1. Касс Санстейн. Мир по «Звездным войнам». М.: Альпина Паблишер, 2017
Книга Касса Санстейна «Мир по „Звездным войнам”» не рассказывает об истории создания всемирно известной космической саги Джорджа Лукаса — таких уже было немало, в том числе на русском языке. Она интереснее: это обзор возможных интерпретаций этой серии фильмов, первый из которых вышел 40 лет назад, 25 мая 1977 года. Автор не навязывает читателям свои взгляды и подчеркивает: как и любое другое талантливое произведение, «Звездные войны» оставляют своим зрителям право трактовать и понимать их так, как им вздумается. Свобода выбора — вот главная идея «Звездных войн», пропагандистом которой вслед за Джорджем Лукасом и его героями выступает Касс Санстейн.
Цитата:
Эксперимент «Невидимая горилла» исключительно интересен, потому что он сообщает нам нечто очень важное о природе и границах человеческого внимания, а значит, и о том, как джедаи делают свои трюки. Пропускная способность человеческого разума ограничена, поэтому мы фокусируемся лишь на некоторых, а не на всех аспектах того, что можем видеть. Для этого явления существует технический термин — слепота невнимания. Именно ее используют Оби-Ван, Люк и Рей. Из-за узости нашего внимания мы пропускаем то, что происходит у нас перед глазами, оказываясь уязвимыми перед манипуляцией. И, главное, мы не осознаем этого. Как писали Шабри и Саймонс: «Наше восприятие видимого мира гораздо ограниченнее, чем нам кажется». И в результате получается, что не нужно быть джедаем или ситхом, чтобы направить внимание людей в нужном тебе направлении.
Профессиональные фокусники очень хорошо это знают. Аполло Роббинс, карманник и фокусник-манипулятор, подчеркивает: «У нас не так много долларов внимания, которые мы можем тратить». Как только они заканчиваются, «у жертвы больше не остается ничего, чтобы потратить на то важное, что на самом деле происходит. Престо! Бумажника нет!» Шуточки Роббинса должны сузить пропускную способность мозга. Он считает, что главная задача — отвлечь «двух охранников» мозга, добиться того, чтобы они завели спор о том, за чем именно нужно следить. Когда охранники спорят, легче осуществить кражу. Фокусники мастерски отвлекают внимание зрителей от секрета фокуса, заставляя нас сосредоточиться на чем-то второстепенном.
Роббинс говорит: «Внимание как вода. Оно течет. Оно жидкое. Вы создаете каналы, чтобы отвести его в сторону, и надеетесь, что оно потечет туда, куда вам надо». А не мог ли то же самое сказать Йода? («Как вода, внимание течет...» Да, мог.) Читать целиком
2. Брайан Крэнстон. Жизнь в ролях. М.: АСТ, 2017
Прежде чем сыграть самую известную свою роль — школьного учителя химии, начавшего варить метамфетамин ради спасения своей семьи, в сериале «Во все тяжкие», — американский актер Брайан Крэнстон перепробовал множество ролей, причем как на экране, так и в жизни. В реальности он успел побывать разносчиком газет, охранником, маляром, священником и, наконец, подозреваемым в убийстве. Мемуары Брайана Крэнстона «Жизнь в ролях» — это история карьеры, полной взлетов и падений; история человека, прошедшего долгий путь от маленького мальчика, брошенного отцом, до кинозвезды; история, в которой он не скрывает ничего и рассказывает о себе читателю с предельной честностью и откровенностью.
Цитата:
Руководство канала хотело попробовать на роль Уолта пятерых или шестерых актеров. Одним из них благодаря Винсу стал я. Вскоре я узнал, что другими кандидатами были Мэттью Бродерик и Стив Зан. Но Уолтер Уайт — сложный герой. Это Джекил и Хайд. При всем таланте Мэттью Бродерика я не был уверен, что он способен на подобное раздвоение. А вот Стив Зан, пожалуй, да.
Винс был убежден, что роль должна стать моей. Представители канала и студии сказали:
— Кто? Брайан Крэнстон? Ненормальный папаша из «Малкольма в центре внимания»? Нет, это не то, что нам нужно. Давайте поищем еще.
Винс встал на мою защиту.
— Поймите, он актер. Он может сыграть кого угодно. Это его профессия.
Он прислал создателям и организаторам производства сериала кассету с эпизодом из «Секретных материалов», где я сыграл Патрика Крампа, и они поняли, что я действительно могу быть разным. Не знаю, насколько я им понравился, но по крайней мере они увидели, что я актер не одного амплуа, и стали всерьез рассматривать мою кандидатуру. Тем не менее в разговорах с Винсом они настаивали на том, что следует устроить полномасштабные пробы и посмотреть на роль Уолтера Уайта хотя бы полдюжины актеров. Разумеется, я тоже должен был войти в список претендентов. Кроме меня и тех, кого я уже назвал, в него, насколько мне было известно, собирались включить Кристиана Слэйтера, Пола Маккрейна, Адама Годли, Джона Кэрролла Линча и Генри Томаса.
Разумеется, я готов был принять участие в кастинге на общих основаниях. Но это было рискованно. Как бы ни подходила тебе роль, всегда может найтись кто-то, кто покажется комиссии более убедительным или будет иметь преимущество благодаря особым отношениям с кем-то из руководства. В результате роль вполне может ускользнуть. Такое случается. Мои конкуренты были очень хорошими актерами, так что роль в принципе могла достаться любому из них. Я решил помолиться. Господи, разве не прекрасно было бы, если бы роль без всяких проб просто взяли и предложили мне? Читать целиком
3. Кшиштоф Занусси. Как нам жить? Мои стратегии. М.: Corpus, 2017
Выдающийся режиссер, сценарист и продюсер Кшиштоф Занусси — один из ярких представителей «кино морального беспокойства», направления в польском кинематографе, которое преобладало примерно с 1976 по 1981 год. Сегодня Занусси известен не только как постановщик классических фильмов «Иллюминация», «Защитные цвета», «Год спокойного солнца», а также ленты «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем», но и как автор ряда книг мемуарно-публицистического характера, из которых на русский язык переведены «Пора умирать» и «Между ярмаркой и салоном». В новой книге Занусси «Как нам жить? Мои стратегии» основные события биографии автора становятся поводом для философских размышлений прежде всего этического характера (например, о том, почему он отказался от постановки фильма о событиях в лагере Дахау), а включенные в текст фрагменты сценариев его фильмов, в том числе и нереализованных, иллюстрируют различные тезисы автора. Они заставляют задуматься о возможностях, предоставляемых человеку судьбой, и о том, сколькими способами можно прожить жизнь, есть ли среди них наиболее правильный.
Цитата
Мне вспоминается одна история, не раз повторявшаяся, пока во время военного положения я жил в Париже. Мое имя фигурировало в парижской телефонной книге, поскольку мне было важно, чтобы любой, кто захочет меня найти, мог без проблем это сделать. По выходным мне, случалось, звонили пользователи бытовой техники производства фирмы, в названии которой значится моя фамилия (я сотни раз на встречах рассказывал, что это фамилия наших очень дальних родственников, которым фирма уже давно не принадлежит, они всего лишь миноритарные акционеры, а наши родственные связи почти призрачны, хотя мы, живя в разных странах и занимаясь абсолютно разным делом, знаем и любим друг друга).
Поскольку в парижском списке я был одним из двух абонентов, носивших эту фамилию, мне довольно часто звонили разозленные клиенты фирмы, у которых сломался холодильник или стиральная машина. Я объяснял им, что не имею с этим ничего общего, и рекомендовал в будни обратиться туда, где они купили плиту или холодильник. Взамен я всегда получал массу упреков в том, что не чувствую ответственности за товар, который их подвел. Тогда я придумал другой ответ. Я спрашивал, за сколько они купили холодильник или посудомоечную машину, и, услышав цену, сообщал: это так дешево, что не следует ожидать, чтобы приобретенная техника работала идеально. Раз дешевая, значит, подводит. Читать целиком
4. Павел Аптекарь. Чапаев. М.: Молодая гвардия, 2017
В 2017 году исполнилось 130 лет со дня рождения Василия Ивановича Чапаева — начдива Красной армии, участника Первой мировой и Гражданской войны, который в возрасте 32 лет погиб в бою, но в итоге обрел бессмертие благодаря легендарной киноленте братьев Васильевых «Чапаев». Из новой книги историка Павла Аптекаря из серии ЖЗЛ можно узнать не только о непростой биографии начдива, но и понять, как с помощью этого фильма сложился миф о нем.
Цитата
Любовь к фильму и его главным героям породила не только умело выстроенная драматургия, но и образ самого Чапаева. В отличие от прежних историко-революционных фильмов, в которых главные герои выглядят великими и монументальными, далекими от простых людей, драматургия «Чапаева» выстроена совсем по-иному: авторы сценария общаются с героями и сюжетом не снизу вверх, а на равных, яркие и в то же время бесхитростные персонажи, их действия и переживания близки миллионам людей.
Один из режиссеров, Сергей Васильев, отмечал: «Если зритель не подражает нашему герою, картина теряет свою ценность... Когда действуют Петька или Чапаев, зритель чувствует их близкими самому себе, чувствует в них таких же людей, как он сам, как каждый сидящий в зале, как людей, имеющих качества, которых еще не имеешь и которые все-таки можно иметь». Даже исключительное мужество в бою не ставит их выше зрительного зала. Как писал один из кинокритиков: кажется, что после окончания сеанса можно подойти если не к главному герою, то к Петьке или Еланю и попросить у них закурить.
Еще один секрет успеха — яркая и нестандартная манера представления героев. Они говорят простым и выразительным языком, который легко и с удовольствием воспринимает зритель. В «Чапаеве» много комедийных сцен: Гражданская война с ее смертями, кровью, болезнями, голодом предстает едва ли не карнавалом. Яркая утопия оказалась востребованной в повседневной советской жизни. Это было частью работы власти и государства с исторической памятью. Кинематограф был призван формировать мировоззрение советских людей, особенно молодежи. Образы бесшабашных и одновременно преданных советской власти Чапаева и его соратников были идеальными в этой конструкции. Читать целиком
5. Даниил Дондурей, Лев Карахан, Андрей Плахов. Каннские хроники. 2006–2016: Диалоги. М.: Новое литературное обозрение, 2017
Книга «Каннские хроники» — это сборник бесед, которые видные отечественные кинокритики (Андрей Плахов, Лев Карахан и Даниил Дондурей) в течение ряда лет (2006–2016) ежегодно вели в редакции журнала «Искусство кино» по горячим следам Каннских кинофестивалей. Главный вопрос — каким образом фестиваль в Каннах более 30 лет сохраняет статус самого престижного и влиятельного мирового киносмотра, несмотря на то что у него существует уже более тысячи конкурентов на планете?
Авторы книги утверждают, что Каннский фестиваль не имеет устойчивого прейскуранта критериев, которые позволили бы что-то с высокой точностью предугадать или просчитать, поэтому практически любой каннский результат раритетный: «Эти критерии выращиваются как дети». Другой парадокс: фестиваль пестует антиголливудское кинематографическое сознание и в то же время «продвигает тех режиссеров, кому Голливуд был недоступен, именно туда, но уже из других ворот. С иной смотровой площадки. Так формируется новый тип ангажемента». Сборник стал последней книгой в творческой биографии главного редактора старейшего отечественного журнала «Искусство кино» Даниила Дондурея, который умер 10 мая на 69-м году жизни.
Цитата
«На том стою — могу иначе» — этот остроумный и, кажется, никем не авторизированный перифраз слов Лютера применительно к постмодернистскому образу мысли выражает в нем нечто «краеугольное» — незадачливость. В отличие от «века тревоги», который всегда был преисполнен драматическим ощущением потери общего смысла (как бы далеко во времени ни была отнесена эта потеря и как бы глубоко в подсознание ни была она запрятана), век постмодернистский даже в случае прямого контакта с фундаментальной сущностью («на том стою») перестал испытывать какую-либо внутреннюю соотнесенность с ней или ответственность (тем более вину) перед ней. Ее изначальное превосходство перед важнейшими откровениями фастфуда перестало быть очевидным («могу иначе»). И чем больше Джулс старался в фильме Тарантино [«Криминальное чтиво»] быть пастырем, тем необязательность и даже фиктивность его усилий была только очевиднее. И никакой авторской тревоги по этому поводу. Ее не было и в помине: имеющий уши да не слышит — даже трубный глас.
Базовая культурная работа, которую осуществил постмодернизм с наследием, доставшимся ему от «века тревоги», сводилась прежде всего к тщательной консервации того переходного, переломного момента, когда грусть и тревога начинают склоняться к небытию. «Печаль — это глупо, — говорил один из главных героев французской новой волны, годаровский Мишель Пуакар („На последнем дыхании”, 1960). — Я выбираю небытие. Это мне лучше. Грусть — это компромисс. Нужно все или ничего». Но, как оказалось, чтобы почувствовать себя свободным от тревоги, совсем не обязательно переходить роковую черту и, как Пуакар, в порыве экзистенциального максимализма подставлять спину под полицейские пули (патетически подставлять под пули грудь по образцу героев глобальных утопий первой половины XX века стало в его второй половине уже как-то совсем бессмысленно и даже неловко). Читать целиком
6. Федор Хитрук. Профессия — аниматор. М.: Гаятри, 2008
1 мая исполнилось бы 100 лет со дня рождения Федора Хитрука — режиссера, сценариста, художника-мультипликатора, создателя трилогии о Винни-Пухе, «Каникул Бонифация», «Топтыжки», «Истории одного преступления» и многих других фильмов, ставших классикой отечественной анимации. 10 лет назад, к 90-летию мастера, увидело свет последнее произведение Федора Савельевича — двухтомник «Профессия — аниматор», в котором было собрано и систематизировано творческое наследие автора: воспоминания и статьи, записи лекций и выступлений, сценарии и теоретические работы. На страницах этой книги Хитрук размышляет о профессии, делится секретами мастерства, рассказывает об опыте своей работы и о пути, который привел его в анимацию. Осенью 2017 года готовится новое издание этой книги.
Цитата
Еще одна причина, по которой я до той поры не стремился в режиссуру, — не было идеи, способной подвигнуть меня к столь кардинальному шагу. По моим тогдашним понятиям приниматься за постановку фильма можно было, только имея в замысле настоящую бомбу, нечто могущее поразить зрителей. Подобный максимализм сидит, вероятно, в каждом начинающем художнике.
И вот такая идея пришла. Сюжет не нужно было придумывать. Я буквально выстрадал его, попав однажды сам в положение моего будущего героя Василия Васильевича Мамина. В то время я работал дома, а проживали мы в комнатке на втором этаже с окнами во двор. В этом дворе каждое утро две дворничихи затевали между собой перебранку, вполне достаточную, чтобы свести любого с ума. Вдобавок одна из них выставляла у себя на подоконнике радиолу и запускала на предельную громкость грампластинку с единственной песенкой, из которой я помню только фразу «Что-то я тебя, корова, толком не пойму». Никакие просьбы кричать потише или хотя бы сменить пластинку не действовали. Закон был на их стороне: с 7 до 23 часов шуметь не запрещалось.
Так родилась мысль сделать фильм о шумовом терроре. Я написал (вернее, нарисовал) сценарий и даже придумал ему название — «Ни сна, ни отдыха». Сценарий получился слабый, это я понял сам. Но тема саднила, как зубная боль. Тогда редакторы студии направили меня к опытнейшему драматургу Михаилу Давыдовичу Вольпину. Замысел заинтересовал его. Оказалось, Михаил Давыдович тоже пострадал от шумовых атак. Прочитав мое сочинение, он заявил: «Здесь не хватает убийства». Профессиональное чутье сразу подсказало ему нужный ход. Через неделю я получил совершенно новый сценарий под названием «История одного преступления» — именно такой, как я хотел. Сейчас, спустя сорок с лишним лет, я еще раз воздаю благодарную память Михаилу Вольпину, поистине сценаристу Божьей милостью. Читать целиком