1. Трагедия советского интернета
Философ и журналист Кирилл Мартынов*Признан властями РФ иноагентом. сделал для нас обзор книги историка медиа Бенджамина Питерса How Not to Network a Nation: The Uneasy History of the Soviet Internet. К 1970-м годам в Советском Союзе придумали и разработали аналог интернета и цифрового социализма, но создать его не смогли из-за интриг чиновников.
«Единственное спасение плановой экономики заключалось в том, чтобы делегировать эту работу машинам. Воображение математика рисовало тысячи локальных компьютеров, связанных друг с другом через региональный мейнфрейм (сервер); сеть таких мейнфреймов должна быть синхронизирована по всей стране. Между вычислительными центрами в этой системе постоянно, не останавливаясь ни на секунду, идет обмен планами, отчетами и индустриальными стандартами — так машины, не нуждающиеся в отдыхе и не совершающие ошибок, приближают коммунизм».
2. Кто они вообще такие, Воланд и Иешуа?
Мария Елиферова разбирает загадки и мнимые противоречия романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Например, объясняет, куда, собственно, делись герои в конце книги. Или кто такие были на самом деле Воланд и Иешуа?
«„Духом зла и повелителем теней” Воланда в романе называет только Левий Матвей — персонаж положительный, однако автору явно несимпатичный. Левий говорит штампами. Если приглядеться к отношениям Воланда и Иешуа, никакого антагонизма между ними не наблюдается. Иешуа странен по сравнению с каноническим Христом, слов нет, а Воланд разве не странен? Каноническому дьяволу полагается соблазнять праведников и охотиться за душами. Ничего подобного Воланд не делает. Разве что его свита комически наказывает некоторых грешников, но делает это здесь, на земле. А когда ему поручают забрать мастера, он почему-то от этой идеи не в восторге: „А что же вы не берете его к себе, в свет?”»
К девятилетию со дня смерти Егора Летова «Горький» отобрал его важнейшие высказывания и расположил их в алфавитном порядке.
«Жизнь — это преодоление постоянного дискомфорта, это поле, на котором каждый обязан пройти через определенное испытание. Я называю это войной. В этой войне я лейтенант. Наверное, есть более высокие духовные силы, как солнышко или как ветер, они велят, куда надо идти и за что воевать».
В 1980-х годах в ФРГ разразился спор историков: консервативный лагерь утверждал, что Холокост был лишь рядовым эпизодом в кровавой истории ХХ века, а их оппоненты требовали от своей страны искреннего раскаяния в преступлениях нацистов. Удивительно, но научную дискуссию спровоцировал показ мыльной оперы. Так сериал изменил Германию.
«В 1978 году по немецкому телевидению транслируют американский сериал „Холокост”, рассказывающий историю уничтожения вымышленной еврейской семьи Вайсов. Ни процесс над Эйхманом в Иерусалиме, ни суд во Франкфурте над администрацией Освенцима так и не смогли вызвать у немецкого населения подобного по масштабу эмоционального отклика, как это сделала телевизионная мелодрама с Мерил Стрип в главной роли. Сериал „Холокост” посмотрело более 20 миллионов немцев (примерно половина всего взрослого населения ФРГ), из которых в телестудию с благодарностью позвонили 5 000, а еще 20 000 — отправили письма».
5. «Главное — это жить, не имея дела с государством»
Известный антрополог Джеймс Скотт написал книгу «Искусство быть неподвластным» — о Зомии, горной территории в Юго-Восточной Азии, где и раньше, и сейчас люди живут без государства. О Скотте и его работах рассказывает социолог Александр Никулин.
«Не служить в армии государства, не платить ему налоги, не подчиняться его законам. Населению Зомии удавалось существовать так веками. Это важнейшая составляющая культуры местных народов — жить без государства. Более того — пресекать любые попытки создания государственности и государственной иерархии среди себе подобных. У этих небольших народов может возникать соблазн создать собственную государственность, свое маленькое государство. Но их культура направлена на то, чтобы не только не попадать под контроль сильных государств, но и не давать развиваться внутренним иерархическим тенденциям».
Мы составили подробнейший путеводитель по вселенной муми-троллей. Тут есть ответы на главные вопросы века: откуда взялись имена героев цикла, какие книги повлияли на Туве Янссон, как функционируют хатифнафты, почему хемули скучные и т. д.
«Семья Муми-троллей, возможно, самая богемная в детской литературе: они курят, пьют и ругаются, а еще они любят путешествовать и хорошо проводить время. Мумрики и мюмлы к тому же заводят детей без брака. С уровнем гедонизма муми-троллей может сравниться только уровень их толерантности к самым разным существам и их гостеприимство, ведь дом муми-троллей — это постоянно расширяющееся пространство мирного сосуществования таких противоположных сущностей, как снорки и филифьонки. Богемность муми-тролли унаследовали от семьи Янссон, где веселые пирушки и постоянные гости, остававшиеся в доме сколь угодно долго, были нормой».
7. «Меня до сих пор бесит Наташа Ростова»
Журналистка Олеся Герасименко*Признана властями РФ иноагентом. рассказала нам о книгах, которые полностью изменили ее жизнь: от Достоевского до Буковски.
«Меня до сих пор бесит Наташа Ростова. Вот это ее „Что в сундуках? Раз книги, то можно оставить!” при сборах в эвакуацию. И что она за человек: бежать трахаться с Курагиным, когда у тебя князь Андрей в предбаннике ошивается? Сейчас уже сразу пропускаю описания балов и абортов, все больше люблю батальные сцены, все сильнее — княжну Марью. Остранение — прием, который разбирают в школе на уроках литературы — стал для меня способом смириться с происходящим. Ну, например, Толстой не любил оперу, поэтому описывает ее бессмысленность глазами ребенка: на сцене картон и доски, дырка в полотнище, женщина ходит туда-сюда, а у танцора дрожат толстые ляжки. Я разглядываю в таком духе примерно все, что происходит вокруг».
«Горький» в 2017 году продолжал исследовать практики чтения различных социальных групп. На этот раз мы добрались до панков: о своих любимых группах нам рассказывали участники групп «Газель смерти», Jars, «Дегенеративное поведение», «Ноги Винни-Пуха» и других.
«Анализируя свою жизнь, понимаю, что Успенский очень сильно повлиял на мое мировоззрение. В его „Колобках” есть эпизод, где Колобок пытается поймать браконьеров, обещает вызвать милицию, чтобы их посадили, а один из браконьеров надевает фуражку и говорит:„Какая такая милиция? Я и есть милиция!”. Для семилетнего меня, воспитанного в интеллигентной семье, это был шок — как же так-то? И иллюстрация была такая, что сразу стало понятно: милиционер этот — человек крайне неприятный. Большую часть произведений Успенского пронизывает острое чувство социальной справедливости».
9. «Эдуард Вениаминович мне заменяет психотерапевта»
А в этой статье о своих читательских предпочтениях и стратегиях нам рассказывают рэперы. В опросе участвовали Баста, Децл, Олег ЛСП, Ваня Айван, Андрей Жильцов и Денис Луперкаль.
«Толстой, по-моему, одобрил бы чтение его книги в электронном виде. Ведь „Анна Каренина” для своего времени достаточно передовой роман. Можно, отдавая дань эпохе написания романа, взять книгу с маленьким шрифтом и корпеть над ней при свете огарка — но, боюсь, этот ритуал отвлечет от текста. Это как с верой: мы можем отвлекаться на церковные ритуалы и в итоге не понять самого простого».
10. «Я мог бы рассказать Вам целую вшивую Илиаду…»
В 2008 году в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла переписка Бориса Успенского и Юрия Лотмана — мы опубликовали фрагменты из самых смешных и интересных писем великих ученых.
«Как Ваша книга? Я получил корректуру своей. Ничего более забавного я еще не читал в жизни: они набрали целые страницы из другой рукописи, а мои — потеряли. Получилось — клянусь Вам! — очень хорошо. Текст совершенно деавтоматизировался и приобрел приятное разнообразие. Я, как только нападаю на кусок, написанный приличным языком и где можно разобрать что к чему, сразу же на полях пишу: „Безобразие! Опять из чужой книги!!!” Но каково тому автору, который читает мои куски в своей книге?! Судя по тексту — книга о Чайковском. Как бы инфаркт не хватил…»