Миссис Дэллоуэй идет на войну

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

14 мая 1925 года в Великобритании и США был опубликован роман Вирджинии Вулф «Миссис Дэллоуэй», которому суждено было стать одним из главных текстов английской литературы ХХ века. В Англии роман вышел в семейном издательстве Вирджинии и Леонарда Вулфов «Хогарт-пресс», став вторым после романа «Комната Джейкоба» крупным произведением писательницы, изданным самостоятельно вместе с мужем. Как писала Вулф в дневниках через несколько месяцев после публикации «Миссис Дэллоуэй», «я единственная женщина в Англии, которая вольна писать, что хочет», и во многом это действительно было так. Четвертый для писательницы (и второй в новой стилистической манере), этот роман не снискал мгновенной скандальной славы, как «Улисс» Джеймса Джойса, опубликованный тремя годами ранее, однако век спустя считается не менее, а в чем-то и более значимой вехой в истории западной литературы. По крайней мере, один день из жизни Клариссы Дэллоуэй, как и один день из жизни Леопольда Блума и Стивена Дедала, продолжает увлекать и будоражить все новых и новых читателей по всему миру.

Вулф: позавчера, вчера, сегодня

Вирджиния Вулф в последние несколько десятилетий окончательно обрела статус литературной иконы — писательницы с практически безупречной репутацией — как среди критиков и исследователей, так и у «обыкновенных читателей» (пользуясь термином самой Вулф, чей знаменитый двухтомник критических эссе о литературе назывался The Common Reader), и мало какая фигура «западного канона» сегодня столь непоколебима в общественном сознании. Стоит отметить, что так было не всегда, и еще в 1960-х годах Вулф воспринималась как писательница скорее элитарного, или богемного, характера. В известной пьесе Эдварда Олби, чье название основано на игре слов (не все знают, что в оригинале заголовок «Кто боится Вирджинии Вулф» — Who's Afraid of Virginia Woolf? — переиначивает песенку, известную в России как «Нам не страшен серый волк»), без упоминания которой не обходится, кажется, ни одна статья о Вулф на русском языке — вот и эта не стала исключением, — так вот, в известной пьесе Олби имя писательницы используется для указания на принадлежность действующих лиц к закрытой среде американского частного колледжа. Причем жизнь и творчество самой Вирджинии Вулф в те времена не особо интересовали ни персонажей, ни зрителей этой пьесы, а также известного одноименного фильма с Элизабет Тейлор в главной роли. Ситуация стала серьезно меняться лишь в 1970-е, с ростом влияния феминистской критики и появлением первой значительной биографии писательницы, написанной ее племянником Квентином Беллом.

С тех пор популярность Вулф стала быстро расти и распространяться по всему миру, а благодаря появлению первых переводов ее романов в 1980-е дошла и до России. В последнее время можно смело говорить о новой волне интереса к писательнице. Любопытно при этом, что эссеистика Вулф, ее личность и биографический образ для большинства читателей, как кажется, представляют едва ли не больший интерес, чем ее проза (популярный мем и паблик в ВК «Филологическая дева» с культовым портретом писательницы работы Бересфорда все еще остается одним из лучших способов объяснить многим, кто такая Вирджиния Вулф). Пожалуй, самый масштабный проект, связанный с Вулф, на русском языке в последние годы — издание первого полного перевода ее дневников в шести томах в электронном формате, осуществленное переводчиком Александром Русиновым. Выход первой русскоязычной биографии, написанной Александром Ливергантом, также привлек дополнительное внимание к фигуре и судьбе писательницы. Кроме того, новый перевод «Своей комнаты» от Дарьи Горяниной актуализировал этот текст, сделав его неизбежной частью почти любого разговора о литературе и феминизме, а эссе 1940 года из одноименного сборника «Мысли о мире во время воздушного налета» тоже, к сожалению, приобрело максимально современное звучание. Всего этого не скажешь о новых изданиях романов писательницы в переводе Дарьи Целовальниковой, прошедших почти незамеченными, особенно в сравнении с многолетним проектом Елены Баевской по новому переводу эпопеи Пруста, когда издание каждого тома становится настоящим событием.

Романы Вулф на русском сегодня издаются, продаются, даже, возможно, читаются, но гораздо реже становятся темами для обсуждений. В отличие от грандиозных опусов Джойса и Пруста, которые, может, не всегда поддаются прочтению до конца, но зато очень соблазнительны для долгосрочных читательских марафонов (как пример — онлайн-проекты Армена Захаряна по чтению и разбору «Улисса» и «В поисках утраченного времени»), короткие сжатые романы Вулф одним могут казаться обманчиво простыми и недостаточно «серьезными», а других, наоборот, отпугивать излишней стилистической сложностью и интеллектуальностью.

Некоторую общемировую вспышку интереса к «Миссис Дэллоуэй» чуть больше двадцати лет назад вызвал успех романа Майкла Каннингема «Часы», постмодернистского переосмысления текста Вулф и ее биографии, а также выход одноименного фильма с Николь Кидман в роли писательницы. Впрочем, за прошедшее с тех пор время Каннингем успел превратиться в России в полузапрещенного автора (чьи старые книги снимают с продажи, а новые подвергают цензуре в печально известном стиле «блэкаут»), Николь Кидман же прославилась массой других ролей, так что и роман Вулф сегодня, скорее всего, доходит до читателей иными путями.

Простой сложный роман

«Миссис Дэллоуэй» — роман, который можно с равными основаниями назвать обманчиво простым и столь же обманчиво сложным. Кажущаяся простота — в уже упомянутой краткости, в отсутствии столь типичных для модернистских текстов монументальности, тяжеловесности и энциклопедичности. Кажущаяся сложность — в стилистической изощренности, постоянной смене точек зрения, монтажной технике повествования и, конечно, пресловутой «бессюжетности». Однако парадоксальная притягательность романа Вулф состоит в том, что, будучи легким и летучим, он не перестает быть амбициозным и многослойным. Это сочетание делает роман английской писательницы чрезвычайно удачной точкой входа в литературу модернизма. Вдобавок к этому, в отличие от «Улисса», «Миссис Дэллоуэй» — роман об одном дне, прочитать который можно буквально за вечер (при наличии 4–5 свободных часов).

Роман Вулф — произведение с одними из лучших открывающими и заключительными фразами в мировой литературе. Знаменитое начало — «Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы» (перевод Елены Суриц), одним предложением погружающее читателя в текст, в его настроение и ритм. Удачное начало литературного произведения обычно способно жить своей жизнью и вне самого текста, и первое предложение «Миссис Дэллоуэй» как раз такого рода. Например, с началом пандемии и карантина в англоязычном интернете появилось немало комментариев, где открывающая фраза романа Вулф обыгрывала новую реальность и ее атрибуты. Если же говорить о российском контексте, можно вспомнить, как на феминистском марше 8 марта 2021 года в Санкт-Петербурге использовался плакат с надписью: «Миссис Дэллоуэй сказала, что отметит 8 марта сама». Впрочем, поскольку советская традиция дарить женщинам цветы в этот день все еще остается неизменной, первая фраза романа даже в оригинальном виде могла бы восприниматься как лозунг.

Финал «Миссис Дэллоуэй» не хуже, пусть и гораздо сильнее связан с сюжетом и немного теряет в переводе. Один из героев романа, возлюбленный юности Клариссы Питер Уолш, оставшись в одиночестве в конце вечернего приема миссис Дэллоуэй, задается вопросом, отчего он «чувствует одновременно такой сильный страх и такое блаженство и что наполняет его таким невероятным восторгом». И в этот момент к нему приходит озарение: «It is Clarissa, he said. For there she was» (буквально: «Это Кларисса, сказал он. Ибо там была она»). Обе переводчицы на русский, желая слегка раскрыть смысл крайне минималистичной финальной фразы, выбрали такие варианты: «И он увидел ее» (Елена Суриц) и «Она стояла в дверях» (Дарья Целовальникова). И то и другое не в полной мере соответствует английскому «For there she was», но будем считать, что переводчицы попытались отойти от буквализма, чтобы передать главное, а именно вспышку в сознании героя, за счет которой осуществляется преодоление физического пространства и соединение материальной реальности с реальностью сознания.

Прелесть романа Вирджинии Вулф — в том, что почти каждое его предложение или короткий абзац могут быть довольно подробно осмыслены как в контексте всего произведения, так и отдельно от него. И пусть два существующих перевода не всегда способны передать все тонкости оригинального текста, фраза писательницы хоть отчасти сохраняет свою уникальную интонацию и на русском языке.

Война и цветочный магазин

Впрочем, роман «Миссис Дэллоуэй» интересен не только тем, как он написан, но и, что нередко упускается, о чем. В одном из известных пассажей «Своей комнаты», созданном через три года после публикации романа, Вулф писала:

«Это важная книга, пишет критик, ведь в ней идет речь о войне. Это проходная книга, потому что в ней говорится о женских переживаниях в гостиной. Военная сцена важнее сцены в магазине — это ранжирование незримо присутствует повсюду» (перевод Дарьи Горяниной).

Приведенный выше пассаж из «Своей комнаты» не лишен иронии, ведь одна из самых известных сцен романа Вулф — эпизод в цветочном магазине в самом начале текста, но в то же время в «Миссис Дэллоуэй», чей сюжет разворачивается в середине июня 1923 года, немало страниц посвящено Первой мировой войне, в первую очередь — ее последствиям и влиянию на британское общество и отдельных людей. И, как помнят все читатели романа, сцена в цветочном магазине Малберри прерывается звуком, который описывается как «пистолетный выстрел» и «страшный взрыв», неизбежно вызывающим ассоциации с недавней войной.

Призрак Первой мировой продолжает витать над Лондоном даже спустя пять лет после подписания перемирия, и, хотя, как думает Кларисса, «война кончилась, в общем, для всех», как минимум на одного персонажа романа она все еще давит невыносимым грузом. Это ветеран войны с «невообразимым» именем Септимус и типичной английской фамилией Смит. После возвращения с войны, на которую он ушел добровольцем, герой начинает страдать от «снарядного шока» — состояния, аналогичного современному термину ПТСР. Ближе к финалу романа он совершает самоубийство, отказываясь подчиняться предписаниям врачей, которые хотели изолировать его от общества.

Как признавалась сама Вулф в предисловии к американскому изданию романа в 1928 году, в первом замысле текста Септимуса, этого своеобразного двойника Клариссы, еще не существовало, а самоубийство в финале должна была совершить сама миссис Дэллоуэй. Однако появление в романе этого героя позволило придать его повествованию совершенно другую динамику, сравнимую во многом с динамикой «Анны Карениной», где две сюжетные линии — Анны и Левина — почти не пересекаются, но при этом оказываются тесно переплетены. Вдобавок в обоих романах один из героев (Септимус и Анна) совершает самоубийство, а другого (Клариссу, как и Левина) неоднократно посещают мысли о смерти. Правда, если противопоставление двух главных персонажей у Толстого дается через образы счастливой и несчастливой семьи, то для Вулф антитеза миссис Дэллоуэй и Септимуса Смита на тематическом уровне — это антитеза жизни и смерти, здравомыслия и безумия («sanity and insanity»), а на уровне символических образов и мотивов — цветов и войны.

Жизнь, смерть и социальная система

«В этой книге у меня даже слишком много идей. Я хочу описать жизнь и смерть; здравомыслие и безумие; я хочу критически показать социальную систему в действии, в наиболее напряженный момент», — писала Вулф в дневнике во время работы над романом. Такие три главные задачи поставила перед собой романистка, и если с первыми двумя все более или менее ясно, то критика социальной системы от Вирджинии Вулф, долгое время имевшей репутацию аполитичной писательницы, может кого-то удивить. Большинству читателей роман «Миссис Дэллоуэй», как правило, представляется скорее психологическим, чем социальным произведением, и они не так уж неправы в своей оценке. Однако не будем забывать о той самой записи в дневнике писательницы, из которой вполне очевидно, что критика социальной системы для Вулф в этом романе была не менее важной задачей, чем разговор о жизни и смерти. И на мой взгляд, одна из главных причин, почему сегодня «Миссис Дэллоуэй» читать не менее интересно, чем сто лет назад, заключается в том, что это почти в равной степени роман о человеческих чувствах и политических процессах.

Политика в романе, может, и не бросается в глаза, но в той или иной степени присутствует почти на каждой странице: главная героиня — жена консерватора-тори и члена парламента Ричарда Дэллоуэя, кульминационное событие текста — вечерний прием Клариссы Дэллоуэй, на котором присутствует в основном политическая элита послевоенной Великобритании, в том числе — сам премьер-министр. Другая важная и, пожалуй, наиболее сатирическая сцена романа — ленч у леди Брутон, влиятельной в политических кругах женщины, излагающей свой проект эмиграции британской молодежи в Канаду для усиления влияния империи. Вообще образы, связанные с Британской империей, пронизывают роман от начала до конца, колониальная политика в Индии является одним из постоянно возникающих лейтмотивов текста, а ожидание неизбежных политических перемен — прихода к власти партии лейбористов — одним из важнейших признаков эпохи (первое лейбористское правительство Великобритании получило большинство на выборах в конце 1924 года).

Тем не менее, вводя в свой роман многочисленные элементы критики существующего общественного строя и правящего класса, Вулф не собиралась слишком зацикливаться на этих темах. Ведь как раз в этом она видела серьезный недостаток ведущих английских авторов старшего поколения (Герберта Уэллса, Джона Голсуорси, Арнольда Беннетта), которых она в своих манифестах-эссе называла «материалистами» за неумение разглядеть внутренний мир своих персонажей и излишнее увлечение крайне подробным и достоверным изображением социальной реальности. Именно поэтому Вирджиния Вулф противопоставляет традиционной институциональной (и, разумеется, исключительно мужской) политике парламентов и комитетов, единственной целью которой в конечном счете оказывается реализация власти над людьми, совершенно иной тип политики — интуитивный, осуществляемой Клариссой Дэллоуэй.

Политика миссис Дэллоуэй — это политика приемов и цветов, красоты и радости, наконец, любви к жизни как таковой. Это может звучать прекраснодушно, но в мире романа Вулф то, что предлагает Кларисса, становится единственной альтернативой всеобщим разобщению и отчуждению, царящим в послевоенном Лондоне. Ни «безумный» бунт Септимуса Смита, ни интеллектуальный скептицизм Питера Уолша не способны предложить ничего взамен существующей системе. В то время как Кларисса с ее единственным даром, который Вулф называет «приношением ради приношения», умеет «сводить людей; собирать и творить» — иными словами, создавать сообщества, основанные на эмоциональной близости. Именно с этой целью она и устраивает свои приемы, что совершенно недоступно пониманию Ричарда и Питера — мужчин, которые любят Клариссу, но не замечают, какой потенциал она в себе скрывает.

При этом, разумеется, Вулф осознает нереалистичность и одновременно ограниченность «программы» миссис Дэллоуэй (приемы Клариссы, очевидно, предназначены лишь для высших и очень узких кругов британского общества), поэтому кульминационная сцена вечернего приема, к которому героиня готовится весь день, показана в откровенно комическом ключе. Вечер оборачивается провалом: десятки пустых и поверхностных гостей, включая премьер-министра, ведут бессмысленные разговоры, и в результате никакого истинного сближения душ, о котором мечтает Кларисса, не происходит.

И все же именно во время приема происходит ключевое событие романа — «встреча» покончившего с собой Септимуса и Клариссы, получившей известие о его трагической смерти от доктора Брэдшоу. Героиня даже ненадолго оставляет гостей, чтобы эмоционально пережить эту новость, и ощущает удивительную связь с человеком, которого она никогда в жизни не видела. Эта почти мистическая духовная связь между двумя героями, преодолевающая любые преграды (в том числе между жизнью и смертью), становится настоящим «событием бытия», оказывающим преображающий эффект не только на Клариссу, но и как минимум на Питера Уолша в заключительной сцене романа. Его финальное озарение, упоминавшееся выше, свидетельствует как раз об этом. И хотя мы понимаем, что в концовке романа социальная система не претерпевает изменений, связь на духовном уровне между отдельными людьми остается возможной, и для Вирджинии Вулф этот итог намного более важен. Сегодня, когда среди главных социальных проблем современности то и дело называют поляризацию, атомизацию и распад человеческих связей, политическая «программа» Вирджинии Вулф и Клариссы Дэллоуэй кажется все более актуальной. И пока политика, построенная на разобщении и отчуждении, будет продолжать управлять миром, роман «Миссис Дэллоуэй» будет оставаться утешительным чтением для всех, кто выбирает цветы, а не войну.