© Горький Медиа, 2025
Константин Мильчин
29 октября 2018

Мы все теперь руандийцы

Интервью с франко-руандийским прозаиком и музыкантом Гаэлем Фаем

Гаэль Фай родился в африканской стране Бурунди, его отец был француз, а мать — беженка из соседней Руанды. Фай — известный рэп-музыкант, который в 2016 году выпустил свой дебютный роман «Маленькая страна», получивший ряд престижных наград, в частности Гонкуровскую премию лицеистов. На русском языке книга вышла в издательстве Corpus. В интервью «Горькому» Фай рассказывает о своей книге, геноциде и Руанде.

Первый вопрос вам наверняка задают все: насколько автобиографична ваша книга? И вы, и рассказчик вашей книги родились в Бурунди, у обоих отец — француз, а мать — тутси из Руанды, которая бежала в соседнюю страну от погромов.

Я взял во многом свои собственные воспоминания и биографию, но я написал роман. Да, мы похожи: жили в одно и то же время, оба наполовину руандийцы, наполовину французы. Но многих персонажей я выдумал. Например, отец главного героя — это не мой отец.

Отец в книге — француз, который приехал в Африку зарабатывать деньги, женился на африканской девушке и теперь считает, что ему все всем обязаны. И он скрытый расист.

Слава богу, мой отец совсем другой человек. Но да, вы правы, такие персонажи существуют, и они расисты. Есть два вида расизма: тот, который хочет хорошего, и тот, который хочет плохого. Можно сказать «я ненавижу черных», а можно сказать «я люблю черных». Но это такой же расизм, только якобы с добрыми намерениями. Первые будут честнее. Мне, как ни странно, в какой-то степени ближе первые — вроде одного из моих героев, Жака, старого бельгийского расиста. Но он действительно любит Африку, любит страну. Когда началась война, он не бежал, а остался со своими наемными работниками, пытался сохранить хозяйство. А все идеалисты, люди из посольства и гуманитарных организаций, которые рассуждали о своей любви к черным, едва начался геноцид, бежали первым самолетом в Европу. Но я писал свой роман не об этом. Я хотел показать мир, в котором люди убивают друг друга и дети оказываются в центре этого конфликта. Дети пытаются понять, какого они происхождения и можно ли оставаться нейтральным в ситуации, когда все от тебя требуют определить, кто ты и с кем ты.

А вы кто? Француз, тутси, бурундиец, руандиец?

Я француз, я руандиец, я бурундиец. Я не вижу никакой дистанции и противоречия между этими тремя мои составными частями. Я не хочу разделять их в себе. А когда меня спрашивают, кто я, то я отвечаю, что у меня двое детей, я пишу книги и песни, я муж — вот кто я.

Да, но бывают ситуации, когда нужно определиться. Если будут играть сборная Франции и сборная Руанды, вы будете за кого?

За ту, которая будет лучше играть. А вот если будет война... Я буду за ту страну, на стороне которой будет правда. В 1994 году французская армия воевала в Руанде против Руандийского Патриотического Фронта. И правда была не на стороне французов. РПФ — это дети беженцев из Руанды, которые пришли, чтобы вернуть себе свою страну и прекратить геноцид. А французы были союзниками режима, который как раз устроил геноцид. В этом случае, но только этом случае, я на стороне Руанды. фр

Исторически на территории Руанды жили тутси и хуту. Хуту было больше, но бельгийская колониальная администрация сделала ставку на тутси. После объявления независимости к власти пришли хуту, начались погромы, часть хуту бежала в соседний Уганду и Бурунди. В 1993 году тутси из Руандийского Патриотического Фронта вторглись в Руанду. В 1994 году бывшие у власти в стране хуту развязали геноцид, уничтожив порядка миллиона человек. Вскоре РПФ занял большую часть территории страны.

Гаэль Фай

Дядя главного героя присоединился к Руандийскому Патриотическому Фронту, вернулся в Руанду, обнаружил, что его родственники погибли, и устроил самосуд над убийцами. За что был расстрелян собственным начальством.

Это выдуманная мною история. Хотя у меня были дяди и тети, которые пошли воевать в РПФ. И да, было много историй, когда возвратившиеся люди обнаруживали убитых родственников и начинали мстить. И РПФ отдавал таких под трибунал и расстреливал, потому что нужно было прекратить бесконечную месть.

Я слышал, что в Руанде сейчас запрещено говорить о геноциде.

Нет, это неправда. У нас очень много говорят о геноциде, каждый год с апреля по июнь идут недели поминовения. А 7 апреля, в очередную годовщину начала геноцида, президент всегда выступает с речью. О чем нельзя говорить, так это о национальной принадлежности — как своей, так и чужой. Нельзя говорить о том, что кто-то хуту, а кто-то тутси. Мы все теперь руандийцы. Нельзя публично идентифицировать себя с одним из народов. Если я скажу по телевизору, что я тутси, меня посадят в тюрьму. Вообще тутси и хуту — это изобретение колониальной эпохи. Да, различия были и раньше, но именно сперва немцы, а потом бельгийцы объяснили нам, что высокие — это тутси, а маленькие — это хуту. В итоге стереоптип так распространился, что, когда начался геноцид, многих хуту приняли за тутси и убили, некоторым тутси удалось спастись, потому что они были похожи на хуту. Я помню, что принадлежал к семье тутси, но я никогда не скажу своим детям, что они тутси. Я надеюсь, что мы пройдем через это.

— Тутси и хуту воюют из-за того, что у них разные территории?

— Нет, они живут в одной стране.

— Тогда из-за того, что у них разные языки?

— Нет, они говорят на одном языке.

— Может, у них разные боги?

— Нет, бог у них один и тот же.

— Ну так из-за чего они воюют?

— Из-за того, что у них разные носы.

(Гаэль Фай. Маленькая страна. Перевод Н. Мавлевич)

Руанда прошла через страшный геноцид, но теперь это одна из самых быстро растущих экономик Африки, а Бурунди по-прежнему одна из самых бедных стран мира. Как так получилось?

Да, есть бурундийцы, которые рассуждают: смотрите, Руанда упала на самое дно, именно поэтому она смогла так высоко подняться. А мы через такое не прошли, потому мы все еще на дне. Мне кажется, что это очень опасные разговоры. Я думаю, что причина успехов Руанды во многом связана с тем, что после геноцида к власти пришло компетентное правительство. Руанде повезло с тем, что ее руководство имело свое видение будущего и желание его осуществить. Да, это правительство не идеально, но оно действительно многое сделало. Бурунди с правительством не повезло. Там была своя гражданская война с 1993-го по 2005 год, потом при содействии Нельсона Манделы заключили мир, но к власти пришли люди, которые не умели управлять. У них не было никакого представления о том, что же им делать дальше. Когда мы говорим о проблемах и бедах Африки, то не стоит забывать про то, что есть правительства, которые способны хорошо управлять, а есть те, что неспособны. Я не хотел бы выступать в роли пресс-секретаря нынешнего правительства Руанды, но есть факты. С 1994 года мы сильно эволюционировали.

В частности, в вопросах экологии.

Да, когда вы путешествуете по Восточной Африке, то повсюду видите поля и леса, загаженные пластиковыми отходами. В Руанде такого нет. Некоторые географы говорят, что руандийцы очень дисциплинированные, сравнивают их с японцами или немцами. Не уверен в правдивости таких теорий.

Поль Кагаме, президент Руанды, находится у власти уже 18 лет, и страна быстро развивается. А в Бурунди власть меняется, но царит нищета. Получается диктатура в некоторых ситуациях лучше, нежели демократия?

Я бы не сказал, что Кагаме — диктатор. Да, это довольно жесткий режим, опирающийся на военную мощь. Но есть вещи, которые сложно объяснить, когда находишься за пределами Руанды. Повторюсь, я не хотел бы быть пресс-секретарем руандийского правительства. Я просто констатирую, я рассказываю то, что мне говорили руандийцы из элиты и обычные люди. И все они говорят одно и то же, даже после пяти кружек пива, когда говорят не они, а их сердце. Люди любят своего президента. Даже когда два руандийца встречаются в парижском кафе, они будут говорить, что им нравится Поль Кагаме. Да, у нас не все хорошо со свободой слова, но у нас есть работа и безопасность. И есть еще третья, очень важная для руандийцев вещь — достоинство. Руандийцы гордятся, что они руандийцы. Впервые за долгое время. Бурундийцы не могут так сказать. Когда в Бурунди попытались изменить конституцию — чтобы один и тот же человек мог избираться на пост президента больше двух сроков, — в стране начались волнения. В Руанде — наоборот: люди пришли и проголосовали за то, чтобы Кагаме остался у власти. Люди боятся того, что с ними может случиться, когда Кагаме уйдет. И я их понимаю, хотя, конечно, мне не очень нравится, что будущее моей страны зависит от одного человека.

Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет

Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие

Подтверждаю, мне есть 18 лет

© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.