Как казаки в Питере девяностых охраняли от бандитов Дом книги, почему Павел Дуров выучил латынь, но не пошел по стопам антиковеда-отца и каково издателю работать по ночам в бывшей церковной крипте с замурованным кладбищем? Публикуем вторую часть фундаментального интервью с главным редактором «Алетейи» Игорем Савкиным (первая тут). Среди других героев этой беседы — Борис Гребенщиков, Виктор Черномырдин и заяц Прошка.

Абышко придумал знаменитую алетейевскую «Античную библиотеку», но сам он не античник по образованию?

Он, как и я, окончил философский факультет. Но у нас был широкий круг общения с антиковедами, филологами, историками, археологами из Москвы, Петербурга, Киева, Новосибирска. Петербургская школа антиковедения, возникшая еще в императорской России, пережила мрачные годы репрессий, сохранив лучшие традиции. Несколько книг мы издали совместно с Петербургской классической гимназией, плодотворно сотрудничали с «Эрмитажем» — его директор, Михаил Пиотровский, собирал специальную пресс-конференцию, чтобы отметить четыре года успешного сотрудничества с нашим издательством. Мы работали с молодыми учеными, выпускниками исторического факультета ЛГУ. Например, Юрий Довженко опубликовал у нас свой перевод латинского сочинения «О плаще», а затем, спустя некоторое время, создал собственный издательский проект и уже много лет успешно работает. У меня были налажены отношения с кафедрой классической филологии, которую более двадцати лет (с 1992 года) возглавлял Валерий Дуров — мы выпустили его книгу о Нероне, одну из первых в античной серии.

С Дуровым я познакомился в связи с подготовкой к изданию книги Ювенала. Он защитил диссертацию о «Сатирах» Ювенала, долго жил в Италии, там родились его незаурядные дети Павел и Николай. Павел Дуров основал крупнейшую социальную сеть «ВКонтакте» и мессенджер Telegram. Отец научил сыновей читать и говорить на латыни, но они живут в цифровую эпоху и выбрали другой путь.

О каждой книге, опубликованной в то время, можно рассказать историю: например, книга Дурова была напечатана на бумаге, которую мне подарили. Типография вернула ее клиенту, это были так называемые «битые роли».

Что это значит?

Когда печатается большой тираж, один рулон бумаги идет за другим: первый заканчивается, а второй закатывается, чтобы не останавливать печать. Но иногда рулоны бывают с дефектами — например, они могут треснуть во время погрузки, и тогда их уже нельзя отправлять на печать не глядя. То есть это нормальная бумага, но с ней много возни, поэтому работать с ней никто не хочет. И вот однажды мы с одним моим приятелем крепко выпили, и он подарил нам такую бумагу. Сказал: «Забирай, а то она только место занимает», и мы напечатали на ней Дурова.

Вообще проблем было очень много. Например, при покупке бумаги приходилось платить не наличными, а со счета перечислять деньги Сыктывкарскому комбинату или его посредникам. Бумага была фондированной, поэтому приходилось легально все сделки проводить. Как-то раз нам пришлось взять кредит в банке «Веда» (был такой казачий банк, потом разорился). Один из его учредителей тоже издавал книги. Издательство «Андреев и сыновья» выпускало Блаватскую, Рерихов, другие книги по эзотерике, выпускало источники по классическому буддизму. Помню их замечательную книгу, тираж которой мне пришлось купить, а затем распространить — Васубандху, «Абхидхармакоша» (энциклопедия Абхидхармы), том 3. Почему-то начали издавать в обратном порядке, с третьего тома, а первый, который все спрашивали, кажется, так и не вышел. А еще издательство «Андреев и сыновья» имело какое-то отношение к казачьей станице, которая есть у нас в Петербурге.

Как же в городе может быть казачья станица?

А вот представьте себе, это что-то вроде анклава. Между прочим, когда наш Дом книги на Невском проспекте был муниципальным предприятием, казаки охраняли его от бандитов. На первом этаже, прямо у входа был большой отдел с книгами издательства «Андреев и сыновья». Так вот, кредит в банке «Веда»: поскольку я продавал очень много книг этого издательства, они за меня поручились (без этого невозможно было открыть счет в банке). Я взял кредит, чтобы купить у них тираж их очередной книги, а часть кредита пустил на тираж нашей книги. Риск был огромный — в 1992 году инфляция составляла более 2 500 % в годовом исчислении, а в 1993 году 840 %, это официальные цифры, ставка рефинансирования ЦБ РФ осенью 1993 года составляла 230 %. Проценты по кредиту в банке были просто адскими.

В общем, в результате вы разошлись с Лисовским, и началась «Алетейя»?

Петр Петрович — великий человек. Ему удалось на пустом месте организовать издательство, книжный магазин «Логос», один из лучших, выстроить логистику. Я прежде никогда не работал в коммерческой компании — требовалось время, чтобы войти в профессию и обрести самостоятельность. Тогда я еще по-прежнему преподавал, читал на философском факультете спецкурс «Русская философия смерти и бессмертия», на географическом факультете читал спецкурс «История и теория евразийства». По личной просьбе Льва Николаевича Гумилева я продолжал читать этот курс три года, даже когда уволился с родного философского факультета.

Да, с Лисовским мы в конце концов расстались. У Абышко было 10 % в общей доле «Комплекта»: он ходил в типографию, заключал договора, занимался редакционной подготовкой и брал на себя все, что касалось производственной части. И вдруг выяснилось, что на горизонте возникло издательство «Алетейя», которое фигурировало, например, в выходных данных Ювенала (1994 год), а в Марциале (тоже 1994 год) было написано «Комплект». «Античная библиотека» сформировалась в недрах «Комплекта», а название «Алетейя» стало появляться в зависимости от того, имел ли Абышко возможность заменить служебные страницы.

Чтобы античные классики выходили отдельно?

Да, и Лисовскому это, конечно, не нравилось — почему тут «Комплект», а тут «Алетейя», какое-то непонятное греческое слово? Раздражение, накопившееся у Олега Абышко однажды выплеснулось наружу, и он объявил, что уходит. И мне пришлось сделать выбор между «целительными силами» и Марциалом. Кроме того, Петр Петрович начал еще и бюджет нам урезать, а у меня самого тогда уже были собственные проекты.

Свою первую самостоятельную книгу я издал вместе с приятелем, тоже философом, Константином Глебовичем Исуповым (сейчас он профессор, выпустил около десятка книг в знаменитой серии Pro et contra издательства РХГА). Книга называлась «Русская философия собственности» и рассказывала о том, как осмыслялось это явление от «Слова о законе и благодати» Илариона до Константина Леонтьева и XX века. Это такая антология: философы, правоведы, экономисты… Деньги на издание дал мой университетский товарищ Владислав Карабанов, который основал российско-германское предприятие «Ганза» (я лично получил на него издательскую лицензию в Москве и блок номеров ISBN в Книжной палате). На меня повесили двенадцатитысячный тираж, и я должен был его продавать. Представьте ситуацию: я приехал в Нижний Новгород, где никогда прежде не был, и мне выгрузили на перрон из багажного вагона сто пачек книг. Поезд ушел, а я остался с горой книг на перроне. Я прикинул, что смогу в Нижнем Новгороде продать тысячу экземпляров «Русской философии собственности». И я их продал (как именно — долгая история), интересный был опыт. Деньги, потраченные на подготовку к изданию и печать тиража, я вернул, как и обещал. Это вдохновило моего товарища напечатать, уже самостоятельно, «Лолиту» Набокова, в мягкой обложке тиражом кажется 30 тысяч экземпляров. Издание мгновенно разлетелось, вырученные деньги были вложены в новую книгу «Странные люди» Фрэнка Эдвардса тиражом 300 тысяч. Но на этот раз продать удалось только 5 тысяч, остальной тираж через три года сдали в макулатуру. Больше книг СП «Ганза» не издавало.

К концу 1993 года я был уже вполне грамотным самостоятельным издателем. В новой компании Абышко назначил себя президентом, а меня — всем остальным: главным бухгалтером, коммерческим директором, заведующим складом, начальником транспортного цеха. И, разумеется, я с тех пор бессменный главный редактор «Алетейи», с момента основания этой независимой компании. Должен честно признаться, что мне время президентства Абышко не понравилось, это был постоянный напряг.

Почему?

Финансы требуют внимания и ответственности, особенно когда ты берешь кредиты. Потому что если ты не можешь отчитаться за деньги, которые взял, придут серьезные люди с паяльниками и прочими инструментами. А зачем мне это?

Игорь Савкин (справа)

Фото: facebook

У меня к тому времени родилась вторая дочь, существовать на университетскую зарплату было невозможно — пришлось сказать Абышко, что мы расходимся и дальше плывем самостоятельно. Я не могу нести ответственность за кредитные обязательства, если не знаю, как расходуются средства. Он был президентом, я — бухгалтером, и у меня не сходились цифры. Поэтому я поставил условие: если он хочет, чтобы наши отношения продолжились, я должен стать финансовым распорядителем и генеральным директором, и тогда я лично буду нести всю ответственность за экономическое благополучие компании. Ему пришлось согласиться. Первая компания, которая называлась Акционерное общество закрытого типа «Алетейя», просуществовала полтора года.

То есть на пару с Абышко вы проработали недолго?

Под его началом недолго — компанию, которая отделилась от «Комплекта», мы утопили через полтора года. Она тихо утонула, когда случилась какая-то перерегистрация юридических лиц, а новая организация называлась уже Общество с ограниченной ответственностью «Алетейя», ей руководил я и выпускал книги дальше.

Но приключения ваши на этом, видимо, не закончились.

У нас постоянно были проблемы с помещениями. Арендовали то тут, то там, снимали комнату у моего приятеля, художника и поэта Никиты Блинова на Конногвардейском бульваре (там и редакция находилась, и часть книг). Такая вот вечная неустроенность — соответствующая, пожалуй, названию издательства. Истина тоже ведь немножко гонимая, бездомная, вот и у нас все хранилось в каких-то подвалах. Ассортимент книг был сначала небольшим, но многотысячные тиражи, плюс мы брали на реализацию чужие книги, и все это нужно было где-то хранить.

Тогда нам помог Русский христианский гуманитарный институт [академией РХГИ стал в 2004 году. — Прим. ред.], который арендовал помещение школы на углу Вознесенского проспекта и канала Грибоедова и пустил «Алетейю» к себе в подвал, поскольку мы помогали им книги продавать. В их издательстве вышла тогда первая книга известной серии Pro et contra, посвященная Николаю Бердяеву. Дмитрий Кириллович Бурлака, ректор, фатально ошибся: нанял чеченца, который «contra» на обложке написал через букву «k»! Деньги на издание были взяты в долг у серьезных людей, тираж нужно было срочно продать, деньги вернуть.

Чеченца?

Бурлака добрый человек… Другие добрые люди ему настоятельно посоветовали этого художника, никто же ничего не знал — первая книга, все на ощупь. Они напечатали в Печатном дворе тираж (кажется, 15 тысяч экземпляров), а мы помогали распространять. Супруга Дмитрия Кирилловича, Люмила Бурлака, работала секретарем на кафедре у моего научного руководителя Александра Андреевича Королькова, а сам Дмитрий Бурлака утверждал тему своей диссертации на кафедре русской философии, где я работал.

Какой это год был?

1992–1994, бурное время.

И что с тем Бердяевым сделали в результате?

Пришлось напечатать суперобложки и по сниженной цене продали большую часть тиража в московском метрополитене, в то время в самом метро и на прилегающих территориях было огромное число книжных киосков.

У РХГА был огромный подвал, потому что школа построена на фундаменте разрушенного храма — внизу располагалась крипта. Собственно говоря, там есть даже кладбище, просто замурованное. Ночью, когда все уходят, сидеть там особенно жутко. Занятия кончились давно, а ты все торчишь на работе, забот много… После десяти вообще какая-то жуть творилась. Вы только представьте себе: огромный склад в крипте с кладбищем. К тому времени, когда мы издали достаточный ассортимент, чтобы ни от кого не зависеть, прошло четыре или пять лет.

А на что вы делали упор, каким представляли себе издательство, когда стали независимыми?

Я, например, говорил Олегу Леонидовичу, что делать ставку на одну «Античную библиотеку» неправильно. Даже издавать русских философов, конечно, благородно, но с коммерческой точки зрения это ресурс, который быстро исчерпается. Издательство должно быть публичным и открытым. Нам следует печатать литературу разных направлений, что мы по сей день и делаем (сейчас мы выпускаем сто пятьдесят наименований книг в год, для небольшого издательства это немало). С Абышко мы разошлись принципиально. Я выкупил у него издательство по договору о разделе собственности. Оценили его долю, и я ее выплатил в течение двух лет (часть — книгами, часть — наличными), а также покрыл все накопившиеся долги, очень немалые, за типографию под миллион, отдельно за бумагу поставщикам, перечислил более 300 тысяч рублей на зарплату сотрудникам — это в ценах 2001–2002 годов.

То есть вы стали единоличным учредителем издательства. А как дальше формировался ассортимент? Античная серия продолжилась, а византийская была начата с Абышко или нет?

Византийскую серию мы основали вместе, а «Античная библиотека» — его проект. Что касается «Византийской библиотеки», здесь огромную роль сыграл академик Геннадий Литаврин, известный византинист. Он прислал мне факс, давайте, мол, встретимся. Я поехал к Литаврину в Москву, и он предложил нам для начала выпустить одну книгу — но, как это часто со мной бывает, я беру книгу, а в результате из этого вырастает целая серия.

А какая книжка была первой в серии?

«Алексиада» Анны Комниной. Совсем не та, которую сперва предполагали — переиздание или репринт сделать проще. Она выходила в советское время с параллельным греческим текстом, и мы фототипически ее переиздали, а позднее перенабрали и подготовили другое издание, исправленное и дополненное.

Вести такие серии на протяжении многих лет, наверное, непросто?

Я довольно рано понял: чтобы «Античная библиотека» не выдохлась, нужна редакционная коллегия. Я поехал к академику Григорию Бонгард-Левину, президенту Российской ассоциации антиковедов, и мы составили список членов редколлегии, а сам он возглавил серию. И так же мы создавали «Византийскую библиотеку». У нас, конечно, определяющую роль играла петербургская школа византиноведения, но византинисты живут не только в Москве и Петербурге. Например, очень интересный специалист был в Волгограде, профессор Кучма, в Екатеринбурге сложилась самостоятельная школа византинистов, и мы их всех старались собирать и координировать. Думаю, что благодаря этой серии кто-то пошел в профессию, решил стать византинистом: ведь если не выходят книги, если ты не можешь себя реализовать, то зачем этим заниматься? Таким образом относительно безболезненно произошла смена поколений, а это немало. Российское византиноведение насчитывает два столетия, и самый напряженный, сложный период — не Гражданская война и не две революции, а 1980–1990-е годы.

«Византийский временник», который Российская академия наук издает уже более ста лет, опубликовал в 2002 году специальный обзор изданий «Алетейи»: «Появление такой серии в 1996 году несомненно явилось своеобразным отражением возросшего в последние десятилетия интереса к истории и культуре Византии среди широких кругов читателей. Однако издатели ставили перед собой не только просветительские задачи. Серия должна была стать одновременно и аккумулятором научной продукции российских византинистов, работающих в разных научных центрах и университетах, придав издательской деятельности строго научный характер».

Интерес к Византии и к издаваемой нами «Византийской библиотеке» мог меняться в зависимости от внешних обстоятельств. Например, когда начались трагические события в Сербии и российский спецназ ГРУ внезапным броском захватил стратегический пункт, аэропорт Слатина, США потребовали объяснений. Во время объяснения официальной российской позиции руководителем администрации президента господином Волошиным на столе перед ним лежала книга, словно специально развернутая к объективу: «Византия между Востоком и Западом», изданная под редакцией академика Литаврина в серии «Византийская библиотека». На следующий день издательство «Алетейя» получило заказ из Управления делами Президента на 500 экземпляров этой книги. Хотелось бы, конечно, чтобы интерес к Византии был более устойчивым и не сопровождался военными катаклизмами.

Виктору Степановичу Черномырдину, премьер-министру и знаменитому златоусту, издательство «Алетейя» обязано своим эффектным появлением в Киеве, куда он был направлен в качестве чрезвычайного и полномочного посла Российской Федерации. Однажды я получил правительственную телеграмму с просьбой продать пять экземпляров книги Алексея Миллера «„Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века)». Мы отправили книги в Киев бесплатно, и вскоре последовало предложение приехать туда и представить эту книгу, а также привезти на свое усмотрение другие книги издательства, поскольку предполагалось присутствие различных украинских ученых. На встречу пришли более 200 человек, многие участники встречи стали впоследствии авторами нашего издательства.

Что лично вы обязательно хотели видеть в своем издательстве — помимо серий, которые мы обсуждали?

Книги о современности. У нас же все логично выстроилось: античность, Византия, Средневековье, Ренессанс, Новое время. Благодаря Литаврину я познакомился с деканом исторического факультета МГУ Сергеем Карповым, мы издали его книги «Латинская Романия» и «Трапезундская империя». А между двумя этими книгами была долгая история сотрудничества с его факультетом: Карпов как декан и заведующий кафедрой Средних веков много чего интересного нам предложил, советовал нас своим сотрудникам — они наполнили одну серию, другую. Продолжается наш проект «Северное Причерноморье в Средние века», скоро выйдет десятая книга. А Gallicinium? Замечательная серия, и опять-таки ее вытащил я за счет своих личных связей, а серийное оформление для нее создал Андрей Бондаренко, известный книжный дизайнер.

В одиночку тащить такой проект нелегко. Наверняка были люди, которые вас вдохновляли и поддерживали?

В первую очередь это моя супруга, Татьяна Савкина, во многом благодаря которой я и занялся серьезно книжным делом. Она профессиональный музыкант, эрудированный музыковед, продолжила образование на философском факультете ЛГУ и окончила его с отличием — была любимой ученицей профессора Моисея Самойловича Кагана, написала диплом «Русский Серебряный век как переходный тип культуры».

Позволю себе привести длинную цитату из воспоминаний супруги, они опубликованы в книге Вячеслава Кривошеева «Из истории частного гуманитарного книгоиздания» (СПб.: Алетейя, 2017), упоминавшейся в первой части нашей беседы. Воспоминания Татьяны Михайловны называются «Не корысти ради…»:

«Рядом всегда были наши подрастающие дети. Собственно, заботой об их воспитании была продиктована моя идея организации детских программ на крупнейшей книжной выставке северо-запада России „Санкт-Петербургский книжный салон”. В 2001 году я учредила некоммерческую организацию „Женский проект СПб”, потому что юридический статус НКО открывал новые возможности и направления деятельности.

В то время детские площадки я видела только на немецких книжных выставках во Франкфурте-на-Майне и в Лейпциге. Там посетители оставляли своих детей под присмотром воспитателей, которые занимали их рисованием. Мои детские площадки с первой секунды несли новую по тем временам идею возрождения традиции семейного чтения, чтения вслух, пробуждения интереса к чтению, а все забавы и события проходили под эгидой этой концепции.

Восемь лет подряд мои дети, их друзья, а также многочисленные воспитанники моей подруги, художника-педагога Наталии Дубровской, и наши постоянные посетители ожидали с нетерпением эти невероятные детские фестивали. Каждый год губернаторская газета „Петербургский дневник” посвящала нам разворот с цветными фотографиями, выходили статьи в петербургских газетах и журналах, передачи на радио, серия прямых эфиров. Когда меня в качестве участника детской программы пригласили на книжную выставку в Москву на ВДНХ, я увидела, насколько там все было плачевно. Я провела презентацию детской книжки Леонида Завальнюка про зайца Прошку, вышедшей в то время в „Алетейе”, так, что попала в объективы теперь уже московских камер, а детские рисунки и аппликации разом раскупили китайские гости.

Иллюстрации из книги про зайца Прошку

Фото: iknigi.net

Детские программы, сочиненные мной и воплощенные художником-педагогом Наталией Дубровской, были настолько оригинальны по содержанию, творческим методикам, литературному подтексту, идеям и настолько проникнуты индивидуальным подходом и любовью к каждому пришедшему ребенку, что вышли за пределы книжных выставок, переродились в проекты городских фестивалей семейного чтения, выставку „Детский мир Петербурга”, благотворительные концерты в поддержку семейного чтения, проходившие в больших залах при полном аншлаге. Светлана Сурганова оказывала нам бескорыстно большую помощь, за что я ее не устану благодарить.

В дальнейшем мои проекты неоднократно поддерживались Фондом Президента России, Детским фондом UNICEF, отечественным частным бизнесом, Российским книжным союзом и лично Сергеем Кайкиным, представительством шведской строительной компании SKANSKA, Олегом Рудновым, создателем и главой „Балтийской медиагруппы” и моими друзьями. Наши питерские художники „Митьки” во главе с Дмитрием Шагиным создали специально для книжной выставки вернисаж „Азбука в стихах”, эту экспозицию мы развешивали с Шагиным допоздна во время монтажа книжной выставки в Ленэкспо, уже при почти полностью выключенном свете и выпущенных сторожевых собаках: Дмитрий Шагин не бросил меня на съедение и проявил себя настоящим рыцарем.

Со мной сотрудничали и бескорыстно принимали приглашения забавлять маленьких посетителей известные детские писатели и поэты, московские и петербургские медиаперсонажи, представители правительства и администрации, знаменитые художники, модельеры, певцы, артисты из популярных телесериалов. В благодарность я дарила им шикарные подборки книг „Алетейи”, все были очень довольны. Когда мои собственные дети выросли, я оставила эти суетные затратные занятия, а детскими программами занялись другие структуры.

Многие мои идеи были подхвачены и развиты: например, я первой подняла проблему возрождения семейного чтения, а спустя несколько лет этого тема стала модной. Я первой заговорила о пользе чтения вслух и провела публичный марафон родителей по чтению русских народных считалок и дразнилок из книги нашего издательства „Поэзия детства”, составленной специалистами Института русской литературы (Пушкинского дома), а теперь мы наблюдаем за новой жизнью идеи на телевидении, вслух читают уже не дети и родители, не прохожие на улице, а известные мастера культуры и артисты, устраиваются целые марафоны чтения Чехова, Пушкина, Платонова. А ведь мы были первыми, и это приятно. В придуманные мной игры, побуждающие к чтению, в разное время играли не только ребятишки, но и Чингиз Айтматов, Дмитрий Шагин и „Митьки”, Антон и Виктория Макарские, Борис Гребенщиков, Наталья Пивоварова, Татьяна Парфенова, Вилли Токарев, Игорь Губерман, Ника Стрижак, Андрей Носков, Юрий Томошевский, мои друзья и авторы „Алетейи”.

После игр я обратилась к книгам. Некоммерческая организация „Женский проект СПб” занялась разработкой издательских проектов и стала стабильно получать гранты и субсидии на их осуществление, поскольку положительно себя зарекомендовала как издательство социально значимой литературы. Так появились такие книги как „Женский Петербург”, совместно с Фондом Д. С. Лихачева, „Пушкинская Италия” А. М. Букалова, „По волшебным тропам Андерсена” Людмилы Брауде, известной переводчицы Астрид Линдгрен и ее ближайшей подруги. Книги были отмечены призами и наградами».

Фалес Милетский, один из семи древнегреческих мудрецов, полагал, что философы при желании легко могут разбогатеть, хотя это и не то, о чем они заботятся — вот и моя супруга спросила однажды: не пора ли и тебе, дорогой, перестать даром обучать студентов и научиться наконец зарабатывать деньги для семьи? Так я и стал книгоиздателем.

Татьяна Михайловна остается для меня источником житейских афоризмов, вдохновения и самым строгим критиком. Можно сказать, только ради нее и моей семьи я всем этим занялся и занимаюсь. Конечно, в 1986 году она выходила замуж за молодого ученого, философа, в перспективе доктора наук и профессора, а я предложил ей совсем иной сценарий и стиль жизни.

А до какого времени вы преподавали?

Я уволился из Санкт-Петербургского государственного университета в 1996 году, довольно долго проработал там.

Давайте вернемся в день сегодняшний. Насколько я могу судить, качество книжной печати в последние годы заметно ухудшилось, в том числе и у «Алетейи». Как вы думаете, хорошие (в полиграфическом смысле) книги совсем исчезнут?

Мы переживаем закат эпохи Гутенберга. Сначала исчезла высокая печать, с которой все начиналось — книги раньше набирались вручную, даже я ее застал: высокая печать использовалась в нашей университетской типографии. А потом, увы, она устарела, и уникальные шрифты просто сдали на металлолом. На смену ей пришла офсетная печать, а теперь уже наступает время печати цифровой. Цифра дает среднее качество, но позволяет минимизировать тиражи: я мог бы печатать что-то офсетом, но офсет предполагает тысячные тиражи, которые негде хранить. К тому же не забывайте, что книга морально умирает на следующий день после Нового года — она становится «прошлогодней», и книжные стараются избавиться от нее и не хотят заказывать, все хотят только новинок. В магазине «Москва», например, вообще не люди решают, что дозаказывать, а компьютерная программа, для которой принципиален год выпуска книги. Так что мы просто вынуждены думать о том, чтобы издания были всегда свежими. Даже библиотеки законодательно ограничены: они покупают книги только текущего года и в очень редких случаях — издания пары прошлых лет. Поэтому мы уже почти три года ничего не печатаем офсетом в типографии «Наука», где делали раньше книги из античной и византийской серий. Я очень люблю эту типографию как воплощение духа петербургских традиций: Петр Великий учредил ее вместе с Российской академией наук, здесь печатали первую русскую газету «Санкт-Петербургские ведомости». В «Науке» работал корректором Дмитрий Лихачев в начале своей карьеры, он не раз с удовольствием вспоминал об этом. Когда снимали документальный фильм об этой типографии, в качестве иллюстрации показали книги нашей «Античной библиотеки», потому что других заказов тогда в производстве не было.

Вообще мы довольно давно поняли, куда дует ветер, и одними из первых стали оцифровывать и продавать свои старые книги. Мы этим занимаемся уже шесть лет, если говорить об активной фазе, а готовиться начали еще раньше. Это нам очень помогло: когда продажи резко упали, многие издательства просто закрылись. В условиях душного книготоргового монополизма не с кем было работать — один «Фаланстер» нас прокормить не может.

Сейчас у нас оцифровано более 800 наименований, но, к сожалению, в продажах электронных книг наблюдается некоторый спад, хотя был момент, когда мы продавали их в год на два миллиона рублей.

Сколько-сколько? Сейчас ведь можно все что угодно бесплатно скачать.

Это не так. Библиотеки не могут ничего скачивать, нарушая авторские права.

То есть электронные книги приобретают не частные граждане, а организации?

Да, в основном библиотеки. К сожалению, высокие продажи держались недолго, но для издательства это была существенная поддержка. А главное, в нужный момент у нас было что предложить. Я инвестировал в наше будущее, которое смог тогда увидеть, — но будущее меняется, его нельзя точно предугадать.

Читайте также

Евразийство, Геннадий Малахов и Марциал
Издательская биография главреда «Алетейи» Игоря Савкина
8 августа
Контекст
Фантасты против декадентов
Интервью с филологом Андреем Танасейчуком
23 июля
Контекст
Дюркгейм и рептилоиды
Интервью с религиоведом Алексеем Апполоновым. Часть первая
4 июля
Контекст