Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Александр, что вас привело в книжное дело?
— Прежде всего, конечно, интерес к мысли. Я еще в школе заинтересовался так называемой философией, которая тогда попадалась в магазинах, примерно на уровне «смысл жизни на 5 страницах». Я читал эти странные книжки, делать уроки мне было неинтересно, я практически перестал учиться в школе и был из нее изгнан, что в результате, наоборот, мне помогло. И после армии я поступил на философский факультет СПбГУ. Но когда осознал, что философский факультет на самом деле готовит преподавателей марксизма-ленинизма, то понял, что попал не туда. Однако на тот момент книги все равно были мне интересны, как и несколько человек, которые там преподавали. У нас был классный курс — оттуда вышло много выдающихся людей. А потом книги заинтересовали меня и с точки зрения продажи — есть, видимо, у меня какая-то купеческая жилка. И уже в конце пятого курса или в аспирантуре, я устроился в магазин «Академкнига», который у нас здесь находился в Таможенном переулке на Васильевском острове, рядом с университетом.
— Это ведь сеть была?
— Да, тогда была сеть, естественно, большая. Было несколько магазинов: центральный — на Литейном...
— Он до сих пор есть*21 апреля 2022 г. Издательство «Наука» объявило о приостановке работы магазинов сети «Академкнига» на неопределенный срок..
— Да-да.
— Это все принадлежало издательскому объединению «Наука»?
— Да. Там, конечно, все было формализовано по-другому. Потом я перешел в киоск на историческом и философском факультетах (Менделеевская линия, 5), который был филиалом магазина на Таможенном.
— В каком году это было?
— В 1989-м, наверное. Я начал работать там продавцом, когда учился в аспирантуре, и, соответственно, брал тележку с книгами в магазине, вез на факультет. Как раз в этот момент, на рубеже 1980–1990-х, началась активная жизнедеятельность в нашем государстве, в том числе и книжная. А «Академкнига» была (и практически осталась) совершенно неповоротливой организацией. Понятно, что там были все книги издательства «Наука», но ведь тогда начали издавать много других книг, которые изголодавшиеся люди просто не знали, где купить. А поскольку я окончил философский факультет, то был знаком с его деканом. И с деканом исторического факультета тоже. И так как на тот момент все решалось, как и в любой ведомственной организации, с помощью личных договоренностей, я договорился, что открою ИЧП (индивидуальное частное предприятие). Я зарегистрировал ИЧП и договорился, что сразу после того, как в ноябре у «Академкниги» заканчится договор аренды, я займу их помещение. Договоренность уже была в ректорате, и бумаги подписаны. «Академкнига» про это ничего не знала. И поскольку я уже понимал, что мне в ноябре надо начинать, то я стал прямо на территорию своего киоска свозить кучу совершенно левой литературы, которая к «Академкниге» не имела никакого отношения.
— А где брали? Как договаривались?
— В Москве. Там все началось раньше — когда появился салон «19 октября» Марка Фрейдкина, потом «Эйдос», «Гилея» и «Графоман», которым рулил Игорь Чулков, который недавно умер.
— Названия магазинов все знакомые.
— Сначала я ездил с несколькими чернокнижниками в Москву...
— Чернокнижниками?
— Да, которые работали с букинистами. Мы собирались вчетвером, брали билеты в Москву, одно купе, они с рюкзаками, и я тоже. Приезжали в Москву, и они — сразу по букинистам, в поисках того, что можно в Ленинграде перепродать. А я — по центральным магазинам, потому что букинистика меня не интересовала, да и не понимал я в ней. Я шел, например, в магазин «Прогресс», где появлялись книжки, которых в Питере не было. Я просто покупал, сколько мог унести, и вечером мы опять встречались на вокзале, садились в поезд и везли добычу в Питер. А потом я делал наценку, не знаю какую... 100 процентов! Вот как сначала было.
— Покупали за розничную цену? Или скидка какая-то у вас была?
— В магазине просто платил и все. Никаких скидок тогда в магазинах не было.
— Не было договоренностей?
— Да нет! Просто через кассу!
— Как все сместилось. Сейчас дальние регионы типа Владивостока говорят, что у них цены по сравнению с Москвой и Питером огромные из-за логистики. Получается, в конце 1980-х даже Питер был по сравнению с Москвой такой провинцией, куда книги можно было привозить и с большой наценкой продавать.
— Потому что он всегда в стороне живет, даже поезда все через Москву идут.
— Сколько вам лет было?
— 26-27...
— И как пошло дело с перепродажей?
— Поскольку мой магазин начал работать самостоятельно, достаточно быстро обрел некоторую известность, то люди начали приходить, подключилось сарафанное радио, и пошло-поехало... И до Москвы информация дошла, что в Питере есть такая лавка, «Университетская книга». Понятное дело, что книжки питерских издательств в Москве тоже были нужны и что их тоже нельзя было взять просто так, то есть надо было ехать, с кем-то договариваться... И поэтому на меня вышел Игорь Чулков, у которого на тот момент был магазин «Графоман», где основным направлением тоже была интеллектуальная книга, прежде всего философия и история. Он просто приехал в Питер, познакомился и сказал: «Давай будем меняться. То есть без денег: ты мне книги, и я тебе книги. Ты московские у меня берешь, я у тебя — питерские». Мы договорились, и ко мне повалила московская литература. Помню, тогда Бодрийяр вышел — вот такая брошюрка за 2 рубля, — я этого Бодрийяра на философском факультете продал штук 200 за несколько дней. Народ просто шизел. И потом в «Республике» вышел первый Хайдеггер на русском языке, сборник статей «Время и бытие». Тоже за два дня штук 200 продал. А потом, когда все это раскочегарилось, тот же самый Игорь Чулков привел ко мне Славу Пинхасовича, о котором я раньше и не слыхивал. Представил его как своего партнера. И мы со Славой объединились и открыли структуру под названием «Летний сад», которая была не просто розничным магазином, а в перспективе издательством и конгломератом из нескольких розничных магазинов не только в Петербурге, но и в Москве. Основной магазин «Летний сад» был на Большом проспекте Петроградской стороны, потом магазин на Фонтанке (где сейчас «Порядок слов»), магазин в журнале «Нева», ну и на Менделеевской линии киоск продолжал работать. Ну еще мы где-то периодически открывали-закрывали разные небольшие точки, пробовали, экспериментировали.
— Четыре основных филиала было?
— Да. Потом через некоторое время открыли магазин в Москве на Ордынке и потом еще второй магазин в РГБ. Слава уехал в Москву и работал там в основном, и магазины назвал тоже «Летний сад» — это его придумка с названием была. И все это так работало: мы шлем московские книжки в Питер, а питерские — в Москву. Поначалу, когда машины не было, возили на поездах — рюкзаками. Потом стала ходить машина с ДК имени Крупской на «Олимпийский», а потом мы купили свой МАЗ.
Ну а потом, как это зачастую бывает с компаньонами, мы со Славой постепенно начали расходиться во мнениях. У нас началось взаимное непонимание относительно дальнейшего развития. Он всегда был мотором и кладезем новых идей, ему всегда нужно было «впрыгнуть в последний вагон уходящего поезда», а я всегда притормаживал. Для меня главное — это порядок, учет, прибыль, такие вот вещи. Разошлись мы, я бы так сказал, сложно, плохо. У него остался «Летний сад».
— Издательство «Летний сад», существующее до сих пор, это его, верно?
— Да, у Славы осталось и название, и практически весь штат и структура.
— Я никогда не был в «Летнем саде». Расскажите, где он находился?
— Большой проспект Петроградской стороны, дом 62. Если свернуть с улицы Ординарной налево на Большой, там будет троллейбусная остановка. Вот прямо у этой остановки — сейчас там торговый центр, а тогда его не было, были просто ларьки — внутри двора стоит дом. И в этом доме, в полуподвале, мы...
Александр Ерофеев
— То есть магазин был без входа с улицы?
— Да, но его буквально с остановки было видно. Вот когда его загородили, тогда нам крышка и пришла. Это полуподвальное помещение занимало издательство «Гидрометеоиздат». Мы с этим издательством — опять же с помощью Игоря Чулкова — познакомились и арендовали у них это помещение. Очень большое помещение, метров 500. У нас был очень большой склад; сначала там ничего не было, но мы сделали ремонт. Там, собственно, и жили.
— И что видел покупатель, когда входил внутрь?
— Мы делали все на коленке, допускали много ошибок. Поэтому получилось все, по моему мнению, не очень красиво. У нас было два зала: основной и маленький. В маленьком была художка, периодика, такое вот. А основной зал — академическая литература. А дальше все остальные помещения — склад, офис. И поэтому человек входил, и перед ним сразу была дверь в маленький зал с художкой, а справа, соответственно, основной зал. Воровали книжки у нас в магазине хорошо. Сейчас так не воруют, как раньше, потому что, наверное, книг стало очень много. А к нам заходил, например, ну просто синий человек — и запихивал книги себе прямо под фуфайку. Его там Юра Довженко у выхода трясет, из него выпадает штук восемь книг. А Юра кричит в ярости: «Я убью тебя щас!», — глаза красные, ужас.
— Кажется, все-таки что-то в обществе поменялось.
— Да, несомненно, поменялось. Ну и поскольку у нас были хорошие отношения, в том числе с РХГА и журналом «Нева», который тогда Борис Николаевич Никольский возглавлял, мы начали делать совместные издательские проекты с «Невой». У нас все хорошо шло до поры до времени.
— Почему Петроградская сторона? Это же далеко не самый лучший для торговли район города.
— Только потому, что у нас были отношения с «Гидрометеоиздатом». Тогда же было сложно найти помещение самим... Мы были босяки, у нас не было денег. У «Гидрометеоиздата» были — и он вложил свои средства в ремонт этого помещения с рассрочкой.
— Тогда, как я понимаю, никого не смущало поехать на Петроградскую сторону в книжный магазин?
— Других просто почти не было! Была «Академкнига», был «Дом книги», тогда еще неплохой... собственно, и все! А где нормальную научную литературу купить, если «Академкнига» плохо работает?
— А на филологическом факультете? Я помню, тоже был магазинчик.
— На филфаке да — это до поры до времени был наш конкурент. Сергей Игоревич Богданов, тогдашний декан филфака, человек очень креативный, много сделал для книжной торговли на филфаке. И второй магазин они открыли в главном здании потом, вместо магазина Ленкниги, в Двенадцати коллегиях. Он был так, средний. Все равно как большая структура они были достаточно неповоротливы. А на филфаке у них в основном продавалась филология.
— Я учился на факультете журналистики, на 1-й линии. Там тоже был книжный магазин.
— Киоск...
— Он был размером с эту комнату, не сказать, что киоск. Но там совершенно нечего было купить. В основном продавалась методическая литература, совсем немножко «Азбуки-классики» — в общем, это даже тогда у меня вопросы вызывало.
— У любой госструктуры (а все-таки филфак — это структура при университете) — свои трудности. И с бухгалтерией — там ведь государственные деньги, и договор можно заключить только с университетом. А договор каждого поставщика с университетом — это нужно пройти весь юридический директорат, и все это создает неповоротливость. Если и сейчас зайти в университетский магазин, на Менделеевской линии, 5, где раньше была поликлиника, то что мы там имеем? Там стоят дубовые стеллажи, которые стоят миллионы рублей, и при этом хилый ассортимент.
— Он там есть до сих пор?
— Вы даже не знаете, а он там есть! Аренду-то они не платят и что-то все-таки продают. Кому-то лень куда-то идти — и люди туда заходят. Но о нем мало кто знает.
— А магазин, который на Фонтанке, он как открылся?
— Когда мы стали структурой, которая берет на продажу оптовые тиражи, это заинтересовало ректора РХГИ (сейчас РХГА, Русская христианская гуманитарная академия), потому что они начали издавать книжки. В основном свою знаменитую серию Pro et contra. Естественно, им надо было их куда-то девать. А куда? Надо, чтобы продавец был адекватный, не кинул. Ну вот тут тебе, пожалуйста, и Ерофеев. Мы с ректором РХГИ в кочегарке вместе работали — в Библиотеке Академии наук, поэтому друг друга знали. И как-то Слава, мой компаньон, говорит: «А чего бы нам в РХГИ на Фонтанке большое помещение не арендовать под магазин...»
Александр Ерофеев
— Вы работали с ректором РХГИ в кочегарке?
— И не только с ним. Кочегарка вся была «философской»! Туда редко попадали люди, которые не учились на философском. Я только одного знаю — Коля Головкин, музыкант, остальные были все «философы». Чтобы устроиться туда... Туда шел жесткий отбор! Сначала ты должен возить уголь для кочегаров. Кочегары — высшая каста, а есть те, кто накатывает им уголь с улицы. Сейчас котлы на газе уже, конечно, но тогда еще топили углем... И там был и будущий ректор РХГИ, и будущий замдекана философского факультета, и хорошие в будущем преподаватели философии. И этот будущий ректор РХГИ гонял меня как каторжника в кочегарке. Очень много угля сжигал. И вот, когда ему надо было продавать свои тиражи, мы — даже не помню, чья была это инициатива, — договорились так: «Мы вам дадим открыть магазин на Фонтанке, в помещении РХГИ, а вы за это будете продавать наши тиражи, причем на твердых условиях, иначе нам не интересно».
— Почему в итоге съехали оттуда? Неплохо вообще так все звучит.
— Потому что в определенный момент я понял, что мы заходим в тупик. Мы берем, например, тираж книги серии Pro et contra — это тысяча экземпляров, может, даже три тысячи. А книжки-то продаются плохо. Через 12 месяцев мы этот тираж обязаны были выкупить, хотя продали только половину. А тиражи все выходят и выходят, ты за них платишь-платишь, и выручка магазина совершенно этого не покрывает. И я понимаю, что — все. Я тогда пришел к ректору, говорю: «Слушайте, мы заходим в тупик. Если вы не смягчите условия по поводу оплаты тиражей, мы просто разоримся в конце концов. Поэтому нет смысла дальше так работать». Я пошел говорить без компаньона, который был в Москве, он об этом позже узнал, и это тоже, видимо, было для нас поворотным моментом в отношениях... И ректор РХГИ тоже на меня обиделся. И когда меня из «Летнего сада» турнули, так сказать, то «Летний сад» остался на Фонтанке, но все равно дело кончилось тем, что он обанкротился, потому что не могло быть иначе.
— А основной магазин на Петроградке до какого времени просуществовал?
— До середины двухтысячных, или даже раньше закрылся.
— Я думаю, не менее легендарная торговая точка — это киоск в библиотеке Академии наук. Это уникальное совершенно расположение. Расскажите про него.
— Киоск БАН на самом деле тоже был филиалом «Академкниги». Я и оттуда ее выселил.
— То есть это одновременно происходило?
— Да, может, чуть позже.
— Получается, что киоск БАН просуществовал очень долго — с начала 1990-х по 2021 год.
— Я закрыл его в декабре прошлого года. Поскольку я работал там кочегаром, то был знаком с руководством библиотеки. И там были хорошие люди, которым было не безразлично, что у них внизу, в вестибюле. Но там все было официально: договоры, которые регистрировались в ГБР, долгая песня... В БАНе никогда выручки не было практически. Киоск почти всегда был убыточный, ну или в ноль. Что нас спасало, так это очень низкая аренда и сотрудники-энтузиасты — им был интересен сам процесс торговли и книги, а не зарплата. Ни один нормальный человек не пошел бы туда работать, потому что на это нельзя прожить.
Нет, ну были периоды, конечно, когда выручка была более или менее, но, чтобы там было прямо выгодно, это вряд ли. Тем более когда появились кассы. Там 10 метров торговая площадь — и ты обязан поставить кассу. А это расходы: регистрирование, ежемесячная плата. Потом ввели онлайн-кассы — ты должен платить оператору. Еще ты должен застраховать объект — заключить договор с какой-то компанией, потому что это — дом-памятник, и опять деньги плати (с 10 метров, но тем не менее). А библиотека сама по себе потихонечку умирала, особенно в последние годы, хотя там фонды достаточно хорошие. Но туда, по-моему, обычный человек до сих пор не может попасть. Ты должен быть либо доктором наук, либо иметь письмо от какого-то учебного заведения. И мы работали в кочегарке в том числе потому, что сотрудник библиотеки Академии наук имел право пользоваться ее фондами. А ведь тогда были спецхраны, и мы, кочегары, тоже спецхранами пользовались. Бердяева переписывали от руки... Соответственно, у меня там продавцы работали по многу лет. Но в конце концов киоск пришлось закрыть, потому что библиотека полгода вообще не работала из-за пандемии коронавируса. Я пришел к директору, говорю: «Ну снизьте хотя бы арендную плату. Я людям зарплату плачу, оплачиваю аренду, а торговли вообще нет». «Нет, извините, ваш код ОКВЭД не подходит для льготы, платите по полной». Я надеялся, что, когда мы в июле прошлого года откроемся снова, народ пойдет: сентябрь, начнется учеба, придут студенты, у нас там буфет, куда часто ходят из Пушкинского дома, — и начнется. Ничего не началось. Сентябрь, сидит Александра (продавец) там — и вот я вообще не представляю, как она там сидела. То есть за день, бывало, ни одной покупки. Это же с ума можно сойти! Ну и все, я сказал: закрываюсь.
— Еще был «Книжный окоп». О нем обязательно надо рассказать.
— Я всегда любил розницу. Когда работал в киоске, знал на память цены на все книги. Я и сейчас их знаю практически все. Я розницу обожаю, обожаю общаться с людьми, которые приходят. После того как «Летний сад» для меня кончился, я на очень тяжелых условиях открыл еще два магазина: «Гуманитарную книгу» на 1-й линии Васильевского острова и магазин на Рубинштейна под вывеской «Академического проекта» — он был покруче, поскольку помещение было достаточно большое. Но поскольку и там, и там были проблемы с арендой, то в конце концов и они закрылись. И в один прекрасный момент один человек с исторического факультета, которому я когда-то помогал, когда он сидел в тюрьме, сказал мне: «Слушайте, у моего знакомого есть помещение в Тучковом переулке, может, вам интересно сделать там магазин?». И я встретился с этим человеком, который не имеет никакого отношения к книгам, — он археолог, но при этом еще бизнесмен, извлекающий деньги из каких-то археологических изысканий. Мы договорились с ним по арендной плате и открыли там магазин. Название было «Книжный окоп». Почему? Потому что напротив, там такая арка, было кафе под названием «Окоп». Студенты постоянно ходили пиво пить в этот «Окоп», так как это было недорогое заведение. И мы решили, почему не назваться «Книжный окоп», для привлечения внимания.
Но, сколько бы я розницей ни занимался, никогда не мог понять, почему в Питере так плохо продается научная литература в книжных магазинах. Не понимал до тех пор, пока не появились вы — «Все свободны», «Порядок слов», «Желтый двор», активная молодежь... Я всегда был заточен на некий классицизм. Мне эта зубодробительная литература доставляет некий кайф, но на самом деле она трудно продаваемая. Точнее говоря, можно, наверное, какие-то ходы придумывать, но те формы, в которых я существую, недостаточны для привлечения клиентов. Что я имею ввиду? Вот, например, Костя Шавловский в конце концов раскрутил «Порядок слов» на Фонтанке. Но он никогда не заказывает у меня научные книжки. Им нужны книжки по искусству, андеграунду. И люди потянулись к ним, а попутно что-то научное или полунаучное прихватывают. Он различными презентациями много покупателей привлек в свой магазин. «Все свободны» — то же самое практически. Он определил некую свою нишу, она ближе к неформальной литературе.
— Вот тут я поспорю. Мы держимся на академической литературе.
— Ну, значит, моя ошибка была в том, что я не привлекал клиентов...
— Мне кажется, в Петербурге очень сильно стал влиять географический фактор. И все магазины сейчас кучкуются примерно в одном месте: в центре, где все бывают. Потому что поехать специально за книгой на Васильевский остров или на Петроградскую сторону уже стало неактуально.
— Дело в том, что рядом с «Книжным окопом» все-таки находится университет, что неслабо. Когда с «Василеостровской» народ идет пешком в университет, он мимо «Книжного окопа» (там была арка, потом ее закрыли) в принципе пройти не может. Другое дело, что они идут рано, а «Окоп» еще закрыт. Может, надо было работать с восьми утра. И в принципе, «Окоп» был хорошим магазином, но мы закрыли его не по своей воле. Просто человек, который нам сдал это помещение в субаренду, ввел нас в заблуждение. Оказалось, что у него не все в порядке было с договором аренды на это помещение. В общем, в результате, нам пришлось спешно съезжать, потеряв на этом, по нашим меркам, очень много денег.
— Вам сейчас по-прежнему хочется заняться розницей?
— Ну конечно, хочется! Но просто так арендовать помещение, взять по рыночной цене на 11 месяцев, вкладываться в него — у меня просто нет сил уже.
— Давайте обратимся к истории. Не исчерпывались же книжные магазины на рубеже 1980–1990-х годов только «Академкнигой». Куда еще можно было пойти?
— Когда я еще работал в лавке на Менделеевской, 5, продавцом, одновременно с моим киоском — может быть, чуть пораньше — появился магазин «Эзро». И он был короткое время достаточно известен. Им руководил Витя Рыцарь, еврей и очень веселый парень, мой ровесник. Он в основном занимался иудаикой, но также торговал гуманитарной научной литературой, переезжал с места на место, не мог никак решить вопрос с арендой.
Он сильно задолжал потом каким-то московским поставщикам, и там люди наняли бандитов: «Найдите Витю Рыцаря». И перед тем как спешно уехать в Израиль, он звонил мне из телефона-автомата и говорил измененным голосом: «Чувак, это я, нам надо встретиться». Он в Израиле, да. В принципе можно выйти с ним на связь. Я ему как-то говорил: «Витя, всех бандитов давно уже поубивали, никто тебя не ищет, не беспокойся». Но все равно он до сих пор побаивается.
— А где «Эзро» находился, хотя бы одно место?
— Последнее его местонахождение было на улице Гороховой на пересечении с Мойкой. Это была квартира на первом этаже. В «Эзро» сотрудники были круто неформальные, то есть вон там у них кухня — а здесь торговый зал. На кухне сидят курят, вокруг бардак.
Витя Рыцарь — я не понимаю, для чего ему нужны были эти книги, куда он их девал, как можно было так задолжать, чтобы к тебе приезжали бандиты и тебя искали? Хотя на самом деле бандитов много было и на философском факультете, которые, не доучившись в университете, в Лесгафта*Государственная академия (сейчас – университет) физической культуры им. П. Ф. Лесгафта в Петербурге. шли. Видимо, философия им не зашла... Даже издательство «Наука» нанимало «охранные предприятия» для поиска контрафакта своих книг. Тогда много воровки было, левых тиражей.
Такое было время. Приходишь в салон «19 октября», там Марк Фрейдкин, у него стол стоит, он ящик открывает, а там куча денег набросана: «Сколько я тебе должен?».
В дипломате у Абышко*Олег Абышко, основатель одноименного издательства. был большой револьвер. Муляж, конечно. Я прихожу как-то в издательство к Олегу в гости. А там охранник с оружием стоит. То есть ты приходишь в издательство на улице Мира, а там охранник внутри. Звонишь: «Че надо?» — «Я к главному редактору». Время было романтичное и опасное. Но мне оно нравилось гораздо больше, чем нынешнее. Сейчас скучно. И в тюрьму можно сесть просто за что угодно.
— В какой момент заработала книжная ярмарка в ДК имени Крупской?
— Первая книжная ярмарка была совсем не в ДК Крупской, а в ДК Водоканала на улице Шпалерной (тогда она называлась Воинова). И конечно же, мы туда все ездили. Там не только продавались хорошие книжки, но и было много филателистов, можно было купить значки и все такое прочее. Так продолжалось несколько лет. Но, поскольку Водоканал — богатая организация, это вошло в противоречие, видимо, с их бюджетными планами. Какая-то мутная полулегальная торговля, так сказать... Ну или еще что. В общем, Водоканал этот клуб закрыл.
Ему на смену пришел ДК Крупской. Это большие деньги! Все этажи сдаются! Там тоже были бандиты. Они ходили в своих трениках, собирали со всех дань каждый месяц. Раз была такая ситуация — кто-то слева напечатал «Уринотерапию» Лазарева. На ДК Крупской приехали люди, реально разбирались с оружием.
Мы, кстати, тоже попытались там торговать, будучи «Летним садом», арендовали место. И я тогда точно понял, что на рынке должен торговать только хозяин. Потому что ставить там человека на зарплате — просто нереально. Рынок — это живое место, где надо сразу отвечать на вопрос о снижении цены и прочее. Ну, как на любом рынке.
Руководство уже давно могло бы из этого ДК сделать конфетку, но они не хотели вкладываться.
— А если копнуть еще раньше, куда ходили ленинградцы за книгами?
— Большинство магазинов были государственными. И если люди там крутились, нормально работали с поставщиками, — всегда можно было что-то найти. Ты что-то выцепишь в одном магазине, а в другом — другое. Вот и все! Такого магазина, как «Все свободны», специализированного, к сожалению, конечно, не было.
— Вот вы куда ходили? Какие-нибудь были любимые места?
Ну, послушайте, тогда книг не было. Почему я начал работать в «Академкниге»? Я познакомился на Таможенном переулке с одним продавцом. Он мне часто говорил, когда и в каком магазине «Академкниги» появится какая-либо дефицитная книга: «В такой-то день на Литейном будут продавать Эразма Роттердамского в серии „Памятники философской мысли“».
— На Литейном — это в «Академкниге»?
— Да. Количество экземпляров, конечно же, ограничено. К нам на Таможенный Эразма Роттердамского даже не привезут. Вот он мне такую информацию инсайдерскую предоставлял. Это была зима, и мы, я и еще один или два моих однокурсника («Академкнига» открывалась в десять), приезжали к восьми утра к магазину на Литейный, занимали очередь, чтобы попасть первыми. Открывается магазин, а там Эразм Роттердамский в нескольких экземплярах! И мы счастливы. А так, чтобы ходить куда-то в магазины, то не за чем было ходить. Зато во многих книжных магазинах были такие отделы — книгообмен. Никогда не слышали?
— Буккроссинг это потом стало.
— Э, нет! Буккроссинг — это ты кладешь одну книгу и берешь другую, а книгообмен — это вообще штука, которую мало кто помнит. Она просуществовала несколько лет. Это как бы букинист, но книги там не продавались за деньги. То есть стоят несколько шкафов, и все книги разделены на категории. Допустим, от одного до десяти. И ты можешь принести книгу, ее оценят по категории и ты можешь взять такую же категорию. Первая категория — это всегда был Валентин Пикуль*Примечательно, что такую же историю про книгообмен и Валентина Пикуля в первой категории мне недавно рассказал питерский поэт и музыкант Леха Никонов.. То есть на Пикуля можно было обменять любую книгу. Серьезно говорю. И многие магазины на этом специализировались. В том числе букинист на углу Большого проспекта и Восьмой линии. Там был большой магазин, очень большой. Он был без названия, по-моему, просто «Книги». Ну и бестолковый, естественно. И помер потом.
— Да, сейчас нет такого, чтобы книги по категориям сортировали. А в чем была выгода?
— А я, честно сказать, не знаю. Вот вы меня спросили, а я до сих пор понять этого не могу. Здесь деньги не участвовали в процессе, а значит, выгода была в другом. Букинисты — это люди отдельной породы. Они же до сих пор существуют и существуют так, что вам даже не снилось. Потому что тот человек, который раньше работал продавцом в «Академкниге» и давал мне информацию про Эразма Роттердамского, — он еще работал в моей лавке продавцом на Менделеевской, а потом мы расстались на много-много лет — где-то год или два назад заехал ко мне за одной книжкой, которая ему понадобилась. И я спрашиваю: «Чем ты занимаешься?», а тот: «Книжки продаю, так же, как и продавал, только сейчас я их продаю на аукционах. Ну, вот есть такие. Зайди в интернет — посмотришь». Я пошел его провожать, а он на машине «Тойота Ленд Крузер» одной из последних моделей.
А я ходил иногда по букинистам, но редко, просто потому что я не такой книжный червь. Я все купил, когда был студентом.
— А вообще вот все эти истории про то, как с тиража покупались автомобили, что сотрудникам издательств дарили квартиры на корпоративные праздники... Всякие легенды ходят, что в первой половине 1990-х книгоиздание в России открывало возможности очень быстро получить большие деньги. Это правда?
— Может быть, это правда. Но правда не про нас, потому что мы с моим компаньоном были людьми маленькими. Если взять Колю Буцыя, который создал издательство «Северо-Запад», то, наверное, там такие ситуации были. Но мы были далеки от этого. Мы даже не могли арендовать помещение по рыночной цене.
— Вы сами коллекционируете книжки? В смысле, для домашней библиотеки? Я знаю, что некоторые не любят употреблять слово «коллекция» в этом контексте, говорят «библиотека».
— По молодости я собирал книги. По философии, истории... Художку, которая нравилась, классику... Но жизнь сложилась так, что все мои коллекции оставались у моих бывших жен...
А вот вам история про обретение и потерю книг. Несмотря на то что наших людей посылали исполнять «интернациональный долг» в Афганистан, о них там заботились. Наша часть стояла в пустыне. За Кандагаром была серьезная пустыня. Представляете, стоит там несколько тысяч бойцов, и, чтобы им было не очень скучно, — два магазина. Прямо в пустыне! Вокруг палатки, плац... Один магазин в палатке — книжный. Второй, из кирпичей построенный, — со шмотками: Marlboro, Camel, западные вещи, которые нельзя было купить в Союзе. А в книжном магазине были книги, которых тоже не купить в Союзе. Их можно было найти в Чехословакии, Болгарии, например, а в Союзе это был дефицит. И вот прихожу я в Кандагаре в эту палатку... Это сюр полный, но тем не менее это факт. Кроме меня, там было мало покупателей. Купил я там последний роман Хемингуэя. Он тогда сильно меня спас. После этого Камю. Еще Ахматову, ну и прочее. Купил книжек восемь, потому что в дипломате, с которым ты демобилизуешься, много не утащишь. Я вот купил эти книги, положил в дипломат. А по дороге у меня тот дипломат украли. Наверное, сильно расстроились, хотели найти что-то другое. А там — книги. Но тем не менее этот магазин существовал. И было круто, когда в пустыне Кандагара ты покупал дефицитную книгу Хемингуэя.
Или в закрытом городе Кронштадте в конце 1980-х неожиданно продается Николай Кузанский. Схоласт! Серия «Философское наследие». И там еще был Лейбниц. А я ведь поступаю на первый курс философского факультета, поэтому понимаю, что надо брать. Хотя кто такой для меня Николай Кузанский? Но брать надо! И Лейбница пару томов на всякий случай. Это я только потом на втором-третьем курсе узнал, кто такой Николай Кузанский.
— То есть в Кронштадте можно было купить то, что нельзя было найти в Ленинграде, потому что это закрытый город?
— Естественно! Если бы вы видели, как тогда люди жили в Кронштадте, — это было что-то. Когда мы туда приехали в стройотряд, это был закрытый город. Один кинотеатр на весь остров и одно такси, за рулем которого одна женщина. Там стояли пришвартованные баржи с пустыми бутылками из-под портвейна. Люди бухали, потому что делать им просто нечего.
— Странно, что туда завозили дефицитную академическую литературу...
— Советское правительство заботилось о духовном состоянии своего народа, поэтому думало, что если ты в закрытом городе, если ты страдаешь и тебе не хватает портвейна, то ты должен иметь возможность хотя бы Николая Кузанского почитать.