«Поэмы Пушкина не иначе как диковинные цацки, вырезанные изо льда, и они такие же холодные, как лед. То же самое и сочинения графа Толстого, Писемского, Гончарова, Достоевского». Так писал украинский прозаик Иван Нечуй-Левицкий, решив доказать, будто украинская литература намного выше русской.
Чудак с зонтиком
В 1878 году львовский литературный журнал «Правда» напечатал первую часть (вторая выйдет спустя шесть лет) анонимной литературоведческой статьи под беззубым названием «Современное литературное направление» («Сьогочасне літературне прямування»). И заголовок, и отсутствие имени автора маскировали, смягчали скандальное, даже революционное содержание текста.
Подлинное название статьи, как и ее автор, давно известны. Иван Нечуй-Левицкий, «Ненужность русской литературы для Украины и для славянства» («Непотрібність великоруської літератури для України і для слов'янщини»).
Иван Степанович Левицкий начинал печататься под псевдонимом «Нечуй» (чути — слышать). Со временем творческий псевдоним превратился в сдвоенную фамилию Нечуй-Левицкий. Он долгие годы преподавал русскую словесность в гимназии, а выйдя в отставку, поселился в Киеве, где стал одной из городских достопримечательностей. Жил Левицкий очень скромно, не имел ни жены, ни детей. Не любил общества и даже ушел с собственного юбилея, потому что не желал нарушать режима. Предпочитал не терять времени, а работать, писать. Его распорядок дня не менялся тридцать три года: вставал, завтракал, работал, обедал, шел гулять к Днепру, сидел на лавочке, возвращался, работал, ужинал и ложился спать. Так из года в год. В любую погоду он ходил с зонтиком и не без основания слыл большим оригиналом. О нем рассказывали анекдот: будто Левицкий не читал газет и журналов каждый день, а прочитывал уже всю подшивку за год. Потом он пересказывал друзьям прошлогодние новости.
Нечуй-Левицкий писал исторические романы и реалистическую прозу из современной украинской жизни. Сам Михаил Грушевский в юности посылал Нечуй-Левицкому, как признанному мастеру, свои рассказы. Будущий историк и политик тоже мечтал стать писателем. Пожалуй, Нечуй-Левицкий был крупнейшим украинским прозаиком своего времени. Умер Иван Степанович в 1918 году в богадельне.
В официальных биографиях Нечуй-Левицкого, который уже в СССР был включен в школьную программу по украинской литературе, эта статья если и упоминалась, то грубо искажалось ее содержание. Будто бы Левицкий там критиковал «шовинистическую политику царских властей и взгляды некоторых русских писателей». На самом деле статья эта не о царском режиме, а именно о русской литературе.
Украинский писатель начинает с фольклора, с народных песен. «Украинская муза, — утверждал Нечуй-Левицкий, — никогда не подбирает эпитетов и синонимов неграциозных; никогда не позволит себе сказать, к примеру, про соловья или про девушку такими словами, какими говорит великорусская народная песня: „Уж ты глупенький, нерозумненький дурак соловейко!” или „Уж ты пьяница, пьяница, душа красная девица!”».
Дальше больше. Украинская песня всегда у него оказывается и нежной, и красивой, изящной, полной духовности, в то время как русская песня грубо-материалистична. На Украине «духовность и широкая свобода», а в России — «северный черствый практицизм»: «В великорусских песнях про гарного парубка говорится, что он поглядит, как рублем дарит». На Украине будет совсем наоборот: про злого человека говорят, что он «глянет — не иначе пятака даст». Гарна дивчина в Великороссии поет про свою красоту: «Я ступить — ступлю во сто рублей; а другой ступлю — во тысячу; а уж третьему — и цены нет!» Про парубка поют: «Он из гривенки на гривенку ступает; с полтинничком <…> по улице гуляет, целковиком <…> вороти запирает, по пяти рублей девушек дарит!» Такая картина, где парубок ступает по гривнам, в украинских песнях невозможна, она не имела бы никакого эффекта, пишет Левицкий.
Манилов — это «щирый украинец, а не кацап»
Москва, забыв собственную пословицу, что «насильно мил не будешь», навязывает Украине свою русскую литературу, но что это за литература?
«Недостаток элегантности, эстетичности, фантазии и глубины сердца сразу позволяет узнать великорусские поэтические сочинения, по большей части холодные, как лед, и монотонные, как снежное полярное поле. Поэмы Пушкина не иначе как диковинные цацки, вырезанные изо льда, и они такие же холодные, как лед. То же самое и сочинения графа Толстого, Писемского, Гончарова, Достоевского».
Напротив, украинская литература «выявила в себе Национальный украинский дух и характер: широкую горячую фантазию, глубокое нежное сердце, тихую задумчивость, смех со слезами, юмор». Величайший русский писатель — это, вне всякого сомнения, «украинец Гоголь», который только и сумел направить русскую литературу на единственно верный путь развития. Нечуй-Левицкий имел в виду реализм «натуральной школы». Что делать, не для одного лишь украинского писателя автор «Носа» и «Записок сумасшедшего» был тогда реалистом. Мнение о реализме Гоголя утвердилось надолго. Только русский Серебряный век откроет Гоголя заново.
Зато мысль о героях Гоголя как украинских типах не так уж банальна: «Манилов, мягкий, деликатный, с богатыми мечтами в голове, некудышный и одновременно сердечный — это щирый украинец, а не кацап. Таких сладких людей мы не найдем в русской литературе после Гоголя». Что уж говорить о Собакевиче и Коробочке — настоящие полтавские помещики! И только противный Ноздрев, скорее всего, великоросс…
Иван Семенович Нечуй-Левицкий
Левицкий не только ругал русскую литературу, он признавал ее отдельные успехи. Высоко ценил художественные достоинства сочинения Льва Толстого, его изобразительный талант. Но жизнь русских аристократов, по мнению Левицкого, чужда и не интересна украинцу. Слишком далека от него. Поэтому аристократическая, «панская» литература Толстого и Гончарова ни уму, ни сердцу украинцев ничего дать не может. К тому же Льву Толстому в «Анне Карениной» и «Войне и мире» «не хватает общей идеи», поэтому читатель не знает, любить ему героев этих книг или нет. Прочитав романы Льва Толстого, «не выносишь из них высокой идеи, не набираешься мыслей ни общественных, ни политических, <…> не поднимаешься разумом ввысь, как будто прочитал какой-нибудь французский роман старой школы вроде „Монте-Кристо” или „Парижские тайны”».
В поэзии Некрасова слишком мало поэтичности. Его лучшая, с точки зрения Нечуй-Левицкого, поэма «Кому на Руси жить хорошо» «не эстетична и даже грубовата». В романах Достоевского, «при глубине психологического анализа», нет элегантности, а «фантазия такая убогая…» Больше всего нравится Нечуй-Левицкому русская реалистическая проза о народной жизни (от тургеневских «Записок охотника» до сочинений Николая Успенского, Глеба Успенского, Федора Решетникова) и драматургия Александра Островского. Это хорошая литература, потому что без прикрас изображает все ужасы жизни «москалей» и все самые дурные их свойства.
«В комедии [Островского — С. Б.] „Свои люди — сочтемся” главное действующее лицо — очень богатый московский купец-банкрот Самсон Силыч Большов; это тип московского купца-самодура, для которого нет никаких законов на свете. Он человек непросвещенный, темный, как мужик, а в семье такой деспот, о каком славянство и Украина даже не слышали. <…> Самодуры очень религиозны, но по-московски, они только постятся, то есть едят очень дорогую рыбу, а не мясо, и исполняют только внешние обряды религии, целуют чудотворную Тверскую [так в тексте; очевидно, во львовском журнале допустили опечатку и речь идет об Иверской иконе. — С. Б.] икону Богоматери, а Бога совсем не боятся. <…> Жены этих самодуров — рабыни, как турецкие гаремницы. Дочки и сыновья — несчастные люди, которых они женят и выдают замуж за кого хотят».
Украинское мещанство, по словам Нечуй-Левицкого, совсем не похоже на русское, украинская буржуазия не так груба и жестока, как русская, ее нравы мягче, ведь «Украина старше Московщины», цивилизация-де пришла на украинскую землю непосредственно из Византии и, через Польшу, из Европы.
«Наш купец или мещанин, посмотрев на сцене комедии Островского, только пожмет плечами и скажет: „Господи! Які чудні люді є десь на світі! Батько дуріє, як скажений, а жінка, сини, й дочки мовчать та тільки кланяються йому. <…> Якби українській міщанин або купец задумав витворяти такі паскудства, як Большов або Кит Китич, то енергічна жінка грізлась би з нім по половині і такі б поставила на свойому, а сини тягалі б такого скаженого батька за чуприну”».
Пьесы Островского, сочинения Глеба Успенского, Николая Успенского, Федора Решетникова очень полезны для русских: пусть, мол, узнают самих себя — может, устыдятся. Но для «цивилизованных» украинцев и для других не менее «цивилизованных» славянских народов — это просто «зверинец, полный всяких монстров».
Литературный изоляционизм
На рубеже 70–80-х годов XIX века эта работа Нечуй-Левицкого была известна, по всей видимости, нескольким сотням или, может быть, нескольким тысячам украинских интеллигентов по обе стороны российско-австрийской границы, разделявшей тогда земли Галиции и так называемой Большой Украины. Статью обсуждали, хотя далеко не все принимали. Среди первых критиков был молодой тогда Иван Франко, эрудит и полиглот, много переводивший (в том числе с русского).
Радикальный подход Левицкого вел к литературному изоляционизму. Допустим, русские аристократы не похожи на украинских панов, русские купцы и мещане на украинских купцов и мещан. Но что же тогда говорить, скажем, о коммерсантах лондонского Сити, лендлордах Суссекса или Кента, о парижских буржуа и рантье из Леона или Нанта? Все они намного дальше от украинцев, чем русские. Следуя логике Левицкого, украинцам не надо было читать Диккенса, Теккерея, Стендаля, Бальзака. Между тем во времена Нечуй-Левицкого украинские прозаики, поэты, ученые все чаще переводят на украинский язык и сочинения классиков мировой литературы. Переводят и современников, в том числе русских писателей. Сам Нечуй-Левицкий перевел на украинский язык сказку Салтыкова-Щедрина «Как один мужик двух генералов прокормил» («Повiсть про те, як один мужик двох генералiв прогодував»).
Но из статьи сделали другой вывод: украинцам нужна своя литература, русская литература ее не заменит. Статья Левицкого обозначила рубеж, который окончательно отделил украинскую литературу от русской. Скажем, «Энеиду» Котляревского читали и русские. Тарас Шевченко напечатал в славянофильском журнале «Русская беседа» несколько стихотворений. Рецензии на «Кобзаря» и «Гайдамаков» выходили в русских литературных журналах.
Статья Левицкого открывает совершенно иную эпоху в истории украинской литературы. Младшие современники Левицкого — Леся Украинка, Иван Франко, Василь Стефаник — будут относиться к русской литературе лишь как одной из европейских литератур, наравне с английской, французской или немецкой. А из поля зрения русского читателя украинская литература постепенно исчезнет.
* * *
Что еще почитать про Украину и русско-украинские отношения на «Горьком»? Вот тут мы рассказываем про книгу американо-украинского историка Сергея Плохия «Врата Европы».
А здесь рекомендуем украинские мемуары о событиях 1917–1922 годов.
Заслуженно забытая книга — в 2009 году московский политтехнолог накатал роман: как при помощи американского сала в Киеве приходит к власти пророссийский президент.
Захар Прилепин отчитывается о том, как воевал с Украиной.
Биография создателя Украины Ивана Петровича Котляревского.
Рецензия на книгу о формировании украинской нации.