Англичанин Томас Де Квинси, писатель, историк и экономист, наиболее известен как автор автобиографической «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум». Для рубрики «Инструкция по выживанию», где публикуются идеи и советы литераторов для разрешения экзистенциальных вопросов и бытовых неурядиц, «Горький» отобрал размышления из «Исповеди» и эссе «Убийство как одно из изящных искусств» о зависимости, богатстве и удивительных возможностях человеческого мозга.

Об опиуме

И все же вино неизбежно приводит человека на грань безумия, полагая перед ним ту черту, за которой истощаются и безвозвратно исчезают его умственные силы, в то время как опиум определенно обладает свойством собирать воедино разрозненное и отделять существенное от пустяков.

***

Любитель опиума отнюдь не лишается ни нравственных чувств, ни побуждений, он, как и прежде, искренне желает и стремится к воплощению тех замыслов своих, которые почитает возможными и необходимыми во имя долга, однако его представление о возможном бесконечно далеко от действительной способности не только исполнять задуманное, но даже предпринимать к тому попытки. Злые духи и кошмары гнетут его, он видит все то, что хотел бы, но не может сделать, уподобляясь тому, кто насильственно прикован к постели смертной истомой изнурительной болезни и вынужден зреть оскорбления и поругание, преследующие его нежную возлюбленную; клянет он чары, сковавшие члены его, и готов отдать жизнь за то, чтоб встать и ходить; но слаб он, как дитя, и не в силах даже приподняться.

О наркозависимости

Признаюсь, по безволию моему сделался я настоящим эвдемонистом [этическое направление, признающее критерием нравственности и основой поведения человека его стремление к достижению счастья.  «Горький»]; я слишком жажду блаженного состояния для себя и для других и едва ли стану с достаточной твердостью переносить страдания, свои и чужие, в настоящем, хотя бы и знал, что буду за то вознагражден впоследствии. В других случаях я могу согласиться с джентльменами, занимающимися хлопком в Манчестере и придерживающимися стоической философии, но только не в этом.

О пользе греческого

Не имея под рукою ни малайского словаря, ни даже Аделунгова «Митридата», который помог бы мне хоть двумя-тремя словами, я обратился к малайцу, произнеся несколько стихов из «Илиады», ибо из всех языков, коими владел, я предположил греческий наиболее близким к наречиям восточным. Он отвечал мне с благоговением и пробормотал нечто на своем языке. Таким образом я спас свою репутацию среди соседей — ведь не мог же малаец изобличить меня.

Об экономистах

С 1811 года я просматривал множество книг и брошюр по различным отраслям экономики, а по моей просьбе М. иногда читала мне главы из новейших работ или же выдержки из отчетов о прениях в парламенте. Я видел, что все это по большей части лишь жалкие отбросы да мутные осадки ума человеческого и что любой здравомыслящий человек, привычно, со схоластической ловкостью владеющий логикой, смог бы захватить целую академию современных экономов и, между небом и землей, удушить их двумя пальцами или же сумел бы растолочь в порошок их поганые головы при помощи дамского веера.

О философах

Неоспоримым фактом, джентльмены, является то, что всякий философ, стяжавший известность за последние двести лет, был либо убит, либо чудом избежал гибели; таким образом, если на человека, называющего себя философом, ни разу не совершалось покушения, будьте уверены, что он пуст как орех; философию Локка очевиднее всего опровергает (если только требуется какое-либо опровержение) то обстоятельство, что на протяжении семидесяти двух лет никто не снизошел до того, чтобы перерезать ему глотку.

О воспоминаниях

Что такое мозг человеческий, как не дарованный нам природой исполинский палимпсест? Мой мозг — это палимпсест; твой, о читатель, — тоже. Потоки мыслей, образов, чувств, непрестанно и невесомо, подобно свету, наслаивались на твое сознание — и каждый новый слой, казалось, безвозвратно погребал под собой предыдущий. Однако в действительности ни один из них не исчезал бесследно.

О силе портвейна

Когда мы сели на ступеньки, я склонил голову Анне на грудь, но мне стало внезапно очень худо, я выскользнул из ее объятий и упал навзничь. Я ясно сознавал в ту минуту, что без какого-нибудь сильного и живительного средства либо умру на этом самом месте, либо же, в лучшем случае, впаду в столь тяжкое истощение, что в моем бедственном состоянии едва ли смогу вновь встать на ноги. Но случилось так, что в сей смертельный миг бедная сирота, которая в жизни своей не видела ничего, кроме обид и оскорблений, протянула мне спасительную руку. Вскрикнув от ужаса, но не медля ни секунды, Анна побежала на Оксфорд-стрит и с невообразимой быстротой воротилась со стаканом портвейна с пряностями. Сия скудная трапеза так благотворно подействовала на мой пустой желудок (который отказался бы принять твердую пищу), что я тотчас почувствовал, как силы возвращаются ко мне.

О сновидениях 

Из способностей человека, страдающих от чрезмерной приверженности общественным инстинктам, сильнее всего страдает дар сновидения. Не стоит полагать это безделицей. Аппарат, позволяющий видеть сны, помещен в человеческий мозг не случайно. Сон, в союзе с таинством мглы, представляет собой единый существеннейший канал, посредством которого мы сообщаемся с призрачным миром.

О страхе смерти

Власть и богатство поселяют в человеке постыдный страх смерти; я уверен, ежели бы самому безрассудному вояке, который благодаря своей бедности наделен истинной храбростью, вдруг перед сражением сообщили о том, что он внезапно унаследовал поместье в Англии и с ним 50 тысяч фунтов ежегодно, — любви к пулям в нем заметно поубавилось бы.

Читайте также

«Прелесть охоты состоит в выслеживании красного зверя»
Эрнст Юнгер о чтении, огородничестве и правилах реквизиции
12 января
Контекст
«Париж — это Цирцея, превращающая русских в свиней»
Алистер Кроули о России, духах и любви
27 марта
Контекст