1. В начале октября объявят очередного лауреата Нобелевской премии по литературе. Традиционное развлечение накануне объявления — гадать и делать ставки. В России в рамках борьбы со всем плохим пару лет назад заблокировали почти все сайты западных букмекерских контор, но NicerOdds не тронули, и в начале сентября на нем появился актуальный список ставок — ходят слухи, что из Шведской академии просачивается инсайдерская информация о номинантах. Писатели на вершине списка не сменяются много лет — Харуки Мураками, Нгуги Ва Тхионго, Адонис, Джойс Кэрол Оутс. Но за последние дни резко взлетел рейтинг американского классика Филипа Рота; также, по мнению букмекеров, шансы есть у Томаса Пинчона и Кормака Маккарти (американцы не получали премию с 1993 года). Впервые сюда попал автор яростной шеститомной автобиографии с нарочито провокационным названием «Моя борьба» — норвежец Карл Уве Кнаусгорд, страшно популярный сейчас в Европе и США. Единственный русский автор в списке — Евгений Евтушенко.
2. На этой неделе умерла Новелла Матвеева — поэт-шестидесятник, бард, автор «Девушки из харчевни» и еще десятков песен, баллад, стихотворений. В «Новой газете» о ней пишет Дмитрий Быков*Признан властями РФ иноагентом., всегда называвший себя ее учеником: «Заслуга поэта не в том, что он встает на правильную сторону, а в том, что транслирует райский звук. Человека воспитывают не угрозы и не ласки, а чудо: то, чего он не может объяснить, то, что раздвигает его горизонты. Когда я впервые услышал, а потом увидел, а потом узнал Матвееву, — мне явилось то, чего не бывает; и когда она пела — на сцене или в квартире в Камергерском, похожей, как всякое ее жилье, на каморку папы Карло, — я безошибочно понимал: действительность — вот. Прочее все — имитация».
3. Сайт «Юга.ру» предпринял сомнительную затею: справедливо указывая, что смерть писателя часто становится главным информационным поводом, заставляющим общество о нем заговорить, авторы материала решили назвать вполне себе здравствующих писателей, «о которых масс-медиа могут вспомнить только после их смерти». В список при этом попали люди вроде Саши Соколова; может, ну к черту такие масс-медиа? Впрочем, стоит обратить внимание на как всегда проницательный комментарий критика Игоря Гулина, который рассуждает о том, как формируется новый канон (то есть мейнстрим) российской словесности, рассчитанный на «относительно массово-интеллигентного писателя», и почему в этот канон может попасть, например, Владимир Сорокин, но не может Александр Ильянен, чей отличный роман «Пенсия», составленный из коротких интернет-записей, не приняло даже жюри рафинированной премии «НОС». Рассуждения очень интересные — и заставляющие задуматься, нужен ли такой канон вообще (при том, что, похоже, неизбежен).
4. Еще один автор, никак не вписывающийся в «общеинтеллигентский канон», — прозаик и основатель «Митиного журнала» и издательства Kolonna Дмитрий Волчек — опубликовал в подчиненном «Кольте» сетевом журнале «Разногласия» упоительный дневник путешествия по Сибири, перекопанной Москве, Чехии и Германии. Из всех прозаиков, пишущих сейчас по-русски, у Волчека — человека, подчеркнуто удаленного от «классических традиций», — лучший язык. Поездка по Чуйскому тракту, встреча с умиротворенным Ярославом Могутиным, клубы и театры: «На полу извивается балетный негр-великан, потом переползает на стол и танцует, пятная скатерть. На стене возникает портрет юной Сьюзен Зонтаг, а метрдотель с французским акцентом цитирует Делеза про тело без органов. Танцоры раздеваются и вступают под шахтерский душ, в стене открывается квадратная дыра, и в нее засасывают занавес, время Чистилища завершается. Прошлогодний Ад я пропустил, летом 2017-го будет Рай, кто запретил нам до него дожить?»
5. В Ad Marginem вышла — довольно неожиданно — поэма классика шведского модернизма Гуннара Экелефа «Мельнская элегия». Переводчица Надежда Воинова в интервью главреду Rara Avis Алене Бондаревой рассказывает о поэме так захватывающе, что прочитать книгу хочется немедленно.
6. В «Российской газете» Лев Аннинский кратко пересказывает малоизвестный эпизод из мучительного романа Михаила Булгакова с советской властью: попытку писателя, привлеченного стотысячным гонораром, создать учебник истории для школьников; дело происходит в 1936 году.
7. В Los Angeles Review of Books литературовед и член жюри премии Андрея Белого Мариета Божович пишет о недавно вышедшем в английском переводе «Зеленом шатре» Людмилы Улицкой*Признана «иностранным агентом». Роман, посвященный истории советского диссидентского движения (теме важной и, скажем так, хорошо конвертируемой), Божович называет «самой амбициозной» книгой Улицкой, но при этом считает, что сетования Улицкой, размышляющей о смерти поэзии («Господи! Это его ребенок по-русски не говорит» — это о дочери Бродского) и о том, что после 2014 года Россия потеряла шанс «войти в европейскую семью народов», неадекватны нынешнему времени. В качестве аргумента Божович ссылается на Кирилла Медведева, Елену Фанайлову и авторов альманаха «Транслит»: «Вот что не понимает Улицкая и понимают эти младшие поэты: нет никакого пути назад, нет возможности устраниться. Невозможно, оказавшись по ту сторону государственной границы, уйти от ужасов нынешнего дня — политических, экономических, экологических».
8. The Guardian публикует громадный интерактивный отрывок из автобиографии Джона Ле Карре — автора шпионских романов, экс-сотрудника британской разведки, а ныне благородного старца. Текст можно прочитать, можно послушать в актерском исполнении (например, Тома Хиддлстона), можно взглянуть на рукописи и фотографии, среди которых обнаруживается снимок Ле Карре в обнимку с Евгением Примаковым.
9. На сайте The Hairpin писательница и журналистка Лора Джун Топольски размышляет о том, почему нас так привлекают личности сестер Бронте, и особенно самой «неуловимой» (и самой одаренной) — Эмили. «Когда говорят об Эмили, такой тонкой, такой необъяснимой, всегда говорят о ее теле. Она как скелет. Она бесплотна. Вероятно, поэтому мы так хотим обладать ей».
10. Один из старейших и влиятельнейших ныне живущих литературных критиков — Гарольд Блум, автор «Западного канона» — вспоминает поэта Элвина Фейнмана, у нас практически неизвестного. Это и рассказ о долгой дружбе, и анализ главных мотивов поэзии Фейнмана, причем стилю Блума трудно найти соответствие по-русски: «Совершенная отстраненность Фейнмана покупает свою свободу ценой целого мира изменчивых щедрот. Поразительная ясность лучших его стихов делает из них дорогостоящие торсы-обломки статуй, а не всеобъемлющие видения».
11. Lithub публикует недавнее эссе нобелевского лауреата Марио Варгаса Льосы о смерти культуры. Тема, разумеется, не новая, и разговоры о смерти культуры, как правило, вызывают досаду, но Льоса подходит к делу обстоятельно, осмысляя и социальный подтекст проблемы, и парадокс, что о культуре больше говорят, чем ее непосредственно «делают». Самая напряженная часть эссе посвящена заочной полемике Джорджа Стайнера с Т.С. Элиотом: американский критик не понимает, почему британский поэт считает возможным писать о состоянии умирающей культуры всего через три года после окончания Второй мировой войны — небывалой травмы, о которой культура, собственно, говорит до сих пор. Большая часть текста Льосы — критический пересказ других работ, в том числе Ги Дебора, Жиля Липовецкого и Жана Серуа; под конец перуанский писатель делает бесстрастный (и, опять-таки, не сказать что новый) вывод о том, что современная массовая культура уравнивает цену и ценность: «То, что успешно и хорошо продается — хорошо, то, что не достигает успеха или не попадает к публике — плохо». Пафос многих современных начинаний — от арт-хауса до малых независимых издательств — этому противоречит; более того, даже развивающаяся в условиях капитализма поп-культура достаточно пластична и способна присваивать более «высокие» смыслы. Кроме того, стоит вспомнить, какое влияние на современную политику оказали работы философов, которые тоже, скажем прямо, не стоят на полке в домашней библиотеке — Томаса Гоббса, например. Впрочем, в качестве вдумчивого реферата эссе Льосы выглядит вполне состоятельно.