Псевдоним
Все, что официально известно о жизни Элены Ферранте, уместилось в книгу «Фрагменты» (La Frantumaglia), в которую вошли письма издателям, эссе и редкие интервью писательницы. Беседуя с журналистами по e-mail, Ферранте не раз объясняла, почему она выбрала анонимность. По ее словам, сохранение авторского инкогнито позволило не вступать в обременительный контакт с медиа и сосредоточиться только на книгах, представляющих интерес сами по себе. Тем не менее, после того как англоязычная публикация «Моей гениальной подруги» — первого романа из «Неаполитанского квартета» — повлекла за собой так называемую «лихорадку Ферранте» (#Ferrantefever), попытки разоблачения ее личности участились.
В расследовании по «делу» Ферранте особенно преуспел итальянский журналист Клаудио Гатти: осенью 2016 года он представил общественности несколько весомых аргументов в пользу того, что под псевдонимом скрывается переводчица Анита Райя, жена неаполитанского писателя Доменико Старноне, чьи работы выходили в том же издательстве, что и у Ферранте. Гатти прибегнул к методам, которыми обычно пользуются журналисты, расследующие коррупционные скандалы: доказательством авторства послужила информация о доходах Аниты Райи и покупки недвижимости, которые по времени совпадали с предположительными авторскими отчислениями. Как утверждал Гатти в интервью The National Book Review, читатели имеют право знать, кто она на самом деле, и, «если бы Ферранте и ее издатели не играли в кошки-мышки с прессой почти четверть века», он бы и не стремился узнать правду: «Каждый, кто играет в прятки, должен знать, что быть пойманным — это неотъемлемая часть игры». Так или иначе, ни издательство, ни Ферранте эту успешную теорию не подтвердили.
Провокационный материал Гатти вызвал шквал осуждающих текстов: журналисты и литераторы не преминули высказаться о праве писателя оставаться в тени, а Салман Рушди даже предложил запустить кампанию «Я — Элена Ферранте».
Автор журнала n+1 Дэйна Торторичи пишет, что анонимность и независимость Ферранте, в первую очередь, шла на пользу ее книгам. Ферранте многократно повторяла, что могла публиковаться, лишь защитив от посторонних глаз свое авторское «я». «Писателям нужно творческое пространство, — продолжает Торторичи. — Одно из его определений — комната, другое — свобода, третье — уединенность. Каждый находит это пространство, где может».
В своем монологе на Lithub, озаглавленном «Оставьте Элену Ферранте в покое», редактор Дэвид Л. Улин возмущается бессмысленностью этого разоблачения: «Прежде всего — зачем? <…> Кому-то есть дело до того, сколько Ферранте зарабатывает и где она живет? <…> Мне все равно, как на самом деле зовут Элену Ферранте, поэтому, если Гатти действительно прав, я не буду приводить здесь ее имя. Мне наплевать, как выглядит Томас Пинчон и осталась ли после Джерома Д. Сэлинджера кипа неопубликованных рукописей. Все это не имеет никакого отношения к тому, что написали эти авторы, к тому, что мы знаем о них благодаря видению мира, историям и наблюдениям, которыми они делятся. Книги Ферранте вызывают отклик не из-за ее имени или имущества, но из-за того, какой она человек и как превращает свои чувства в язык повествования и сюжеты».
Кроме того, многие расценили расследование Гатти как проявление сексизма. Писательница Джанет Уинтерсон проводит параллель между объяснениями журналиста, утверждающего, что Ферранте следовало ожидать разоблачения, и расхожими аргументами вроде «надела короткую юбку — сама напросилась». По мнению Уинтерсон, «в основе этого так называемого расследования лежит невротическое возмущение успехами автора-женщины, которая решилась писать, публиковать и продвигать книги на ее собственных условиях».
Феминизм
В популярных сегодня дискуссиях о феминизме часто поднимается тема современной женской литературы. Как правило, короткий список актуальных примеров не обходится без Элены Ферранте, в чьих произведениях героини выходят на первый план. Обсуждая свое отношение к феминизму в интервью для Vanity Fair, Ферранте называет себя «страстным читателем феминистских трудов» и вспоминает о том, как зарождался ее интерес к этой идеологии: «Я росла с мыслью о том, что, если я не смогу максимально встроиться в мир в высшей степени одаренных мужчин, если я не извлеку уроки из их культурного опыта, не сдам блестяще все экзамены, которые приготовит мне жизнь, это будет равносильно тому, что я не существую вообще».
Вопросом о том, что из себя представляет феминизм Ферранте, задаётся и Маргарет Дрэббл: «Временами — и при первом прочтении — книги Ферранте кажутся на удивление старомодными и неуместными, как будто мы оглядываемся на давно решенные или неактуальные проблемы: базовые вопросы гендерного равенства, ревность и измены, возрастная дискриминация женщин, отцовство и материнство. Тем не менее, по мере чтения понимаешь, что эти проблемы еще только предстоит устранить, что они все еще насущны и что, может быть, мы так сопротивляемся изысканиям Ферранте только потому, что это очень болезненный и неловкий процесс». На эту же тему рассуждает литературный критик The New Yorker Джеймс Вуд, сравнивая беллетристику Ферранте с практикой женского письма, автором которой является Элен Сиксу — теоретик феминистского литературоведения.
На сайте издания Bustle Кара Бенсон выявляет двенадцать «наиболее феминистских моментов» в «Неаполитанском квартете» Ферранте, делая акцент на последовательном движении Лену и Лилы к свободе и независимости — от прочтения «Маленьких женщин» до создания собственной компьютерной фирмы.
Переводы
Первая книга Ферранте была выпущена небольшим римским издательством в 1992 году — с тех пор ее тексты были переведены на несколько десятков языков и разошлись тиражом в пять с половиной миллионов экземпляров. Невероятной сенсацией, после которой о произведениях Ферранте узнал весь мир, стал выход романа «Моя гениальная подруга» на английском языке. Его перевела Энн Гольдштейн, по совместительству редактор журнала The New Yorker. Именно в языковой адаптации Гольдштейн «Неаполитанский квартет» стал бестселлером в Северной Америке, Англии, Новой Зеландии и Австралии.
В каком-то смысле Энн Гольдштейн является официальным «представителем» Ферранте, которая никогда не появлялась на публичных мероприятиях. Так, в статье на The Weekend Australian Дженнифер Малони пишет о ее особом статусе, приводя в пример презентацию последнего романа Ферранте в Нью-Йорке: «В сентябре прошлого года более трехсот человек еле втиснулись в узкий бруклинский магазинчик BookCourt по случаю выхода „Истории потерянного ребенка”. Писательница, чья личность хранится в тайне, на встрече не появилась. Вместо нее толпа громкими овациями приветствовала „хэдлайнера” вечеринки, переводчицу Энн Гольдштейн».
По мнению Мэри Норрис, «успех Ферранте дал Энн Гольдштейн нечто вроде известности, гламура, к чему переводчики не стремятся и чего достигают редко. <…> Они состоят на службе у языка, пытаются достоверно передать интонацию и замысел автора, подавляя собственную индивидуальность. Самое большое достижение переводчика — умение раствориться. Но, поскольку Ферранте предпочла остаться анонимной, ее отсутствие на презентации книги вывело личность Гольдштейн на первый план».
Тем не менее, как утверждает в интервью Lithub сама Гольдштейн, она никогда не отождествляла себя с Ферранте: «Я — язык, а не создатель этого мира. <…> Я не чувствую себя в праве говорить о книгах, потому что не я написала эти книги, я могу говорить о языке».
Обложки
Помимо загадочной личности Ферранте и популярности ее «Неаполитанского квартета», особый резонанс в прессе вызвал тривиальный выбор обложек для четырех бестселлеров.
Культурный обозреватель Quarz Ту-Хуонг Ха разносит оформление романов в пух и прах: «Обложки сбивают с толку и не ассоциируются ни с чем, кроме книжки, купленной за четыре доллара на американской автозаправке». С ней солидарен и критик графического дизайна Стивен Хеллер, утверждающий, что обложки Ферранте выглядят как «открытки Hallmark или плохие любовные романы». Впрочем, издатель Ферранте Сандро Ферри придерживается другого мнения: «Так называемая „вульгарность” была нашим замыслом. Мы не хотели делать типичную „литературную” обложку, ориентированную на аудиторию читателей-интеллектуалов… Романы Ферранте — это микс из популярной и высоколобой литературы. Мы хотели отразить это визуально».
Книжный дизайнер В.Х.Чонг, отвечавший за издание Ферранте в Австралии, также не преминул высказаться о безвкусных обложках «Неаполитанского квартета», выбранных итальянскими редакторами.
Иного мнения придерживается автор The Atlantic Эмили Харнетт, попытавшаяся понять природу этого нарочито «женского» оформления. Харнетт утверждает, что, «изображая на обложках обыденную жизнь, Ферранте настаивает на том, что повседневная жизнь женщин столь же литературна, сколь и любая другая».
Обложки книг Ферранте раздражают и пользователей твиттера, и арт-критиков: первые клеймят их за вульгарность, а вторые жалуются, что уровень вульгарности не дотягивает до того, чтобы считаться постмодерном
Courtesy Europa editions
Экранизация
Романы Элены Ферранте оказались хорошим материалом для экранизации: киноленту «Навязчивая любовь» показывали в Каннах, а «Дни одиночества» включили в программу Венецианского кинофестиваля. Сегодня вовсю обсуждаются съемки по мотивам «Неаполитанского квартета» — совместно с каналом HBO итальянский режиссер Саверио Констанзо, известный фильмами «Личное» и «Голодные сердца», планирует превратить историю о подругах в телевизионный сериал. Кроме того, в проекте задействована продюсерская компания Wildside, работавшая над «Молодым папой».
В интервью The New York Times Констанзо рассказал, что он работает над сценарием совместно с итальянскими писателями Франческо Пикколо и Лаурой Паолуччи и надеется на сотрудничество с Ферранте по email-переписке. По словам режиссера, самая большая трудность при телевизионной адаптации — «передать киноязыком те же эмоции, что есть в книгах». Как утверждает Hollywood Reporter, сериал будет состоять из четырех сезонов, по восемь серий в каждом.
Журналист The Guardian Брайан Мойлен предрекает вероятный успех этой экранизации: «Учитывая коммерческий успех лежащих в основе четырех книг и признание критиков, это будет долгожданный и популярный кинопроект, независимо от того, для кого он предназначается».
#FerranteFever
После того, как «Моя гениальная подруга» была переведена на английский язык и разошлась по миру миллионными тиражами, в сети появился хештэг #FerranteFever, символизирующий повальное увлечение неаполитанским циклом.
Репортер Трейси Маквей замечает, что в связи с невероятной популярностью Ферранте Неаполь, «давно заслуживший репутацию грязного и опасного города», переживает настоящий туристический бум. Притом рабочие кварталы вызывают не меньший интерес, чем традиционные достопримечательности вроде древних дворцов и церквей. «Лихорадка Ферранте набирает обороты в самом городе, — продолжает Маквей, — поскольку книжные магазины и рестораны могут похвастаться тем, что связаны с сюжетами четырех романов».
О том, что градус всеобщей любви к Ферранте продолжает расти, пишет в The New York Times Александра Альтер: «Восторг от прочтения романов настолько велик, что его описывают с эпидемиологической точки зрения, из-за чего это явление звучит почти как инфекционное заболевание». По словам Альтер, «Неаполитанский квартет» стал своего рода коммерческим блокбастером — мировые продажи на английском языке превышают три миллиона копий.
Популярность Ферранте вдохновила Джакомо Дурци на съемку документального фильма с говорящим названием «Ferrante Fever». Съемки охватят несколько городов, среди них Нью-Йорк, Неаполь, Сан-Франциско и Турин, как сообщает журналист Камилло де Марко на сайте Cineuropa. «Мой интерес к проекту родился из всепоглощающей страсти к книгам Ферранте и желания исследовать сюжет во всей его многосложности. Эта картина затрагивает крайне актуальные проблемы, в том числе и значение анонимности, спровоцировавшей беспрецедентные дебаты. Я попытаюсь дать пищу для размышлений по поводу особых причин ее успеха, и я не поддамся соблазну снять документальный фильм-«сплетню» о тайной личности писательницы», — заявил режиссер.