Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Старое и новое
Книга «Король Ричард III», вышедшая в серии «Литературные памятники», — уникальный проект. Во-первых, в книгу входит новый перевод, который создавался специально для этой серии. Он отличается большей точностью по сравнению с предыдущими переводами. Во-вторых, издание содержит дополнения с текстами, на которые опирался Шекспир в работе над своей трагедией, и эти тексты впервые переведены на русский язык. В-третьих, книга содержит не публиковавшиеся ранее комментарии и статьи. В статьях раскрывается история русских переводов этой пьесы вплоть до сегодняшнего дня, а также исторические, философские и религиозные аспекты трагедии Шекспира.
Я называю эту пьесу трагедией, хотя ее часто формально относят к хроникам, как и остальные пьесы об исторических (не легендарных) английских королях. Тем не менее, в отличие от других хроник, она менее специфична: ее чтение не требует глубоких познаний в английской истории, хотя они, конечно, никак не окажутся лишними. И в первом издании (1597), и в первом собрании пьес Шекспира (1623) она называется tragedy. По конфликту и композиции ее также можно назвать трагедией.
Никогда прежде эта трагедия Шекспира не издавалась на русском языке с таким объемом комментариев и не сопровождалась дополнениями с текстами, повлиявшими на Шекспира. Это совершенно недавняя для русских изданий Шекспира практика: только вышедшая пару лет назад в «Литературных памятниках» книга «Ромео и Джульетта» содержит переводы источников. Можно еще вспомнить «Троила и Крессиду» в той же серии, где под одной обложкой с Шекспиром были собраны еще два средневековых памятника на тот же сюжет. Именно с этим изданием (2001) Шекспир вошел в «Литературные памятники», несмотря на то, что проекты издавать Шекспира в этой серии существовали еще в советское время.
В наши дни Шекспир издается в «Литературных памятниках» достаточно активно. Вышли «Король Лир» и «Пустые хлопоты любви» в новом переводе (Г. М. Кружкова), вышел том «Сонетов» с несколькими полными сводами переводов на русский язык. Еще несколько книг готовятся к печати.
История русских переводов «Ричарда III» насчитывает без малого два с половиной века: первый из них появился в 1780-е годы. Я не буду подробно останавливаться на том, что было до XX века, потому что дореволюционные переводы окончательно вышли из практики еще в 1950-е годы. (Если они переиздавались в постсоветское время, то как попавшие в общественное достояние и потому «бесплатные», а не в силу их выдающихся литературных качеств.) В XX веке появилось четыре перевода трагедии. Прежде всего это вышедший в 1935 году перевод Анны Радловой, который неоднократно переиздавался. В 1958 году появился перевод Бориса Лейтина. Он не переиздавался, не пользуется большой популярностью и, пожалуй, уступает остальным. Перевод Михаила Донского был напечатан в перестроечные годы, хотя задумывался он еще в 1960-е и был выполнен для известной постановки в театре им. Вахтангова. Последним стал перевод Георгия Бена, который создавался в советское время, но вышел в свет лишь в 1997 году. Об истории русских переводов «Ричарда» в нашем издании подробно рассказывает статья Е. А. Первушиной.
Условно переводы драматургии можно разделить на два типа: переводы, которые ориентированы на чтение, и те, что выполнены для постановки в театре. Переводы «Ричарда III», вышедшие в XX веке, в основном сделаны именно для театра. Я же смотрел на эту пьесу прежде всего как на литературный памятник. Мой подход можно назвать скорее филологическим, чем театральным. Перевод не предназначен для того, чтобы лучше разжевать какие-то аспекты повествования или характеристики персонажа для зрителя, который будет воспринимать речь Шекспира на слух. Моей основной задачей было максимально точно показать, как выглядит шекспировский текст. Конечно, это обрекало перевод на некоторые жертвы, что иногда ставило меня перед трудным выбором. Я ни в коем случае не хотел предлагать читателю и, может быть, потенциальному зрителю перевод, который будет трудно произносить, и по возможности старался делать реплики персонажей более благозвучными. При этом важно было проявлять максимум внимания к тому, как то или иное место выглядит у Шекспира.
Работа над переводом длилась около двух лет, с 2018 по 2020 год. Но даже после того как он был закончен, я периодически возвращался к тексту и поправлял какие-нибудь мелочи. Все это время я параллельно читал источники, посвященные времени правления Ричарда III, что помогло мне разобраться в контексте пьесы. Ранее я перевел «Испанскую трагедию» Томаса Кида, вышедшую в «Литературных памятниках» в 2011 году. Томас Кид — один из авторов, который повлиял на Шекспира не только в жанре кровавой трагедии мести, но и, по мнению некоторых исследователей, как автор утраченной пьесы «Гамлет», вдохновившей Шекспира.
Несмотря на то что в переводе елизаветинской драматургии я уже не новичок, перевод «Короля Ричарда III» оказался очень кропотливым занятием. Во-первых, Шекспир — драматург гораздо более сильный, чем Кид. Во-вторых, у меня было множество предшественников. Публикация в серии «Литературные памятники» обязывала меня к тому, чтобы максимально близко передать не только дух, но и «букву» Шекспира, причем сделать это как с технической точки зрения, так и с точки зрения метафор, стиля и прочего. Я старался как можно точнее следовать «букве» Шекспира, но при этом избегал случаев, когда такое следование оригиналу негативно сказалось бы на качестве стиха и его удобопроизносимости. Если у меня получалась слишком сложная грамматически и синтаксически фраза, я пытался сделать ее более понятной.
Мне неоднократно случалось слышать наивный читательский вопрос: зачем переводить классику заново? Взяться за эту работу меня убедила мой редактор перевода и научный редактор Наталья Эдуардовна Микеладзе. Эта задача казалась мне, как говорится по-английски, daunting — то есть устрашающей в своих масштабах, и, если бы я не был уверен в том, что смогу сказать что-то новое в шекспироведении, я бы не решился выполнить этот перевод. К слову, поэты-переводчики избегают браться за новый перевод произведения, если уже существует удовлетворительный перевод, ведь это крайне энергоемкий и долгий процесс. Каждый новый перевод ключевого текста мировой литературы, особенно поэтического текста, — это не только соперничество с предыдущими переводами, но и попытка сказать новое слово. Надеюсь, что эта попытка мне удалась.
Не только Шекспир
Михаил Савченко. Фото: Sean Cackoski / из архива Михаила
Стоит рассказать и о двух других литературных памятниках, которые мы включили в том в качестве дополнений. Во-первых, это отрывки из хроники Эдварда Холла («Союз благородных и знатных семейств Ланкастеров и Йорков»), впервые переведенные на русский. Из всего обширного корпуса этой хроники мы отобрали места, которые более всего связаны с текстом в том виде, в котором они приводятся у Шекспира. Очень интересно наблюдать, как Шекспир следует за Холлом и даже цитирует прямую речь, которая встречается у хрониста. Сам Холл использует пространные фрагменты из «Истории Ричарда III», написанной Томасом Мором. Это произведение уже переводилось на русский язык и дважды выходило в серии «Литературные памятники». Я заново перевел фрагменты Мора, к которым обращался Эдвард Холл, стараясь передать их в той форме, в которой они появляются у последнего: иногда Холл немного перерабатывал текст и смешивал его с собственным повествованием.
Вторым дополнением стала необычная книга, впервые изданная еще до рождения Шекспира, в 1559 году, — «Зерцало для правителей». Это сборник поучительных монологов, написанных для просвещения и предостережения правителей и царедворцев. Эти тексты разных авторов рассказывают, как те или иные известные персонажи — как правило, английские правители или придворные, — оказавшись в определенный момент на самой высоте, наверху колеса Фортуны, попали в опалу или были казнены. Книга пользовалась огромной популярностью вплоть до XIX века, и «Зерцало для правителей» неоднократно переиздавали, добавляя новых персонажей. Книга следует популярной традиции, которая называется латинским термином de casibus, что означает «о превратностях». Каждое произведение представляет собой стихотворный монолог какого-то персонажа. Для нашего издания мы отобрали пять таких монологов, но взяли из них только те фрагменты, которые связаны с соответствующими пассажами в пьесе Шекспира. Произносят их, конечно же, Ричард III, его брат герцог Кларенс, которого, согласно легенде, утопили в бочке с мальвазийским вином, два царедворца — Гастингс и Бакингем (один из них не захотел поддерживать Ричарда, а другой был его сторонником, но кончилось это для него так же плохо), а также куртизанка Джейн Шор. Шор была очень известным персонажем с бурной личной жизнью: будучи замужней женщиной, она была любовницей короля Эдуарда IV, брата Ричарда, а также Гастингса. Ее злоключения начались, когда на трон взошел Ричард III, который заставил ее совершить прилюдное покаяние — выйти в одной сорочке со свечой в руке и пройти в таком виде по площади.
Правильно расставить ударения
Возвращаясь к пьесе, хочу сказать, что в нашем издании проставлены номера стихов. Это означает, что в моем переводе ровно столько же стихов, сколько их в оригинале Шекспира. Перевод выполнен строго тем же размером, с соблюдением мельчайших нюансов. Шекспир пишет пятистопным ямбом, белым стихом, но при этом нередко использует рифмы. Рифмующиеся стихи особенно часты в конце сцены, когда герой произносит какую-нибудь лапидарную реплику, которая должна особо запечатлеться в памяти зрителей. Также рифмующиеся строки встречаются и в середине пьесы, где персонаж произносит важную сентенцию, на которую зритель должен обратить особенное внимание. Это может происходить как в пределах реплики одного персонажа, так и на стыке нескольких реплик.
В пьесе встречаются места, где Шекспир использует более короткую строку, чем пятистопный ямб, или — что случается реже — строку большей длины. В последнем случае я начинал думать: мог ли Шекспир иногда ошибаться, считая количество стоп, или делал это намеренно? А может, ошибку допустили в типографии, когда набирали текст? Это сложный вопрос, но в тех местах, где мне казалось, что удлиненная строка имеет какой-то смысл, я ее воспроизводил. В коротких строках Шекспир обращался к трехстопному ямбу. Так, в сцене объяснения герцога Глостера, будущего короля Ричарда III, с леди Анной каждый из них произносит короткие реплики. На сцене эти реплики должны произноситься очень быстро, чтобы вызвать эффект вербальной канонады. В таких случаях я, следуя за Шекспиром, тоже использовал короткие строки.
Пятистопный ямб — это строгая структура, пятикратное чередование безударных и ударных позиций в стихе. Соответственно, при переводе мы подбираем слова так, чтобы ударения позволили им лечь в строку согласно стихотворному размеру. Мало кто представляет, как на практике работают поэты-переводчики. Так вот, открою секрет из профессиональной кухни. Мне часто приходилось обращаться к орфоэпическому словарю, чтобы проверить ударение, а если я не находил этого слова в словаре или меня «не устраивало» рекомендуемое современное произношение, я сверялся с поэтическим корпусом русского языка, доступным онлайн, и смотрел, был ли прецедент, использовали ли в прошлом какие-то поэты интересующий меня вариант. К таким вещам я отношусь с большой серьезностью, поскольку надеюсь, что этот перевод надолго останется в практике, и мне бы не хотелось, чтобы меня упрекали за то, что я не знаю, куда в том или ином русском слове ставить ударение.
Следовало помнить и о точности воспроизведения духа Шекспира: его образов, сложных метафор и прочего. Несмотря на то что в нашем издании фигурируют подробнейшие комментарии, составленные Н. Э. Микеладзе, я старался максимально понятно воспроизвести «букву» Шекспира, его дух и систему образов. Например, очень часто Шекспир в этой пьесе обращается к юридической метафорике, используя такие понятия, как «адвокат», «поверенный», «прошение» и так далее. Передача этих терминов на русском языке вызывала некоторые затруднения, особенно в рамках сложной, длинной фразы с большим нагромождением метафор.
Границы формализма
Прежде чем предлагать читателю новый перевод, задаешься вопросом: на какой язык мы переводим пьесу Уильяма Шекспира? Надо иметь в виду, что Шекспир писал на языке хотя и очень архаичном для современного читателя и зрителя, но все же с точки зрения лингвистики на современном английском языке. Язык изменился изрядно, но не настолько, чтобы в принципе быть непонятным образованному читателю. Он устарел гораздо меньше, чем русский язык соответствующей эпохи. Конечно, немыслимо было бы переводить Шекспира на язык времен Ивана Грозного. Можно было бы попытаться это сделать в виде эксперимента, но это был бы совершенно сумасшедший буквализм, который никак не приблизил бы нас к пониманию Шекспира — как потому, что русский язык с тех пор устарел сильнее, чем английский, так и потому, что у нас нет образцов драматургии той эпохи, написанных пятистопным ямбом. Получился бы некий монстр Франкенштейна.
Итак, переводим ли мы Шекспира на разговорный язык XXI века, который несколько отличается от языка переводов XX века, или, напротив, следуем устоявшемуся стилю? Наивно было бы думать, что новые переводы текстов нужны только потому, что изменился язык. Он действительно меняется, из-за чего старые переводы кажутся непонятными и порой смешными. Но более важно то, что меняется сама перцепция текста. Я опирался на традицию русских переводов мировой драматургии, которая сложилась в 1930–1950-е годы. Профессиональные переводчики следуют ей до сих пор. Это традиция переводов на русский не только Шекспира, но и его современников-елизаветинцев, пьес французского классического театра, испанского театра Золотого века. То есть я ни в коем случае не пытался переводить «Короля Ричарда III» на нарочито современный язык с какими-то сленговыми или арготическими выражениями, как делают некоторые современные, в основном непрофессиональные переводчики. Нужно было найти тонкую грань: не делать перевод слишком тяжеловесным, но при этом передать некую инаковость, странность и старинность Шекспира умеренным употреблением архаизмов и лексики, которая связана с торжественным стилем (хотя, конечно, в речи персонажей присутствует не только торжественный стиль). В этом плане мой перевод нельзя назвать осовременивающим, но при этом я ни в коем случае не проводил систематическую архаизацию языка повсеместно. Я старался адекватно передавать стиль, соответствующий той или иной ситуации, сцене.
Издавая литературный памятник, мы как бы подписываем негласный пакт о том, что эта пьеса в переводе останется пьесой Шекспира. То есть перевести ее важно так, как писал бы Шекспир, говори он по-русски. Это налагает на нас определенные обязательства. В основном мы работали с текстом трагедии в том виде, в котором он был напечатан в первом собрании сочинений Шекспира — так называемом Первом фолио, вышедшем ровно 400 лет назад, в 1623 году. Мы также обращались к тексту первого кварто — первому изданию трагедии 1597 года. Между текстом фолио и кварто, как это часто бывает в случае с изданиями Шекспира, есть разночтения, которые мы пытались передать с помощью разметки. Они помечены квадратными скобками и подробно оговорены в комментарии. В нашем издании есть сцены и даже значительные фрагменты трагедии, которые не фигурируют в «Первом фолио». Например, в квадратные скобки попадает божба, которая в свое время была вымарана из оригинала: упоминание имени Господа всуе в пуританские времена считалось неприемлемым.
Говоря обо всем этом, задаешься вопросом: насколько уместен формализм в переводном тексте? Несмотря на то что мы издаем пьесу Уильяма Шекспира, русский текст все-таки написан именно мной, Михаилом Савченко. Делаем ли мы вид, что эта пьеса — ровно то, что написал драматург? Пытаемся ли мы передать слова и выражения драматурга в строгом соответствии с оригиналом? Или в этом нет смысла? Мало кто знает, что если сравнить разные издания шекспировских произведений в оригинале (за исключением самых массовых), то можно увидеть, что текст в них всегда немного разный. Все тексты Шекспира в том виде, в котором они печатаются сейчас — это плод деятельности редакторов XVIII–XX веков, а иногда и совсем современных, компилировавших текст на основе разных изданий и собственных предпочтений. В работе над переводом мы опирались на недавнее издание (2009 года) в серии Arden Shakespeare, которое известно специалистам под названием «третий Арден», так как уже в третий раз в этой серии выпущены все произведения этого автора, по тому на пьесу. Именно по этому тексту я расставлял разметку стихов с номерами строк. В большинстве случаев они в точности совпадают с соответствующей строкой у Шекспира. Но иногда, если воспроизведенная в том же самом месте фраза становилась слишком громоздкой, приходилось что-то менять. Тем не менее, я думаю, в рамках сложной, строгой структуры пятистопного ямба, мне удалось передать практически всю информацию, которая содержится в тексте Шекспира. Конечно, без потерь не обошлось, но они неизбежны.
С чистого листа
Можно было бы предположить, что, принимаясь за новый перевод некоего произведения, следует подробно изучить тексты своих предшественников, чтобы учесть и исправить допущенные ими ошибки. Однако я как раз избегал смотреть в существующие переводы, и это распространенная практика среди переводчиков. Она позволяет избежать того, чтобы какие-то фрагменты оседали в памяти и воспроизводились в новом переводе. Это можно сравнить с тем, как актер работает над ролью: если ему хорошо известна существующая интерпретация этого персонажа, она неизбежно будет навязывать ему какие-то решения в его собственной игре. Конечно, какие-то речевые клише и крылатые выражения Шекспира оставались у меня в памяти. Так, переводя самый первый монолог Ричарда III, где встречается фраза «зима тревоги нашей», я постарался выкрутиться и подобрать что-то свое. То же самое относится и к последнему его восклицанию: «Коня, коня, полцарства для коня!» — фразы, идущей из перевода-адаптации XIX века, выполненного актером Яковом Брянским.
Когда я подошел к концу пьесы — завершающему монологу графа Ричмонда, которому предстоит стать королем, — мне встретился пассаж, который неожиданно всплыл у меня в памяти в русском переводе. Я смутно помнил, что он попадался мне в книгах, которые я очень любил в детстве, — в советской прозе, где рассказывалось о становлении молодого человека накануне революции. Впоследствии выяснилось, что это отрывок из повести Ивана Василенко «Жизнь и приключения Заморыша», где в одной из сцен гимназисты читают завершающий монолог «Ричарда III». Действие происходит накануне революции, а сама повесть появилась в конце 1950-х годов. Мне стало интересно, чей перевод использовал Василенко. Оказалось, что это перевод Анны Радловой, вышедший в 1935 году, а вовсе не дореволюционный — причем не в первоначальном варианте, а в том, который напечатали незадолго до появления повести в составе восьмитомника Шекспира от издательства «Искусство». Там этот перевод немного сгладили и переправили, и в этом виде цитата попала в повесть.
Замечу, что если сравнить несколько переводов, то отдельные строки в них все равно могут совпадать и быть похожими друг на друга. Это значит, что в своих поисках лучшего варианта разные переводчики приходили к одному и тому же решению. Закончив перевод, я вновь стал смотреть в существующие русские версии и обнаружил, что в редких случаях там есть «найденные» мною строки.