«Можете дальше не читать»

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

В мае, сильно накануне простудившись, неожиданно умерла философ и писательница Елена Косилова. Она давно говорила о своей смерти, но делала это так просто и аналитично и при этом по-писательски и буднично, что читатели не знали, что и думать: надо было в это поверить или этому не верить. Елена Косилова сама конструировала своего читателя. Ее читателем должен был быть человек, который никогда бы не поверил в то, что она пишет, и при этом внимал бы ее аргументам. Она часто повторяла «можете этого не читать» и «можете дальше не читать», отказываясь быть понятнее, чем ей это требовалось, и безо всякого кокетства.

Елена была уходящей натурой и одновременно плодом позднесоветско-перестроечной эмансипации, сочетая в себе старомосковскую интеллигентность с ее сигаретами, задушевными и откровенными разговорами, неспешностью и особой сострадательностью к людям — и очень современное, в бодлеровском смысле, экстазирующе-релаксирующее самоощущение. Любовь к рок-музыке у Елены была не случайной, с особой предысторией; при этом она была единственным в России человеком, который не постеснялся вынести свои отношения с ней на поверхность в форме феноменологического опыта, — и не какого-то специального, а в «гуссерлевском» смысле слова. Как и у Гуссерля, в случае с музыкой это вносило диссонанс во все ряды: аудиофилов и меломанов, музыкальных теоретиков и композиторов, философов и феноменологов, а также социальных мыслителей и гуманитариев разного профиля. Когда-то общим местом стало утверждение, что Гуссерль ничего не смыслил в музыке, поэтому принимался описывать мелодию. Елена Косилова говорила, что ничего не понимает в музыкальной теории, поэтому будет описывать турецкий рок, который хорошо чувствует. В этом пункте я начинала явственно осознавать, что акт эстезиса, который проще наблюдать в романтических паттернах, — важная часть любой мыслительной жизни и что никакой философ не может обойти музыку стороной. В этом усматривались некая радикальность и бесстрашие, которые после смерти Елены Косиловой воспринимаются как определенная радикальность и совершенно явное бесстрашие. Она задается простыми вопросами: «что я слышу?», «что именно я переживаю?», «почему мне нравился это, а не то?» — и дает на них обескураживающе простые ответы, именно такие, какие и возможно давать редуцирующему сознанию в условиях совершенно ничего не редуцирующей культуриндустрии. Когда я спросила ее, как это возможно, она сказала что-то типа «ну понимаете, Анечка, это и есть музыка, а никакая не культуриндустрия, потому что я ее люблю».

Смерть Елены Косиловой совсем скоро переиграет все эти рассогласования, но не потому, что теперь мы услышим ее голос иначе, а потому что он наконец зазвучит в полную силу. За Еленой Косиловой всегда стояла какая-то тайна, которую она не скрывала, но которую открыть никому так и не удалось, потому что тайна эта была динамическая. Известно, почему и на каких основаниях она меняла научно-профессиональные треки, но прорисованная линия ее судьбы и отдельные ее ответвления могут быть собраны только той инстанцией, которая превзойдет Елену Косилову по продуктивности и масштабу, т. е., вероятно, этого собирания не произойдет. Динамическая тайна ускользает: отвечая на вопросы «почему», мы всегда оказываемся уже не там, откуда этот вопрос задавался. При этом любой, кто пожелал бы эту тайну раскрыть по частям, смог бы это сделать — надо было просто прочитать все ее книги, статьи, эссе и заметки.

Полагаю, что ее философское и художественное письмо распадается на две части: математическую и эротическую. К эротической, в платоновском значении, относится феноменологически-музыкальная часть, сами рефлексии о метафизике пола, наблюдения о любви и описания чувственного мира в ее пока не понятных почти никому литературных опусах. Математически-аксиоматическая часть устроена совершенно иначе: здесь царит дух систематизации и инвентаризации, все аргументы строго подогнаны друг к другу и отточены в полемике со студентами. Елена Косилова несла ценности еще старого поколения, которому в голову не приходило обозначать свои реакции на студенческую аудиторию как «я всех люблю» и «вы все такие классные». Она откровенно признавалась, что общение и задор нескончаемых дискуссий ее тяготит, но несла эту ношу из какого-то особого чувства долга и снисхождения — как одну из сторон несовершенства бытия. Антипсихиатрическая часть ее научной деятельности была одним из проявлений радикальной установки на предельную истину. Еще в свой дофеноменологический период Елена Косилова любую не-системную, не-техническую проблему воспринимала как специфический опыт, отыскивая в нем пределы для описания его в своей предельности.

Opus мagnum Елены Косиловой — книга «Бессилие» 2023 года. Каждый бессильный, т. е. просто каждый, воспринял эту книгу по-своему: потерпевшие политическое поражение находили в ней ответы на вопрос, что делать дальше, разбитые сердца — августиновское утешение, мученики хронических болезней и разного рода свалившихся несчастий — надежду. Нельзя не видеть, что Елена Косилова и здесь опиралась на свой предельный опыт собственного бессилия, хотя предпочла говорить на нем не на языке аффектов и сентиментальных переживаний, а на языке самой истории философии. По замыслу это гениальная книга, а по исполнению — ее еще никто не успел прочесть как следует, она не просто выстрадана, а ведет своего читателя нетривиальными путями по неожиданно закручивающимся траекториям. Это сочинение оставлено нам с сотериологическими намерениями.

Берусь утверждать, что умер мыслитель масштаба Михаила Бахтина, что по прошествии некоторого времени, когда повести, рассказы, трактаты, статьи и заметки обретут форму наследия, мы будем поражены его цельностью и разнообразием. Могу предсказать, что, если найдется человек, сумеющий написать интеллектуальную биографию Елены Косиловой, перед нами кристаллизуется не только ее личность в окружении занимательных институциональных сюжетов, но и большой кусок жизни самого Московского университета, где колеса времени все еще двигаются по своим траекториям, своими шестеренками протаскивая сквозь башенные часы главного здания МГУ целые поколения философов, математиков, историков, физиков, биологов — всего того бесконечного шествия носителей несчастного сознания в окружении счастливых возможностей встречи с истиной и друг с другом.