Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
В 2022 году мне исполнилось 40 лет, и я понял, что к этому возрасту мог достигнуть куда большего — не в плане социального статуса (меня вполне устраивают мои многочисленные антисоциальные статусы), а в смысле мозгов. Жить с теми, что имеются в наличии, решительно невозможно, поэтому я решил произвести апгрейд головы: уменьшить количество бессмысленных поездок по континентам и увеличить количество прочитываемого. Я поставил перед собой задачу читать по двадцать книг в месяц и первые два месяца успешно следовал этому плану. Жизнь моя состояла из литературки, кулинарии, прогулок по лесу и тусовок с собаками. В общем, она была прекрасна. Но 24 февраля произошла катастрофа, и в следующий раз я взял в руки книгу только в октябре. Правда, было одно исключение:
Уильям Шекспир. Король Лир. М.: Common Place, 2022. Перевод с английского Осии Сороки, издание подготовили Сергей Радлов и Дмитрий Иванов
Это книга о том, как в мир входит иррациональное зло, а вслед за ним — упадок, разложение, безумие и смерть. Действие зла необратимо, остановить его невозможно, а решение противостоять ему является лишь внутренним моральным выбором и не меняет ничего. Не могу представить себе более нужной и своевременной книги для кошмарного 2022 года. Не зря Чеслав Милош в оккупированной фашистами Варшаве переводил на польский именно Шекспира. Я всегда был склонен относить это обстоятельство за счет некоторой причуды поэта, хотя сам он не раз утверждал, что выбор не был случайным — перевода требовал сам исторический момент. Признаться, в мои планы не входило разбираться, что на самом деле имел в виду Чеслав Милош. Забавно, что переводчик Осия Сорока приводит ряд аргументов в пользу необходимости нового (восьмого по счету) перевода пьесы на русский язык, но знать о главном (решающем) он не мог: книга выйдет в начале войны и будет читаться как единственно возможные честные слова, написанные черными буквами на белой бумаге.
Джо Сакко. Горажде: Зона безопасности. Война в Восточной Боснии 1992–1995. СПб.: Бумкнига, 2021. Перевод с английского Лизы Биргер
Истории, подобные той, что случилась в Горажде (многолетняя блокада небольшого боснийского городка сербской армией), будут повторяться вновь и вновь именно потому, что в мире есть люди вроде Джо Сакко: они точно знают, кто прав, а кто виноват; они знают это заранее и наверняка; они не допускают самой возможности оказаться на неправой стороне; их правота совпадает с позицией правительства страны, гражданами которой они являются. Эти люди симпатизируют одной из сторон, но настаивают на своем нейтралитете; они апеллируют к гуманизму, но забывают, что масштаб катастрофы не измеряется статистическим числом жертв; они неаккуратны в требовании платить по счетам и не задаются вопросом о том, кто обладает правом требовать возмездия; но хуже всего то, что они ждут расплаты прежде, чем будет оплакана последняя жертва. Лучшее свидетельство о событиях в Боснии я получил от друга, встретившего начало войны в Бихаче и пережившего осаду Сараево: он отказался об этом говорить. Он сказал: «Я люблю тебя и уважаю, но ты не поймешь», — а я ответил, что не хочу понимать и не хочу, чтобы в мире были люди, которые понимают. Можно дать литературную премию ему, а не Джо Сакко, который пишет и рисует так, что читатель все понимает?
Марсель Жуандо. Размышления о жизни и счастье. Тверь: Kolonna publications, 2021. Перевод с французского Т. Источникова
В любой непонятной ситуации читайте Марселя Жуандо. Книги его обладают тем замечательным свойством, что их можно открывать на случайной странице и любой абзац будет попадать прямо в точку:
«Все, что делается со смирением, заслуживает быть сделанным — ради того дара, что был сделан когда-то нам: способности принять человеческую участь во всем ее убожестве и великолепии».
Я бы задался вопросом «откуда он вообще такой взялся?», если бы не знал этого с геодезической, так сказать, точностью. Даже конкретные углы его Шаминадура (на карте это место называется Гере) мне не нужно представлять: я отлично их помню. Достаточно вообразить Мари, девушку с изъеденным волчанкой лицом, в дверном проеме дома, где сейчас располагаются булочная и винный магазин.
«Принять жизнь такой как есть, с улыбкой тем более приветливой, чем более отвратительным кажется все вокруг».
Книги Марселя Жуандо кажутся ценным комментарием к какой-то очень ясной, доступной мысли — или просто ее уточнением.
«Мы богаты лишь тем, что мы отдаем и о чем точно знаем, что сможем обходиться без него, не сожалея».
В благодарность за несколько рецептов коктейлей с пивом и ликерами (к сожалению, совершенно бесполезных в России ввиду недоступности ингредиентов) я подарил жителям Шаминадура-Гере пакет с корнями русского хрена и объяснил, как его выращивать и обрабатывать. Надеюсь, они все сделали правильно и «raifort» не вытеснил их прекрасные французские овощи. Я варвар с востока, но мне будет неловко, если мой подарок приведет к экологической катастрофе.
«Надо всем тем злом, что довелось мне испытать, у меня хватает духа посмеяться — потому что я знаю его меру. Но зло, причиненное другим, угнетает меня, возможно, сильнее, чем их самих, — потому что, не зная его пределов, я воображаю самое худшее».
Прекрасный.
Боб Блэк (сост.). Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года. М.: Гилея, 2020. Перевод с английского и французского В. Садовского, С. Михайленко и др. под общей редакцией С. Кудрявцева
Анархизм мог бы пригодиться в 2022 году, когда в нашей части света вдруг выяснилось, что проект «homo sapiens» не имеет ничего общего ни с разумностью, ни с человечностью, а Россия (простите, кто-то должен был это сказать) все еще остается цивилизованной страной, только говорит это отнюдь не в пользу цивилизации. Но вот незадача: лучшие из анархистов — просто глупцы. Составленная Бобом Блэком антология послевоенных текстов, написанных из анархистской перспективы, ясно дает понять: никакой перспективы у анархистов нет. Хуже того, у них нет даже воображения. Анархизм был бы полезен, если бы исходил из той точки, в которой вся ответственность за ужасы Восточной и Западной Европы возлагалась бы на несостоявшуюся революцию 1968 года, если бы комплекс идей, приведших к ее поражению, был признан ошибочным, а предложенный тогда общечеловеческий проект — несостоятельным. Нужна последовательная ревизия анархизма, иначе флагманом прогрессивной молодежи так и останется журнал DOXA (воистину, нет в мире существа презреннее, чем студент — даже поп и полицейский заметно поблекли на этом фестивале убожества) или динозавры из движения 1990-х, неспособные принять собственную старость и потому все еще читающие лекции о молодежной контркультуре 1960–1980-х. Необходимо разобрать каждую черточку анархизма именно с этой позиции: почему мы до сих пор не живем при анархии? Что не так с этими самыми здравыми идеями из всех, какие только приходили на ум человечеству? О каких идеях мы забыли (антиинтеллектуализм Яна-Вацлава Махайского), а о каких вообще не думали (русский космизм Николая Федорова)? И какое отношение все это имеет к современному миру, который менее всего похож на место, где хочется жить?
В этом году я наконец-то выполнил давно задуманное: прочел собрание сочинений Яна Ларри. Его знают в основном как автора одной книги для детей — «Приключений Карика и Вали». На втором месте по упоминаниям «Страна счастливых» — считается, что это его лучшая взрослая книжка. Но как оказалось, если в свое время книгу много критиковали и даже настрого запретили, это еще не означает, что она безукоризненно здоровская. Мне «Страна счастливых» показалась симпатичной, но в целом скорее средней. В отличие от повести «Записки конноармейца», которую, кажется, вообще не заметили: отдельной книгой она выходила всего раз, в 1931 году. Ее цифровой копии до сих пор нет в сети — очень жаль, потому что книжка на диво актуальная: читаешь, как Россия встретила начало Первой мировой войны, что говорили люди, как они вели себя, и кажется, что держишь в руках не художественную прозу, а газету с последними новостями. В «Записках» еще и язык очень живой и диалоги прекрасные. Наверное, если бы Довлатов жил в начале XX века и участвовал во всех тогдашних революциях и войнах, он вот такую какую-то книгу потом написал бы.
В начале лета, ложась в больницу на обследование, прихватил с собой роман Лазаря Лагина «Голубой человек». Речь в романе идет о пареньке, который из СССР 1959 года попадает в Москву 1894 года, встречает там своих революционных кумиров, переживает разные приключения. В общем, в самый раз для того, чтобы сидеть в очереди у кабинета, стараясь не думать о том, что скоро тебе будут делать гастроскопию. Правда, почему книжка называется «Голубой человек», я так и не понял — или не обратил внимания на то место, где это объяснялось. Зато в той же больнице, на этаже, где была моя палата, обнаружилась захватывающая библиотека. Об одной из найденных там книг — «Синеют кругом тасхылы» Инессы Бурковой — я потом написал для «Горького».
В июле мне попались сразу две любопытные книги о существах, которых я очень люблю — о насекомых. Первая — новинка, «Краткая история насекомых» Александра Храмова. Язык книги в хорошем смысле напоминает то, как писали советские научно-популярные авторы — такие, как Игорь Акимушкин, Иосиф Халифман, Виталий Гребенников и т. д. Интереснее всего было читать о войнах в мире насекомых: когда думаешь том, что все существа так или иначе этим занимаются, волей-неволей примиряешься с действительностью. Хотя говорят, что примиряться с действительностью неправильно, но в противном случае ведь никаких нервов не хватит. Вторая книга — «Витька с Чапаевской улицы» Вильяма Козлова. Да, конечно, в первую очередь это история о детях на войне, но насекомые встречаются в «Витьке» на каждом шагу и играют очень важную роль. Если внимательно следить за тем, как трогательно относится к ним автор, постепенно понимаешь, что Козлов — душа-человек, а его строгое отношение к героям-людям по принципу «сильный и смелый = хороший, нервный и слабый = плохой» — скорее просто дань традиции.
Тогда же, в июле, я залпом прочел «Призрак дома на холме» Ширли Джексон, стоя на улице под козырьком подъезда и пережидая дождь. Где-то ближе к кульминации этого увлекательного готического романа на паутинке с крыши спустился и повис прямо у меня перед носом большой белый паук.
В конце лета и начале осени запоем читал Гамсуна: «Пан», «Виктория», трилогия о страннике. Интересно, что три месяца спустя почти ничего оттуда не помню, но на тот момент это было очень приятное, врачующее нервную систему чтение: люди шарятся по лесу, разговаривают с камнями, хвастаются коллекцией мух — вот это я понимаю.
В начале зимы я приболел и, валяясь с температурой, взялся перечитывать все подряд книжки моего любимого писателя — Валерия Роньшина. В финале детектива «Ловушка для Буратино» восхитился деталью, на которую в детстве не обратил внимания. Основа сюжета этой книги — борьба супермилиционера по прозвищу Суперопер и суперпреступника по кличке Буратино, то есть почти как у Холмса с Мориарти, только все остались живы. Поймав Буратино и получив от него показания, Суперопер задает ему последний вопрос: «Почему вы взяли себе кличку Буратино?» Бандит отвечает: «„Приключения Буратино“ была моя любимая книжка в детстве». «И моя тоже», — говорит Суперопер. Потрясающе. Ведь это значит, что никакого «нужные книжки ты в детстве читал» просто не бывает: детей можно одинаково воспитывать, читать им одно и то же, и все равно из них вырастут совершенно разные люди. Видимо, неважно, что читать, важно — кто читает. Один прочел «Над пропастью во ржи» и убил известного рок-музыканта. А другой прочел — и не убил, удержался. Правда, мы об этом никогда не узнаем, ведь тот, кто совершает злые дела, всегда будет популярнее того, кто сидит себе, спокойный с виду, из последних сил удерживая безумие в пределах черепной коробки.
Свой читательский опыт описал бы фразой из анекдота: «Чукча не читатель, чукча — писатель». Поскольку я о литературе, причем преимущественно прошлых времен, пишу как филолог, то и отбор читаемых книг неизбежно сужен, стеснен профессиональными интересами. Да и времени просто на знакомство с новинками как литературы, так и гуманитарной мысли не хватает. Такая профессиональная болезнь, если угодно. Эта аберрация восприятия, конечно, проявилась не в уходящем году. Но год 2022-й принес и еще одну, несоизмеримо более тяжелую: после известных событий живешь словно ударенный по голове дубиной, будто оглушенный. Конечно, как говаривал герой Достоевского, подлец человек ко всему привыкает, но яркость, непосредственность, сила восприятия, радость и восторг от встречи с глубокой мыслью или с прекрасным если не исчезли, то притупились. И все же попробую назвать несколько книг, прочитанных в уходящем году и остановивших на себе мое внимание.
1. Раз свой ответ я начал словами из анекдота, то и первую книгу назову соответствующую: Вадим Михайлин, «Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции» (М.: Новое литературное обозрение, 2022). К моим узкопрофессиональным предпочтениям она никакого отношения не имеет. Название несколько обманчивое — содержание ýже заглавия: кроме главы о чукче, вся книга посвящена анализу только одного вида советских анекдотов — о животных. Здесь прекрасно показаны коммуникативная и перформативная основы анекдота. Активная роль исполнителя, его мимики и жестов. Прослежена связь анекдотов с их питательной почвой, которой оказались практически исключительно мультфильмы и отчасти кинофильмы. Изобилие анекдотов о животных или с участием животных меня несколько удивило, как и едва ли не доминирующая роль в них наркотических мотивов. Так что книга Вадима Михайлина способна не только подарить интеллектуальное наслаждение, но и, несмотря ни на что, развеселить в наше печальное и страшное время.
2. А вот вторая книга вполне соответствует моим узкопрофессиональным интересам: это «Янь Вышатич: Проводник по истории Руси XI века» (М.; СПб.: Нестор-История, 2022) известного историка А. А. Горского. Это своеобразный исторический комментарий к фрагментам «Повести временных лет», в которых фигурирует киевский воевода — информатор летописца. Скупые известия летописца о реалиях Руси одиннадцатого столетия стали поводом для увлекательного ученого расследования, автор которого отвечает на такие вопросы как: какой была территориальная структура Древнерусского государства? были ли волхвы жрецами? кто такие смерды? кем были тысяцкие и воеводы? (Я назвал лишь некоторые вопросы.) Ответы даются обстоятельные и убедительные.
3. И еще одна книга, которая для меня стала профессиональным подарком, — сборник «И. А. Бродский: pro et contra. Антология» (СПб.: Российская христианская гуманитарная академия, 2022) из серии «Русский путь». Все статьи, вошедшие в эту книгу, печатались прежде. Некоторые, впрочем, для переиздания были серьезно переработаны. В антологии представлены статьи, обсуждающие литературную репутацию поэта как выражающие критическое отношение авторов к его творчеству (Юрий Колкер, Александр Солженицын, Наум Коржавин, Николай Славянский), так и апологетические (Игорь Ефимов). Но бóльшая часть собранных в книге текстов — исследования российских и иностранных филологов, посвященные самым разным предметам: отдельным стихотворениям или эссе Бродского, сквозным мотивам его творчества, литературным традициям и подтекстам в произведениях автора «Части речи» и «Урании»... Антология дает прекрасное представление как о поэзии и прозе Бродского, так и о состоянии бродсковедения.
4. Следующая книга — тоже из разряда non-fiction, но отнюдь не научное исследование, хотя и принадлежит замечательному ученому. Это «Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы» (М.: Новое литературное обозрение, 2022) Веры Мильчиной — литературоведа и переводчика французских сочинений первой половины XIX века. Книга — блестящий пример интеллектуальных воспоминаний в традициях французской классической прозы, не лишенный мудрой самоиронии автопортрет и портрет времени, очерки о знакомстве (иногда о краткой или даже случайной, но оттого не менее интересной встрече) автора с прославленными мыслителями и учеными: с Бахтиным, Бонди, Вацуро. Если уместна гастрономическая метафора — настоящий деликатес для ценителей.
Наконец, назову и две книги, одна из которых относится к разряду художественной литературы, или беллетристики в собственном смысле слова. А вторая — к этому же разряду по преимуществу.
5. «Мiр и война» (М.: АСТ, 2021) Бориса Акунина — роман из авторской серии «История Российского государства в повестях и романах» (приложения к акунинской многотомной «Истории Российского государства»). Триллер в декорациях русской подмосковной усадьбы 1810-х годов, фон — война 1812 года. В отличие от первых «фандоринских» романов, привлекавших игрой с литературными и историческими подтекстами, прихотливыми аллюзиями, и от книг о монахине Пелагее с кропотливой прорисовкой бытового фона и яркой харáктерностью, в «Мiре и войне», как и в других произведениях цикла, все держится на фабульном интересе, на непредсказуемости событий. Маньяком — серийным убийцей, губителем несчастных девушек — оказывается персонаж, прежде уже заподозренный, но безусловно оправданный главной героиней, звенигородской помещицей Полиной Афанасьевной Катиной, ведущей свое расследование. Ко всему прочему он еще и народный герой войны с французами, горделиво заявляющий: «Поп наш полковой, когда я отпуск брал, сказал: „Героям все грехи прощаются. Такие, как ты, сыне, отечеству надобны. От вас народу поучение и пример“. ... Героям все можно. ... Вини меня перед кем хошь в чем хошь, ничего мне не будет. Сами концы в воду спрячут, чтоб великого звенигородского героя не зачернить». В романе, изданном больше года назад, внезапно проступили не предусмотренные автором аллюзии на события уходящего года. Роман полон афористически кратких мыслей героев: о свободе, о ее притягательности и ее ненужности простым людям, об устойчивости «среднего человека», сильного своей удивительной приспосабливаемостью. Персонажи в своих идеях убеждены неколебимо, а вот читателей сочинитель заставляет задуматься.
6. Сборник «Без очереди: Сцены советской жизни в рассказах современных писателей» (М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2021). Подзаголовок неточен: некоторые из текстов книги — не рассказы, как, например, написанный пятистопным рифмованным ямбом, но без разбивки на строки «Райцентр» Михаила Шишкина или очерки (впрочем, очень разные) мемуарного рода «Несуны» Татьяны Толстой и «Сумерки империи» Дмитрия Быкова. Или очерк, преимущественно не мемуарный, а исторический: «ГУМ: сцены у фонтана» Сергея Николаевича. Но тем интереснее эта мозаика, дающая подвижную, многогранную картину нашего не столь давнего прошлого. Мне особенно понравился рассказ Евгения Водолазкина «Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать». Хотя и другие тексты как минимум интересные, а то и отменные. Прекрасны иллюстрации, сделанные художницей и писательницей Сашей Николаенко.
Из тех немногих книг, которые удается читать «не по работе», в уходящем году наибольшее впечатление на меня произвели «Наброски пером (Франция 1940–1944)» Анджея Бобковского (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021, прекрасный перевод Ирины Киселевой). Это дневник поляка-эмигранта, жившего во Франции в период «странной войны» и оккупации. Я бы определил жанр этой книги как документальный роман (несомненно, что автор свой дневник тщательно литературно отделывал) о судьбе неординарного человека в трагическую историческую эпоху. Бобковский с бальзаковским размахом (Бальзак — его любимый писатель) изображает повседневность Франции военного времени, не только Парижа, но и провинции. Изображает рельефно, с мастерством не фотографа, а художника. И на этом фоне прекрасно выписан автопортрет рассказчика. Перед нами молодой человек, который, несмотря на мрак вокруг, остается все же молодым человеком, всем своим существом радующимся жизни. Он не герой — не бежит сражаться в Сопротивление, но и не конформист, он стремится сохранить свободу и достоинство. Он «либертарианец», ненавидящий все формы тоталитаризма, и советскую его разновидность — не менее, чем нацистскую. Франция для него — и страстная любовь, и горькое разочарование: и французская культура, и сам французский быт его восхищают, но он шокирован тем, что не может объяснить ни одному французу, насколько позорна ситуация, в которой оказалась его страна. Ну и конечно, больная тема — Польша. Бобковский — самый настоящий русофоб, но не менее жестко он высказывается о пороках своей родины, о губительной для нее, на его взгляд, шляхетской культуре.
Еще одно сильное впечатление — «Судьба Усольцева» Юрия Давыдова (или «Африканский вариант», как эта вещь именуется в поздних изданиях), которую, к стыду своему, я прочитал только сейчас. Уникальный художественный текст, один из важнейших в русской литературе XX века о философии русской истории. Поразительно, но он почти не устарел. Если в начале 1970-х, когда СУ вышла в свет (как она только пробилась — ведь там же все настолько прозрачно?!), повесть была актуальна прежде всего как антикоммунистическая антиутопия, то сегодня в ней видится в первую очередь проницательное размышление о природе русской власти — современных аллюзий предостаточно. Печально, что СУ так мало известна, ее практически не переиздают. Насколько я понял, в постсоветское время она выходила только однажды — в составе давыдовского собрания сочинений в 5 томах, ставшего сегодня библиографической редкостью. Более того, похоже, СУ нет даже в сети!