказался включенным в контекст советского литературного процесса 80-х, тема для целой диссертации), так что порядок знакомства отечественного читателя с творчеством Кларка оказался несколько противоестественным.
Чем же любопытно «Свидание с Рамой» для читателя третьего тысячелетия? Во-первых, за двадцать лет изменились взгляды Кларка на технический прогресс: от полностью пессимистических (в «Конце детства» возможность освоения космоса технологическим путем начисто отрицается) до умеренно оптимистических: в «Свидании с Рамой» к XXII в. человечество заселило некоторые планеты и спутники Солнечной системы, но так и не высадилось на Венере, а межзвездные перелеты пока остаются за пределами возможностей. Согласитесь, читателю 2020 г. не нужно особенно мучить своего внутреннего Станиславского, чтобы поверить в это допущение. Но принципиальное отличие мира «Свидания с Рамой» от большинства миров классической НФ XX в. не в этом. Нередко фантасты того времени населяли мир космического будущего безбашенными юными авантюристами, которые слонялись по всей Вселенной, выискивая, куда бы еще сунуть нос и что бы еще разнести вдребезги лазером (хотя их поведение могло прикрываться благовидными предлогами вроде приказа правительства или научно-исследовательской экспедиции). Нынешний читатель может только улыбнуться, читая что-нибудь вроде: «В свои двадцать три года Джонни уже многое повидал...». Хотя, несомненно, отчасти это было обусловлено ориентацией на молодежную аудиторию.
Мир «Свидания с Рамой» населяют зрелые ответственные люди, для которых вопросы права, этики и техники безопасности — не пустой звук, а органическая составляющая культуры. Авантюризму ради авантюризма там нет места. Показательна уже завязка романа, казалось бы, не имеющая никакого отношения к основной истории (встрече с космическим кораблем пришельцев). То, что инопланетный корабль был обнаружен, не заслуга отважных искателей приключений, а побочный продукт программы отслеживания опасных для Земли астероидов. Скучно? Смотря с какой точки зрения. По крайней мере, убедительно. Впрочем, по мере развития событий автор успешно продемонстрирует нам, что зрелость и ответственность не только не убивают любознательности и героизма, но придают сюжету новую остроту напряженности.
Даже по сравнению с ранним творчеством самого Кларка представления о будущем в «Свидании с Рамой» выглядят необычайно современно. Когда в «Конце детства» Кларк предрекает появление общедоступной оральной контрацепции (прогноз сбылся всего через несколько лет после выхода романа), в его мире это изобретение влияет на нравы и мораль, но не на гендерные отношения в обществе, где политика, наука и даже искусство остаются прерогативой мужчин — женщинам этот мир способен предложить лишь автоматизированную кухню. Кларк сумел предсказать сексуальную революцию, но не сумел предсказать ее социальных последствий — и через двадцать лет у него оказалось достаточно мудрости и проницательности, чтобы не игнорировать эти последствия, а принять и осмыслить их в «Свидании с Рамой». В этом романе женщины решительно отказываются выполнять роль «оживляжа» — любовная линия отсутствует, женские персонажи участвуют в космической экспедиции наравне с мужскими, а если у некоторых радикальных феминисток и вызовут раздражение немногочисленные шутки про фигуру и секс в невесомости, то, ей-богу, эти прегрешения с лихвой искупает образ Руби Барнс, оказавшейся единственной профессиональной морячкой в команде астронавтов.
Будущее подразумевает также изменения в формах семьи, брака и репродукции. Если в «Конце детства» фантазия у Кларка не шла дальше временных браков и банального промискуитета, то идеи «Свидания с Рамой», пожалуй, слишком смелы даже для нынешнего времени. Первое советское издание 1976 г. даже оказалось цензурировано: в изящной и полной юмора сцене эпилога «стерилизацию» заменили на «операцию», «сперматозоид» — на «набор генов», а очаровательную по остроумию фразу «возможно, как раз в этот момент происходит зачатие вашего сына» — на загадочное «не исключено, что приговор уже приведен в исполнение». При изрядном напряжении ума читатель, конечно, может догадаться о том, о чем у Кларка сказано прямо, — о дистанционном зачатии с помощью искусственного осеменения, которое в будущем стало рутинным способом воспроизводства. В настоящее время тема репродуктивных технологий все еще вызывает достаточно болезненную реакцию — пожалуй, даже более болезненную, чем полиаморные семьи, которые в мире «Свидания с Рамой» уже утвердились в качестве социальной нормы. Что ж, подождем до XXII века...
Принципиальное новаторство этого романа состоит в том, что при всей детальной продуманности антуража инопланетного корабля пришельцев нам так и не покажут. Рассказанная история окажется вовсе не про контакт с инопланетянами, а про то, как возможность этого контакта влияет на людей — на их надежды, опасения, желания и подковерные интриги (и это отнюдь не очередная история противостояния любопытных ученых и параноидальных силовиков, в «Свидании с Рамой» тема споров о контакте решена гораздо тоньше). У каждого персонажа свой прописанный бэкграунд, объясняющий его место в социуме и его мотивы. Не забыт и технический антураж: в мире «Свидания с Рамой» присутствует «электронная дипломатия». Причем описания коммуникации будущего настолько продуманы и технически обоснованы, что... перестали в наше время быть фантастикой. Разве что беседовать с голограммой участника конференции пока еще дорогостоящая роскошь; в остальном же описания дистанционных совещаний из 2020 г. читаются как реалистические сцены из современной жизни, пусть им и прибавляет некоторый гротеск межпланетный состав участников. Не откажем себе в удовольствии процитировать:
Политические деятели постарше, привыкшие к мгновенной связи, — на Земле ее давно воспринимали как нечто само собой разумеющееся, — так и не сумели примириться с фактом, что радиоволнам нужны минуты и даже часы на то, чтобы пересечь бездны, отделяющие планеты друг от друга. «Неужели вы не в силах ничего придумать?» — горько упрекали они ученых, обнаружив, что прямые собеседования между Землей и блудными ее детьми — колониями — неосуществимы. Исключение составила лишь Луна — к полуторасекундной задержке радиосигнала еще можно было как-то приспособиться.
Пожалуй, читатель нашего времени способен оценить этот ироничный технологический пассаж даже в большей степени, чем современник Кларка, который, возможно, зевнул бы на этом месте и перевернул страницу: мы и вправду воспринимаем мгновенную связь как нечто само собой разумеющееся. Кларк сумел описать не только быт, но и психологию информационного общества еще тогда, когда большинство фантастов были не в состоянии даже помыслить все это.
Артур Кларк
Единственное, что, пожалуй, может покоробить в романе с сегодняшних позиций — это упоминание о том, что неквалифицированную работу выполняют генетически модицифированные обезьяны, удивительно послушные и готовые работать по пятнадцать часов в сутки. С одной стороны, замечательно, что Кларк наконец догадался о будущих перспективах генетики (в «Конце детства» он не только ухитрился проморгать открытие ДНК, но вообще не упоминает генетику как дисциплину), а с другой стороны, диковато, что еще полвека назад люди размышляли, как бы придумать «этичную» форму рабовладения. Впрочем, пассаж с обезьянами не играет никакой роли в развитии событий и в романе смотрится инородным телом.
В завершение стоит упомянуть, что на рубеже 1980–1990-х гг. Кларк опубликовал ряд сиквелов «Рамы» в соавторстве с Джентри Ли. Поговаривают, что Ли не столько соавтор, сколько основной автор этих романов. Продолжения вышли крайне слабыми — в результате попыток расставить все точки над i текст мутировал в космооперу на грани фэнтези, с насилием, сексом, политическим авантюризмом и тривиальной квазирелигиозной мистикой. И хотя Ли явно попытался осовременить повестку, сделав главной героиней чернокожую женщину (привет нынешним любителям шуток о политкорректности — вопрос, может ли в Великобритании быть черная королева, прозвучал еще в романе 1989 г.), тем не менее в целом серия производит впечатление плачевной архаики. Оригинальный «Рама» звучит гораздо актуальнее как в отношении идей, так и с художественной точки зрения.