1. Издательство Corpus объявило о переиздании всех книг Набокова. Редактором серии «Весь Набоков» станет Андрей Бабиков. «Перед нами стоит амбициозная задача: не просто переиздать романы, рассказы и стихи Набокова, а учесть важные находки и уточнения последних лет и подготовить новые издания его произведений, в том числе до сих пор неопубликованных или не переведенных на русский язык». Первыми выйдут «Лолита» и «Камера обскура», а в 2022-м ожидается сделанный Бабиковым новый перевод «Ады».
2. На «Кольте» — отрывок из будущей книги Глеба Морева о Мандельштаме: глава об отношениях и литературных стратегиях Мандельштама и Николая Клюева. Это текст о сложном взаимодействии обоих поэтов с советской системой (Клюев был настроен резко антисоветски, но публиковался в советской печати — и ему было нужно выстраивать такие компромиссы, которые не разрушили бы его авторскую идентичность). В 1932 году и Клюев, и Мандельштам смогли воспользоваться возможностями, которые сулило постановление о перестройке литературных организаций (в частности, был расформирован РАПП, много лет третировавший «попутчиков» и других писателей, недостаточно пролетарских по духу) — но продлилось это недолго. Морев касается ареста Клюева, его ссоры с главным редактором «Нового мира» и литературным функционером Иваном Гронским — и антигомосексуальной кампании в сталинском СССР, одной из жертв которой стал и Клюев («По сообщению Ирины Ролдугиной, работавшей с делами репрессированных в Ленинграде в ходе летне-осенней кампании 1933 года, имя Клюева упоминается в их показаниях неоднократно, как имя одного из неформальных лидеров гомосексуального сообщества в городе»). Заходит речь и о стихотворении «Клеветникам искусства», которое Ахматова считала причиной гибели Клюева — текст Морева корректирует это представление.
3. В новом номере «Лиterraтуры», среди прочего, — рассказ (или скорее небольшая повесть) Дениса Осокина «Карга боткасы воронья каша» и ностальгический рассказ Евгении Добровой об отдыхе на Корфу. В поэтическом разделе — стихи Дарьи Ивановской, Ануара Дуйсенбинова, Александра Дурасова («как красиво парит теплотрасса / Гермес очевидно рад — / под кувшин забродившего кваса / улыбался и думал Сократ») и составленная Евгением Никитиным мемориальная подборка Василия Бородина. Еще один текст Бородина — один из последних, им написанных, — отзыв на сборник Инны Краснопер «Нитки торчат»: «В книге Инны Краснопер действует своего рода счастливая непоправимость: любое слово можно спеть, станцевать, уронить и посмотреть на его слоги-осколки — но это, во-первых, не осколки, а открывшиеся ему, этому слову, двери в себя как в собственный дом и ум — и тут сразу вопрос: что же ему делать одному в себе-уме-доме?»
В разделе «Фантастика» — текст Кирилла Еськова и Михаила Харитонова в жанре холмсовского пастиша и напоминающий крипипасту рассказ Морфея Григорьева «Гниющий мальчик». В эссеистическом разделе Юрий Угольников сопоставляет «антимещанские» тексты совсем непохожих поэтов — Ходасевича и Заболоцкого, а переводной раздел отдан китайским авторам, которых разделяет больше тысячи лет: здесь есть тексты из сборника Сюй Сюаня (917–992) «Записи об изучении духов» в переводе Аглаи Старостиной и «стихи на тему физики» современной поэтессы Инь Сяоюань (перевод Аллы Горбуновой под редакцией Юлии Дрейзис):
Масса — это костный мозг формы, сначала хрупкий, как мыльная пленка.
В конце концов, он должен удержать бычье ухо источника света.
Он ползет по толпе людей в белых одеждах, идущих по пустыне.
Один держит руки, как цветы хлопкового дерева, опущенные вниз,
Другой лежит плашмя. Глюоны, фотоны, мезоны…
Этот пришелец, похожий на голову молящегося богомола,
инкрустирован двумя кварками. Еретические частицы.
Огромное количество вещества постепенно дифференцируется
От двухмерного к трехмерному океану.
4. Один из самых увлекательных текстов недели — статья Екатерины Шерги о Елене Булгаковой, вышедшая в «Москвиче». Шерга рассказывает о браке Елены Сергеевны с Михаилом Булгаковым (для обоих брак был третьим по счету): Елена Булгакова вспоминала, что она «порвала всю эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь, и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность». Героическая работа Елены Булгаковой, сохранившей наследие мужа, хорошо известна, и в статье об этом много говорится («эта красивая и кокетливая женщина была рождена для какой-то цели, для подвига, для поступка и сама хорошо это понимала»). Но один из самых интересных сюжетов — романы Елены Сергеевны с Владимиром Луговским и Александром Фадеевым. Фадеев впоследствии каялся перед партией, что попал под влияние «вдовы писателя Булгакова, человека антисоветского», и «пропьянствовал семь суток в квартире, населенной по меньшей мере обывателями, а то и политически сомнительными людьми. Это повлекло за собой невыход на государственную работу во время жестокой отечественной войны».
5. К 110-летию Чеслава Милоша Илья Чернышёв кратко комментирует в Prosōdia несколько его стихотворений в переводах Бродского, Морейно, Британишского. Вот, например, «Песенка о конце света», написанная в оккупированной Варшаве: «Привлекает внимание будничность происходящего: все вокруг происходит в соответствии с заведенным порядком, который не нарушает близость всеобщей смерти. Каждый делает то, что должен делать: рыбак чинит сеть, ласточки строят гнезда, посыльные выполняют поручения».
6. The Village рассказывает о современных толкинистах. Герои — 56-летний айтишник, пришедший в ролевые игры 30 лет назад («Эмоции оставляют такой сильный след, что его нельзя не выплеснуть. Приходится писать воспоминания. Главное удовольствие на играх получаю от общения и атмосферы. Необязательно выигрывать, мне важно пожить в сказке. Вдобавок благодаря ролевым играм я получаю гуманитарное образование»); пенсионерка, ставшая толкинисткой после смерти сына; дизайнер, увлеченно рассказывающий о своем участии в движении («Я участвовал в десятках игр по Толкину. Удачная была этой зимой в подмосковном Святогорове, поселке с деревянными теремами в древнерусском стиле. Там красивый лес, овраги, река, по вечерам поднимается туман. Действие проходило на местности 20 на 15 километров — масштабно»). Последняя героиня — девушка-провизор, выбравшая себе одного из самых непопулярных персонажей «Властелина колец»: Гриму, советника Теодена, который оказался предателем и шпионом Сарумана.
7. Ольга Токарчук дала интервью итальянской газете Corriere della Sera, в котором осудила польское правительство (оно, по мнению писательницы, воспользовалось пандемией, чтобы подавить протесты против жесткого антиабортного законодательства) и высказалась в поддержку протестующих белорусов. Польские националисты запустили кампанию «Верни Ольге ее книги» — и стали присылать писательнице разорванные и исписанные оскорблениями экземпляры ее книг. Но Токарчук в ответ провела мастер-класс троллинга: она выставила изуродованные книги на аукционе. Все сборы будут направлены организациям, поддерживающим ЛГБТ-сообщество Польши.
8. Квентин Тарантино выпустил дебютный роман — новеллизацию фильма «Однажды… в Голливуде». На Lithub — интервью с режиссером: он обещает большое турне в поддержку книги и рассказывает, что книжные магазины сыграли важную роль в первых любовных отношениях в его жизни. В The Guardian Питер Брэдшоу пишет, что в своей книге Тарантино демонстрирует то же алхимическое умение, что и в фильмах: превращать трэш в чистое золото. На этот раз режиссер провернул этот фокус «с бульварнейшим из бульварных жанров — новеллизацией». Финал романа сильно уступает феерическому финалу фильма — возможно, потому, что Тарантино все-таки не хотел копировать кино один в один, но книга тем не менее доказывает его высокий писательский уровень (Брэдшоу здесь объединяет литературу и сценарное мастерство). Другие рецензии можно почитать здесь — в том числе восторженный отзыв Дуайта Гарнера, считающего, что Тарантино прекрасно понимает: у Америки вместо мифологии — поп-культура.
9. Выходит антология эротической прозы и поэзии арабских писательниц. Составила ее Сельма Даббаг — палестинская писательница, живущая в Лондоне. В интервью The New Arab она объясняет, почему включила в книгу классические тексты XX века наравне с современными — в том числе теми, которые были написаны и присланы специально для антологии. Даббаг и издательство Saqi хотели «показать, насколько велик разброс произведений о делах сердечных и телесных, как много здесь голосов — уверенных, своеобразных, веселых и прекрасных». Антология «отражает гетерогенность арабского мира» — и Даббаг надеется, что смелость арабских писательниц сможет кого-то вдохновить, как вдохновила ее саму. Не все до знакомства с антологией верили, что такое женское письмо о любви и сексе на арабском возможно. Переводчик Абдулла аль-Удхари перечисляет несколько событий, которые оказались губительными для свободы арабских женщин: завоевание Дамаска Тамерланом; Реконкиста, закончившаяся изгнанием арабов из Андалусии; британский и французский колониализм — наложивший ограничения в том числе на сексуальность. «Множество ранних текстов было уничтожено, приписано мужчинам, отцензурировано — так что ясную картину составить непросто. Впрочем, многие мужчины сохраняли произведения женщин — без этого они бы пропали», — говорит аль-Удхари.