По поводу скандала вокруг «Наследия». Увы, в современной России прошлое, как ледник, наползает сзади и давит на современность. Настоящее время хрустит под этим ледником все глуше и беспомощней. Шумиха, поднятая группой доносчиков, заставляет меня вспомнить 2002-й, когда такие же лжепатриоты послали донос в прокуратуру на роман «Голубое сало». Методы тех доносчиков и нынешних одинаковы — выхватить куски из романа, навесить нужные ярлыки: «порнография, пропаганда ЛГБТ*«Международное движение», признанное в России экстремистской организацией и запрещенное., педофилия, смена пола (где же это, интересно?), антироссийские ценности», возбудить общественность (как можно писать такое?!) и следственные органы (накажите! запретите!). Симптоматично, что оба романа — фантастические, речь в них идет о мире будущего. Получается, что озабоченных граждан пугает будущее как таковое, если свободная фантазия о нем вызывает столь яростную реакцию? У организаторов этих доносов вполне конкретные цели — пиар, продвижение по карьерной лестнице, влияние на издательский бизнес. С ними всё ясно. Меня заботят те, кто повелся на их пропаганду. Этим читателям я хочу лишний раз напомнить: литература — свободный зверь, он гуляет там, где хочет, и гуляет сам по себе, без цензуры и союзов писателей. Ярлык порнографии к подлинно свободной литературе не пристает: попытки засудить авторов «Улисса», «Лолиты», «Тропика Рака» провалились. Нынче только культурный дикарь может обозвать маркиза де Сада порнографом. Порнография — вполне конкретный жанр, во всей полноте своей существующий только в кино. Есть, безусловно, «чисто порнографические» романы, написанные, как заметил Набоков, для прочтения при помощи одной руки. Но даже они — литература. Ибо это не изображение, а бумага, покрытая буквами, которые, как известно, каждый волен прочесть по-своему. А если не читается — закрой книгу и возьми другую.
«Наследие» — продолжение романа «Доктор Гарин», действие в котором происходит 20 лет спустя. В нем описаны две пары близнецов, детей доктора, которым, соответственно, по 20 лет. Одна из близнецов — Аля — выглядит моложе своего возраста, который она честно озвучивает в разговоре со своим отцом в столовой поезда. Ее брат-близнец Оле был призван в армию на прошедшей войне. Так что причитания о «насилии над детьми» — ложь или неумение прочитать роман, что часто случается в наше время тотальной информативной визуализации и социальных сетей. Дети доктора Гарина — уже совсем не дети.
По поводу «пропаганды» чего-либо в жестких сценах романа: мы живем в мире, который гораздо жестче самой жестокой литературы. Многие десятилетия описывая сцены насилия, я задаюсь одним и тем же вопросом: почему люди не могут без этого обойтись? Других целей у меня нет. Если этот вопрос не возникает у читателей, значит, они поверхностно читают мои романы.
Владимир Сорокин