Тайфун у берегов Сибири
Свой первый рассказ «Тайфун у берегов Японии» о походе на шхуне Sophie Sutherland семнадцатилетний Джек написал в 1893 году. Его биограф, автор книги «Моряк в седле» Ирвинг Стоун указывает: шхуна пополнила запасы воды на японских островах Бонин (Огасавара), после чего шла на север, преследуя стадо котиков до «берегов Сибири», а потом повернула обратно, к Иокогаме (см. рассказ «В бухте Йеддо»). Расс Кингман — другой биограф Лондона – уточняет: морзверобои прошли «вдоль северных берегов Японии и Берингова моря».
В «Исчезнувшем браконьере» и «Морском волке» Лондона — та же тема: зверобои боятся наткнуться на русские крейсера и угодить на сибирскую каторгу. Один из героев «Морского волка» даже отбыл срок в Сибири за охоту «в русском заповеднике на Медном острове» (последний и ныне входит в Командорский заповедник). Сюжет для тех лет нередкий, его использовал и Киплинг в «Стихах о трех котиколовах». Захваченные суда конфисковывали, как было, например, с американской шхуной «Генриетта», арестованной в 1886 году, переименованной в «Крейсерок» и погибшей три года спустя при захвате другой американской шхуны – «Розы».
Под Сибирью тогда понимались все российские земли к востоку от Урала, а Японии в тот период принадлежали Курильские острова. Возле берегов нынешней Японии русских пограничников едва ли можно было встретить, а вот у берегов Камчатки – запросто. Выходит, юный Джек бил котиков именно у Курил и Камчатки.
Юконские рассказы
Вскоре он опять почти попал в Россию. Аляска, куда Джек поехал за золотом летом 1897-го, отошла к США всего 30 годами ранее, там жило немало русских. Лондон зимовал на Юконе — выше Доусона, в устье реки Стюарт. Он нашел золото, оказавшееся на поверку слюдой; золотая лихорадка сменилась цингой. Летом Джек сплавился по Юкону к Берингову морю, к Сент-Майклу (бывший русский редут Св. Михаила), откуда, нанявшись на пароход кочегаром, вернулся домой.
Как писатель по-настоящему он родился именно там — на Юконе, этой американской Колыме. В те же годы на Аляске, а именно на острове Кадьяке, упомянутом у Лондона, служил православный миссионер Тихон Шаламов, отец Варлама – будущего колымчанина поневоле. Теоретически Джек и Шаламов-старший могли даже встретиться.
«Варяг» и «желтая опасность»
В начале 1904 года газетный концерн Херста командирует Джека Лондона в Маньчжурию. Он пересекает Тихий океан на пароходе Siberia (!). Как пишет главный русский лондоновед Виль Быков, Джек прибыл в уже знакомую ему Иокогаму в конце января, недели за две до начала военных действий.
Он мечется по японским портам, чтобы отплыть в Корею. В Модзи (позже вошел в город Китакюсю) Джека арестовали за фотосъемку на улицах, заподозрив в нем русского шпиона. Он опоздал на пароход в Чемульпо, пришлось плыть до Пусана, оттуда – в Мокпхо. Там Джек нанял джонку и, отморозив лицо и руки, вдоль берега Кореи добрался до Кунсана и наконец до Чемульпо.
9 февраля (нового стиля), когда «Варяг» принял бой у Чемульпо, Джек был еще в пути. «Варяг» он увидит в бухте Чемульпо — это рядом с нынешним сеульским аэропортом Инчхон – уже затопленным, оснастка торчала над водой. Отсюда военкор Лондон направится в Пхеньян, где будет снова арестован и возвращен в Сеул. Потом Джек все-таки добрался до фронта и издали смотрел на бой у реки Ялу, в третий раз приблизившись к России.
…Чехов незадолго до смерти собирался в Маньчжурию — военным врачом. Джек и Антон Павлович могли бы сойтись на той войне с разных сторон. Если бы Джека ранили и он попал к русским, Чехов оказал бы ему помощь.
Америка тогда поддерживала Японию, но в репортажах Лондона — явное сочувствие к русским. Он возмущен коварством японцев: «…Они послали флот в Чемульпо, уничтожили много русских. А войну объявили потом. Такой прием убийц ими введен в международный принцип. Он гласит: убивай вначале побольше живой силы, а потом заявляй, что будешь уничтожать еще больше»; иногда Лондон не стесняется объяснять свои симпатии к русским расовой близостью. Согласно американским источникам, он даже хотел перебраться на русскую сторону, надеясь, что там препятствий для репортерской работы будет меньше. Но его опять арестовали, выдавили из Маньчжурии и долго потом не издавали в Японии. И неудивительно: Лондон вскоре напишет рассказ «Беспримерное нашествие», статью «Желтая опасность»… Вторая мировая подтвердит справедливость его опасений относительно «японской военщины» (кстати, несколько лет спустя, путешествуя на яхте «Снарк», Джек побывает и в Перл-Харборе).
При всем том симпатии к азиатам он сохранит на всю жизнь, даже будет нанимать японских и корейских слуг. А о китайцах Сан-Франциско он писал и раньше. Снующие по заливу джонки ловцов креветок («Рассказы рыбачьего патруля») напоминают старые фотографии Владивостока.
Позже река Ялу и Чосон — средневековая Корея – появятся в одной из новелл «Смирительной рубашки».
Ранчо близ Форт-Росса
Дальневосточный писатель Василий Кучерявенко описывал встречу советских моряков с вдовой писателя. Она рассказывала им, что Джек мечтал попасть в Россию: «Чармиан, — говорил он мне, — они все как на подбор смельчаки! Ведь это они на своих маленьких кораблях открыли Аляску, Алеутские острова, пересекли Тихий океан, пришли в Калифорнию, в места, где мы живем».
Это правда: ранчо Лондона к северу от Сан-Франциско находится рядом с Форт-Россом — южной точкой Русской Америки. А Сан-Франциско, где Джек родился, — названый брат Владивостока (Хрущев обещал превратить последний в «советский Сан-Франциско»). В центре Владивостока сейчас стоит у причала новый «Варяг» — флагман ТОФ…
Лондон читал и чтил Толстого и Горького, приветствовал русскую революцию 1905 года, выдвигался от социалистов в мэры Окленда, подписывался: «Ваш во имя революции». Вместе с русской эмигранткой-социалисткой Анной Струнской издал «Письма Кэмптона и Уэсса». Чуть-чуть не дожил до 1917 года – а то, может, добрался бы наконец до России, как Джон Рид и Герберт Уэллс… Известно, что рассказы Джека читала Крупская умирающему Ленину.
Лондона в России ценил и до- , и послереволюционный читатель, хотя «сомнительные» с идейной точки зрения романы («Мятеж на Эльсиноре», «Смирительная рубашка») в СССР издавали неохотно. В 1980 году Расс Кингман в письме Вилю Быкову фантазировал: будь Джек жив, мы бы послали его в Россию с дипломатической миссией и наладили отношения между нашими странами…
Дерсу, Мересьев и Врунгель
Дело не только в биографии, но в огромном влиянии Лондона на русских авторов, позволяющем вписать его в отцы дальневосточного крыла нашей литературы.
Джек наш Лондон не повлиял разве что на Гончарова и Чехова с «Фрегатом «Палладой» и «Островом Сахалин» — просто потому, что те были раньше. Всех последующих авторов накрыл тот самый тайфун с японских берегов.
Лондон с симпатией и сочувствием писал об индейцах и эскимосах; точно так же изображал дальневосточных «инородцев» Арсеньев, создатель образа Дерсу. Кстати, в начале ХХ века он писал и о «желтой опасности».
Лондона любил дальневосточник Фадеев, что отразилось в «Разливе» и «Последнем из удэге».
Золотоискатели Лондона – родственники героев Олега Куваева. Тут и «северный кодекс», и тяга на край света, где только и могут жить «настоящие люди»… Куваев в письмах друзьям называл Лондона просто Джеком — и всегда было понятно, кого он имеет в виду.
У Колымы и Юкона разные судьбы, в том числе литературные. Но шаламовские слова «Золото – смерть» резонируют с лондоновской «Любовью к жизни», где один из голодающих парней до последнего тащит золото и гибнет, а второй бросает золото — и спасается.
Общий для Лондона и Куваева мотив – бегство из города на Север или в деревню. В последнем варианте («Время-не-ждет», «Лунная долина») Лондон, кстати, предвосхищает уже советских «деревенщиков».
Да и много кого еще. Скажем, Мересьев из «Повести о настоящем человеке», вспоминающий ту же «Любовь к жизни», – чистый джек-лондоновский персонаж (реальный Маресьев тоже отметился на Дальнем Востоке – строил Комсомольск-на-Амуре, учился летать в Чите). И дело тут не в том, что Полевой подражал Лондону, а в том, что мир, этика и пафос Джека были близки и созвучны сразу нескольким поколениям наших соотечественников.
Можно наводить и менее очевидные мосты. Несколько отсылок к Лондону находим в повести Андрея Некрасова (в 1930-х – работника «Дальморзверпрома») о капитане Врунгеле. Судьба бросает Врунгеля то на гавайский пляж Вайкики, где любил бывать Лондон, то в Форт-Юкон, где капитан принимает участие в гонке на собачьих упряжках. Да и злоключения яхты «Беда» заставляют вспомнить «Снарк», который построил Джек…
Не случайно озеро Джека Лондона находится в Магаданской области.
Письма от Джека
Он ушел из жизни столетие назад — 22 ноября 1916 года. До сих пор спорят, что это было: самоубийство или случайная передозировка морфием, которым писатель гасил боль от почечной колики…
Ранчо Джека Лондона, ставшее историческим парком, находится у поселка Глен-Эллен в калифорнийской Лунной долине (так переводится индейское слово «Сонома»). Сохранен домик, где умер писатель. Рядом его вдова Чармиан выстроила «Дом счастливых стен», ставший музеем. Среди разноязычных изданий Джека выделяется советский — синий с золотом — тринадцатитомник.
В полумиле – руины Дома Волка. Толстенные стены из каменных глыб, торчащие ввысь столбы каминных труб, просторные оконные проемы. Столовая на полсотни человек, бассейн, множество комнат — это должен был быть дворец, всегда открытый для гостей, друзей и бродяг. Когда Джек уже достроил его, Дом Волка сгорел. Восстановить его писатель не успел.
Выше, на сопке, в тени деревьев лежит огромный замшелый камень. Под ним лежит Джек Лондон.
Несколько лет назад я побывал у этого камня. Теперь с сайта jacklondonpark.com мне приходят письма. Вот, из последних уведомлений: в начале ноября в парке прошел Jack London Classic Film Festival…
Вероятнее всего, я никогда туда больше не попаду.
Но получать эти весточки невероятно приятно: письма от Джека.