— «Вся Галлия разделяется на три части. В одной из них живут белги, в другой — аквитаны, в третьей — те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем — галлами». Так начинаются хрестоматийные «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря. Правда ли, что кельты — это галлы, Астерикс и Обеликс на самом деле были кельтами и от них же гуси спасли Рим? Кто такие кельты?
Татьяна Михайлова
— Конечно, галлы — это кельты, хотя сами-то они не должны были этого знать. Но особенно волноваться здесь не следует: Цезарь совершал ту же ошибку, что и жители Советского Союза до распада Югославии, называя словом «сербы» всех жителей этой страны. Они родственны друг другу, и многие считают, что сербы и хорваты — это одно и то же. Но попробуй им скажи об этом. То же было и с Галлией. Кельтами назывались некоторые племена, а римляне стали проецировать это наименование на широкую группу родственных племен, потому что обладали очень высоким уровнем государственного сознания. Они завоевывали окрестные территории и со своего высокого положения видели, какие государства этнически друг другу близки, а какие нет. Образ жизни у разных галлов разнился, но тем не менее это очень близкие народы.
Как соотносятся галлы и кельты, подробно пишет Джон Коллис в книге «Кельты: истоки, история, миф». Коротко об этом можно сказать так: «Некоторые кельты — галлы, но не все кельты — галлы». Сложность в том, что галлами обобщенно называли жителей Галлии, но не все они были кельтами. Римляне иногда считали «галлами» некоторые германские племена.
Есть другая книга, которую можно назвать редкой, но вместе с тем популярной — Гельмут Биркхан «Кельты: история и культура». Это первая часть огромного сочинения о кельтах. Здесь этот момент рассматривается. Есть специальная глава, посвященная тому, как античные авторы описывали кельтов и воспринимали их. Я могу рассказать подробнее о Геродоте, например.
— Расскажите, пожалуйста.
— Есть большая проблема Пиренейского полуострова. В свое время отец истории Геродот говорил, что кельты живут у Геркулесовых столпов (это юг Пиренейского полуострова) и что там берет начало Истр (Дунай), но в отношении Дуная это неверно. Получается, автор «Истории» допустил здесь какую-то ошибку. Все считали, что он истоки Дуная перенес из Европы на Пиренейский полуостров. Как если бы американский писатель, плохо знающий российскую географию, но поместивший героев своего романа в Россию, написал бы: «Он жил в Москве на Невском проспекте». Где на самом деле жил этот человек? В Москве или на Невском проспекте? Все думают, что кельты все-таки жили у истоков Дуная и именно там и была их прародина, как пишет Геродот. Но это ерунда, потому что Геродот писал в V веке до н. э., а прародина кельтов относится к более раннему периоду.
Есть альтернативная современная теория, согласно которой кельты пришли с запада. Ее родоначальник, Джон Кук, проделав огромную работу написал книгу Tartessian: Celtic in the South-west at the Dawn of History. Он изучил Тартесс — место на юге Португалии, от которого остались надписи, сделанные иберийской письменностью, и пришел к выводу, что это один из диалектов кельтского языка. Он считает, что Геродот ошибся, но не в ту сторону: кельты действительно жили у Геркулесовых столпов, а вот про Дунай стоит забыть. Тартессийские надписи — самое древнее свидетельство о жизни кельтов, VI–V в. до н. э. У Кука возникла идея альтернативной кельтской прародины. Он считает, что элементы кельтской общности зародились на Балканах. Кельты были одной из ветвей индоевропейской общности, а как именно они появились там, не так важно. Они пошли на Балканы, совершив прибрежное плавание, добрались до Пиренейского полуострова, там обосновались и какое-то время варились в своем котле, периодически вступая в контакты с другими людьми. А после этого началась их экспансия: часть направилась через Пиренеи в Европу, и к VI–V в. до н. э. они оказались в Центральной Европе, где их и застал Геродот. А другая ветвь отправилась в Ирландию.
Существует ирландская легенда, «Книга захватов Ирландии» (Lebor Gabála Érenn), в которой рассказывается о заселении Ирландии из Испании. Ее никто всерьез не принимал, но после исследования Кука все изменилось. Несмотря на то что идеи Кука были решительно опротестованы, он сплотил вокруг себя большую группу специалистов, и сегодня эта идея считается вполне обоснованной. Дается трезвая оценка трех китов, на которых стоит реконструкция исторических перемещений, этапа формирования нации и их так называемых прародин: археология, генетика и язык. Мы должны понимать, что эти вещи не пересекаются полностью. Если мы возьмем современную Францию, то увидим, что свое наименование она получила от франков, которые были германским племенем. Они переселились, заняли Францию, затем почему-то утратили свой язык и перешли на народную латынь. То есть язык там италийский, плохая латынь, а этнически они все же остаются галлами. Археология средневековья — это особая тема. Кто же французы? Галлы или немцы, которые их завоевали? Или они романцы, потому что говорят на романском языке? Никто не задает этих вопросов применительно к французам — это бессмысленно. А про кельтов, живших когда-то давно, эти вопросы принято задавать.
— И все-таки можно ли выделить какую-то область на карте, чтобы современный европеец понял, на каких территориях некогда жили кельтские народы?
— Если широко размахнуться, то этих территорий очень много. Начиная с Чехии, древнее название которой Богемия (от кельтского племени бойев). Болгары говорят, что язык у них болгарский, но они потомки тюрков — так и чехи говорят, что они кельты, а язык у них славянский, потому что он сменился. Если мы двинемся дальше — это Австрия и Вена («Вена» на континентальной кельтском диалекте означает «светлый, белый дом»), затем частично Германия — прежде всего прирейнские зоны. Далее, двигаясь на север, — это земли треверов, где была северная столица провинций (территория современного Трира). Вся Галлия была кельтской и Аквитания отчасти тоже. Это была скорее гомогенная территория, диалекты отличались, но не качественно, а количественно. Вся территория от Чехии до Бретани (Арморики) была кельтской. Что касается Бельгии, то Цезарь выделял белгов, но считается, что он ошибался, — и это тоже были кельты, но немного другие. Правда, сейчас генетики пришли к выводу, что белги представляли собой смесь кельтов и германцев. На территории Рима, северной Италии, Швейцарии жили кельты. Мы не знаем точно насчет территории Испании (там были кельтиберы, но они жили ближе к Галисии), а что касается юга Пиренейского полуострова, то тут ответа нет. Британские острова, кроме Северной Шотландии, были целиком кельтскими, но речь идет не о гомогенном народе — там существовало какое-то совсем загадочное докельтское население. Я разделяю теорию кумулятивного завоевания Британских островов, согласно которой кельтские племена из разных точек постепенно прибывали туда, оседали и приобретали государственность. Возможно, догойдельское население (гойделы — предки ирландцев), было тоже кельтским, но скорее более близким Британии. О Северной Шотландии мы знаем очень мало, но там жили пикты, и их было два типа: бритты и неизвестное нам доиндоевропейское население, о происхождении которого можно только гадать.
Население Британских островов появилось еще до кельтской экспансии. Есть интересная книга Джеймса Мэллори: он копает с самых древних времен (и в прямом смысле тоже, потому что он лингвист, историк культуры и археолог). Он пишет о загадочных и интересных вещах — о том, что было несколько волн заселения. Во вторую волну были завезены кабаны, например, потом состоялась третья волна заселения, которая принесла с собой некие вирусы, на которые был иммунитет у заселяющих, но не было у местных жителей — они все заразились все погибли. В «Книге захватов Ирландии» этот сюжет есть. Далее он пишет, что примерно в XIII веке до н. э. появилось социальное разделение острова на север и юг. XII в. до н. э. — очень важный момент, тогда начали строиться крепости, появилась воинская элита.
— С территорией более-менее понятно. Давайте теперь перейдем к мифологии. Известно, что от кельтов не осталось никаких письменных источников. Как же получилось, что кельтская мифология так широко распространилась и даже приобрела большую популярность?
— Во-первых, сказать, что совсем ничего не осталось, нельзя. В Галлии есть вотивные надписи с именами богов. Ранние христиане сбивали эти надписи и уничтожали скульптуры, но какие-то сведения сохранились. Например, Белисама — богиня, которой некий Сегомарос принес дар в святилище недалеко от современного Марселя. Мы почти ничего не знаем об этой богине, кроме того, что ее имя означает «сверкающая» («суперсверкающая») и что это божество женского пола. Таких имен довольно много. Есть описания античных авторов, которые, конечно, искажали многое. Британия была завоевана и романизована, поэтому у нас есть множество свидетельств и даже изображений божеств — например, богини Сулис, которую римляне приравняли к Минерве. Ее храм находился на территории современного Бата. Мне довелось увидеть знаменитые таблички с проклятиями в храме Сулис-Минервы, покровительницы зрения («сул» в индоевропейских языках — это солнце, а в кельтских оно стало значить «глаз»). Возможно, это была солнечная богиня. Римляне устроили там термы.
Кроме имен божеств, есть то, что называется изобразительными нарративами. Об этом пишут очень много, например, в связи с монетными легендами. Появился еще термин «изобразительный фольклор», он широко использовался в недавно вышедшей книге Раевского и Кулланды «Визуальный фольклор. Поэтика скифского звериного стиля». Что это за фольклор? Когда некий миф переходит в загадку, считалку, и мы уже не знаем, что стоит за текстом. Этим очень много занимался Владимир Топоров. Раевский и Кулланда пишут о том, что носитель фольклорной традиции часто воспроизводит тексты, опирающиеся на древние мифы, но более архаические тексты ему уже не доступны. То же относится и к изобразительным нарративам. Например, изображения на пряжках часто представляют искаженные древние скифские мифы. Они очень мелкие, поэтому носители воспринимают их как орнамент. В современных исследованиях о кельтах меня особенно интересуют изобразительные ряды: в данном случае картинка иногда оказывается важнее всего текста.
Золотые бляхи в виде лежащих оленей, украшавшие пояс «золотого человека». Южный
Казахстан, курган Иссык. V в. до н. э. Музей археологии Академии наук Казахстана
Патрик Симс-Уильямс в статье «Кельтомания и кельтоскептицизм» говорит: все знают, что Стоунхендж не имеет отношения к кельтам, но ни одна популярная книга о кельтах не обходится без его изображения. Почему? Потому что кельты поклонялись Стоунхенджу. Есть термин «право адаптации», когда вводится чужое изображение, вокруг него нарастают какие-то легенды, и оно связывается с тем, с чем изначально не было связано. Наш Кремль построили итальянцы, все это знают, но он воспринимается как нечто абсолютно русское. Изображения русских воинов в шлемах и с овальными щитами — это изображения скандинавских воинов, но по праву адаптации мы считаем их русскими.
— А ведь был еще знаменитый котел из Гундеструпа, тоже довольно сомнительного происхождения, но и его по традиции считают кельтским?
— О котле имеет смысл поговорить отдельно. Он был найден на территории Дании, но считается, что в I веке до н. э. его перевезли туда германские племена. Они его разломали и бросили в болото — так германцы приносили жертвы своим богам. А в болоте все лучше сохраняется. На нем было шесть пластин, из них сохранилось пять. Это необычайной красоты серебряное позолоченное изделие. С одной стороны там изображены люди с торквесами, это такие шейные браслеты с шариками на концах, кельтские по своему происхождению. С другой стороны изображен мальчик на дельфине и грифоны, которые не имеют к кельтам никакого отношения. Там есть какие-то странные слоны, которые, как принято считать, изображены человеком, не видевшим их в реальности. Там есть характерная схватка Геракла с Немейским львом. Но сверху это лев, а внизу у него копыта — не ясно, то ли это лев, то ли вепрь. Кроме того, люди, боги и воины одеты в нечто напоминающее трикотажные костюмы — фракийские кольчуги, которые покрывали не только верхнюю часть тела, но и нижнюю. Это не говорит о том, что это были фракийцы. Это говорит о том, что котел произвели на Балканах, которые были своего рода «помойкой» многих этносов в тот период (I в. до н. э.). Резчик изобразил все сюжеты, какие знал. Какие-то он наносил, возможно, даже не совсем понимая, что именно он изображает.
Котел из Гундеструпа. Пластина A: Кернунн, окруженный животными
— Но там есть центральное изображение бога Кернунна, оно явно не греческого происхождения и не римского. Похоже на некое кельтское божество, вписанное в европейский канон и изображенное вместе с животными. Видимо, оно довольно древнее.
— Я бы так не сказала, это совсем не обязательно. Многие зооморфные германские орнаменты теряют первоначальный смысл, часто резчик изображает их только по традиции. В Средиземноморье было принято изображать растительные символические орнаменты: цветы, злаки, колосья, виноград. Когда реконструируют кельтскую одежду, обращаются к котлу из Гундеструпа. Но у меня есть подозрение, что это никакие не древние люди. Германцы давно похоронили его на территории Дании, но кельтологи по принципу адаптации твердо верят в кельтское происхождение котла. Вера эта настолько сильна, что бороться с ней бессмысленно.
— Я не оспариваю и не хочу приуменьшить значимость изобразительных источников — мне хорошо известно, что изображения часто говорят о каком-либо мифе или сюжете намного больше, чем целая поэма или трактат. Но все-таки вотивные надписи и изображения довольно ограниченный способ передачи информации. Все, что мы имеем, — внешний образ, возможно, реконструкцию какого-то сюжета, и имена богов. При этом кельтская мифология — нечто целостное, ей посвящены монографии. Из каких еще источников можно узнать, как была устроена кельтская жизнь?
— Я уже говорила о трех «китах» — археология, генетика и язык. Мы имеем археологию, которая не может не быть объективной. Неверной может быть ее атрибуция, но никак не сама археология. Мы имеем ДНК, которое не может не быть объективным, но которое может быть ошибочным. Мы имеем языковые данные, которые в данном случае не могут быть ошибочными, потому что определить, какие языки кельтские, а какие нет, проблемы не составляет, ученые-лингвисты сделали это очень давно.
Что касается кельтской мифологии: могут ли быть серьезные исследования в этой области, если учитывать, что до нас не дошло кельтских эсхатологических мифов и легенды о том, как появился человек? Но от славян до нас тоже ничего такого не дошло. Поэтому все, что у нас есть, это своего рода реконструкция и пересказ фольклорных преданий.
Есть еще один момент: это самоощущение, характер и самосознание. Несколько дней назад Седакова прислала мне на редактуру книгу ирландского поэта и философа с рассуждениями об ирландском менталитете, гостеприимстве, об отсутствии страха перед смертью. Он использует выражение «кельтское сознание», противопоставляя кельтов англосаксам. Он не хочет сказать, что такой же образ жизни был у галлов II века н. э., или у валлийцев, или у шотландцев. Он имеет в виду, что мы не англичане, мы — другие, мы — кельты.
— Получается странная вещь: ирландцы, завоеванные англичанами, не утратили связи с кельтской культурой, а, наоборот, возвели ее в некий культ. Кельтская культура стала для них протокультурой. При этом завоеванные французами бретонцы, завоеванные испанцами галисийцы и даже завоеванные англичанами шотландцы вообще не обращаются к своим кельтским корням. Как так получилось и почему именно ирландцы так отстаивают свою кельтскую идентичность?
— Есть некий неуловимый менталитет, он отличает ирландцев от англосаксов, но это не означает, что он кельтский, — он просто местный, исторически сложившийся. Например, ирландцы очень любят смерть: если человек прожил долгую счастливую жизнь, сделал что-то хорошее и у него много детей и внуков, то смерть — это радость, что-то хорошее. Но это не означает, что галлы так же относились к смерти. Есть такая легенда: банши приходит и своим стоном извещает, что в этом доме вскоре должен кто-то умереть.
— Это какое-то древнее божество смерти у кельтов?
— Нет, образ банши сформировался не раньше XV–XVI веков. Буквально это значит «женщина сидов». Это фэйри, русалка без хвоста.
— Почему мы тогда говорим об этом, это как-то связано с кельтами?
— Это связано с представлением о псевдоархаической кельтской культуре. На самом деле, это очень поздний образ, который был нужен для противопоставления ирландского дворянства новому норманнскому дворянству. Есть рассказ о том, как умирал представитель древнего ирландского рода и банши пошла к нему с воем и стонами, а торговцы испуганно закрывали ставни, не зная, к кому она идет. И она остановилась и сказала: «Вы жалкие люди, вам не надо бояться банши, по таким, как вы, она не плачет». В данном случае речь о том, что если у человека есть банши в роду, то ее приход — большая радость, он показывает, что ты из древнего почтенного рода.
Есть еще один пример — барельефы с женщинами страшного вида, которые демонстрируют свои гениталии. Это Шиле-на-гиг. Некоторые считают, что это архаическое кельтское божество, порождающее и убивающее. В действительности самые древние такие изображения относятся к концу XII века. В Ирландию их принесли норманны. Мы часто с охотой видим древность там, где ее нет.
— Все, что мы знаем о верованиях кельтов, записано античными или христианскими авторами, и это непременно накладывает отпечаток на информацию. Как исследователь должен ее фильтровать? Возможно ли как-то реконструировать исходные кельтские верования, отделить их от всех наслоений?
— Это очень сложно сделать. Мы представляем себе, с одной стороны, Римскую империю, в которой бытовало множество разных сюжетов. Британия была романизована в большей степени, но и с Ирландией империя имела много контактов. Главный текст, пришедший из Рима, — «Энеида». В более позднее время появляется много античных сюжетов, которые под своими именами (взятие Фив, взятие Трои, повесть об Александре Македонском) распространялись повсюду. Они бытовали и в Ирландии. Но существуют неочевидные, скрытые влияния. Считается, что на «Похищение быка из Куальнге» повлияла «Энеида» — конкретно на изображение колесницы Кухулина, героя саги. С колесницами очень сложный момент: они описываются в сагах часто, но археологией это не поддерживается. Получается, что описано то, чего не было? Но изображение колесниц, по сторонам которых на колесах закреплялись серпы, есть в «Киропедии» Ксенофонта. Ирландскому компилятору они понравились и он их присвоил, как будто они были у Кухулина. Это не означает, что все мотивы саги взяты из античной литературы. Кельтский субстрат тут тоже сыграл свою роль. С другой стороны, мотивы могли быть ирландскими, возникшими в первые века нашей эры, а с третьей — быть связанными с какими-то архаическими верованиями. Выявить что-то чисто кельтское чрезвычайно сложно.
Кухулин. Иллюстрация Дж. К. Лейендекера, 1911 год
— Кроме античных и христианских авторов на представления о кельтском мире очень повлиял романтизм XIX века. Все эти сказания о Кухулинах и королях Артурах — не порождение ли моды на руины и древности, замешанной на чувстве национальной идентичности?
— Кухулин — довольно ранний герой, к VIII веку он уже появился в текстах, а возник, наверное, еще раньше. Мы не знаем имени компилятора, который создал этого героя, может быть, он исказил какой-то архаический образ, все пересказал неверно, переврал, но его герой стал чрезвычайно популярным.
Рост интереса к кельтской культуре в XIX — начале XX века был огромным, это верно. Мне осенью случилось быть оппонентом по диссертации, посвященной анализу сюжета «Рыцарь с лебедем», который нам известен из «Лоэнгрина» Вагнера. Оказывается, у этого сюжета был приквел — рассказ о том, откуда взялся этот лебедь. Он был родным братом рыцаря: мачеха превратила всех братьев в лебедей, но остальным удалось вернуть себе человеческий облик. Есть ирландская сага «Дети Лира», которая рассказывает об этом, и на этом основании многие пишут, что мотив превращения детей в лебедей — кельтский. Я эту сагу немного изучала и могу сказать, что она считается вторичной ввиду ее довольно позднего происхождения (ее датируют XV–XVI веками). По всей видимости, именно она возникла под влиянием сюжетов о превращении в лебедей, а не наоборот.
— А какие ирландские саги представляют наибольший интерес для широкого читателя и какими изданиями лучше всего пользоваться?
— Как ни странно, знакомство с ирландскими сагами лучше всего начать со старой книги переводов Александра Смирнова. Причем самое лучшее — по изданию 1929-го или 1933 года, там очень милые иллюстрации. Потом можно, наверное, читать наш том «Саги об уладах» (2004 год). И, конечно же, замечательную книгу Сергея Шкунаева «Предания и мифы средневековой Ирландии» (1991 год), которую давно пора переиздать. Все остальное — скорее слащавые и упрощенные пересказы тех же текстов. Немного саг было издано в научном альманахе «Атлантика. Записки по исторической поэтике». Это издание достать трудно, поэтому год назад было решено выкладывать номера на сайте historicalpoeticsatlantica.com. Номера 12 и 13 целиком посвящены ирландским преданиям о плаваниях в иной мир. Но читатель должен понимать, что на русский язык переведена лишь ничтожная доля того, что можно назвать ирландскими саговыми нарративами.
— Из того, что мы обсудили, составить представление о кельтах довольно сложно. А как еще можно получить систематизированные вводные сведения о кельтской культуре?
— В прежние времена, когда кельтомании у нас практически не было, за все отвечал в основном Сергей Шкунаев. В работе над «Преданиями и мифами средневековой Ирландии» он во многом опирался на книгу, которую я потом перевела с английского, — «Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе» Алвина и Бринли Рис. Это, пожалуй, единственная книга по кельтологии, которую я перевела. Там тоже многое упрощено, но упрощено грамотно. В ней упоминаются разные ирландские и валлийские тексты, но Шкунаев брал только ирландские. Он понял, что эти тексты важны для будущего читателя, перевел их, снабдил комментариями и написал замечательное предисловие. Это книга не переиздавалась, ее никто не знает, но она очень хорошая. Шкунаев очень сдержанный автор, совершенно не увлекавшийся.
В 1997 году у меня был огромный семинар, и я приглашала туда разных специалистов. Среди прочих был Шкунаев, он прочитал очень интересную лекцию о кельтской мифологии и древней истории. У него была такая фраза-рефрен: дескать, об этом мы не узнаем никогда. Например, на севере Ирландии был найден предмет, представляющий собой металлический треугольник с выступами, на которые можно было что-то натягивать. Что бы это могло быть? Музыкальный инструмент, не сохранившийся в полном виде? Нечто связанное с конской упряжью? И о таком Шкунаев тоже говорил: «Об этом правды мы не узнаем никогда». И он прав — к этому следует подходить именно так. А другие люди, увидев этот предмет, скажут: «О! Прекрасно! Это что-то магическое, какие-то ритуальные артефакты!» Именно поэтому я рекомендую книгу Шкунаева, просто читайте ее.
— А зачем вообще читать про кельтскую мифологию? Допустим, человек стремится к всестороннему образованию, и при этом ему надо выбирать, на что тратить свое время. Читать ли ему «Легенды и мифы Древней Греции», что-то про древнегерманскую историю или же погрузиться в древнеславянскую мифологию? Есть ли в древних кельтах что-то особенное, заставляющее делать выбор в их пользу?
— Зачем интересоваться именно кельтами? Есть один неприличный анекдот, который кончается словами: «Во-первых, это красиво». Действительно, это красиво. Мы часто видим изображения кельтских орнаментов, и они не могут не впечатлять. А, скажем, греческая археология огромна, великолепна, но в то же время как-то банальна. Во всяком случае, кельтологам так кажется (хотя лично я думаю, что в ней содержится очень много загадок). Но у нас считается, что про древних греков мы уже все знаем. Поэтому кельты кажутся чем-то неизведанным, романтическим.
Фрагмент украшения на торке, найденном в захоронении 4 в. до н. э. в Германии
У кельтов была удивительная особенность — любовь к адаптации: они впитывали все, с чем соприкасались в плане духовной (а возможно, и материальной) культуры. Вот я рассказывала про котел из Гундеструпа. Абсолютно неважно, кем этнически был человек, который его сделал, потому что мы видим на нем переплетение местных кельтских верований с античными. Возможно, там даже можно увидеть изображения принесения в жертву быка, которое было принято в митраизме, в ту пору только начинавшего распространяться. С другой стороны, я только что рассказала про сюжет о превращении детей в лебедей. Есть несколько версий этой легенды. И кельты сумели это так описать, что человек со стороны считает легенду уже кельтской, хотя в действительности она не кельтская. Вернее, почему не кельтская? Кельты умели преломить чужой сюжет так, что он становился красивым, интересным, а местные предания переплетались с неместными адаптированными преданиями.
— Назовите три книги о кельтах, в которых лучше всего раскрыты разные стороны их жизни.
— Григорий Бондаренко написал книгу «Повседневная жизнь древних кельтов» для серии «Повседневная жизнь» издательства «Молодая гвардия». В той же серии есть, например, книга «Повседневная жизнь русской усадьбы XIX века». Это не равно «Повседневной жизни славян», хотя русскую усадьбу населяли именно славяне. Но чем больше временная дистанция, тем хуже видны детали и различия. Григорий Бондаренко это понимал и смущался. Но он немного обманул издательство и под видом «древних кельтов» написал о повседневной жизни средневековой Ирландии. С точки зрения издателей неправильно было относиться так к древним кельтам. Повседневная жизнь Галлии периода Римской империи — это одна жизнь, жизнь Галлии до Римской империи была иной, а жизнь каких-нибудь других кельтских племен совсем нам неизвестна. Но тем не менее это хорошая книга.
Я также рекомендую книгу «Кельты. История и культура» Гельмута Биркхана. Это книга про континентальных кельтов. Автор старается немножко обойти некоторые проблемы: в частности, он верит, что котел из Гундеструпа — кельтский, но это не так важно. В его работе содержится очень много полезного материала.
Еще есть книга Джона Коллиса «Кельты: истоки, история, миф». Автор среди прочих вопросов рассматривает и тот, который вы задавали: все ли галлы кельты и все ли кельты галлы? Боюсь только, что в русском издании могут быть несколько усеченные примечания, но текст автора сохранен. С одной стороны, в его книге рассказывается о кельтологии, приводятся хорошие фотографии, биографические данные тех людей, которые принимали участие в создании общекельтского мифа. С другой стороны, кратко пересказываются античные источники (то есть о кельтах мы узнаем с точки зрения таких античных авторов, как Страбон, Геродот, Цезарь, Павсаний). Помимо этого, там дается реконструкция мифов Британии. Автор в большей степени опирается именно на Британию, а не на Ирландию. В книге Коллиса нет только анализа ДНК, потому что тогда этого увлечения еще не было. Кто знает, может оно и к лучшему, потому что это направление еще очень несовершенно и излишне опираться на него, на мой взгляд, не стоит. Чего еще нет в этой книге? Красивых мифов о женщинах, которые ведут героев на смерть или в иной мир. С другой стороны, почему они должны быть?
— А женщины здесь причем?
— Ну, знаете, существуют романтики, желающие узнать красивые легенды про женщину-птицу или про героя, который пошел в иной мир, но не находят их. Или находят — но в некотором сдержанном и некрасивом виде, как у Миранды Олдхаус-Грин.
— Понятно, что выбор всегда зависит от целей читателя, а есть ли какой-то общий критерий, с помощью которого можно отличить добросовестное исследование от дурного?
— Я думаю, что ссылки на источники — очень важный момент. Также очень важен изобразительный ряд, потому что часто мы не имеем древних текстов, особенно когда речь идет о континентальных кельтах. Издают огромное количество книг с картинками, которые не всегда связаны с кельтами. Книга «Кельтские мифы и легенды» наполнена картинками, очень красивыми, но там есть изображения древних рельефов, многие из которых совершенно не кельтские, а также кельтской керамики. И еще там есть картины прерафаэлитов, которые очень любили кельтские изображения. Я обратила внимание на картину «Всадники сида» Джона Дункана — составительница книги Крючкова пишет, что она не датирована. Но Джон Дункан — известный художник, и картина его широко известна, а написана она в 1911 году. Почему же Крючкова написала «дата неизвестна»? Я подумала, что она это сделала намеренно, чтобы показать, что тут просто реконструкции, чтобы читатель на сознательном или бессознательном уровне понял, что все это написано только ради его развлечения.
В рукописи середины XII века под названием «Лейнстерская книга» есть знаменитое латинское завершение саги «Похищение быка из Куальнге». Сначала на ирландском языке писец пишет: «Благословен будет тот, кто передаст эту сагу, не изменив в ней ни слова, ни строчки». А затем вдруг пишет на латинском: «Но я, который ее записал, не верю ни одному слову, написанному там. Иное написано по наущению дьявола, а иное написано просто для развлечения глупцов». И если писец XII века понимал, что средневековым глупцам нужны эти легенды, то в XXI веке Крючковы понимают это еще лучше.
Еще есть такой неочевидный критерий. Например, в упомянутой книге Бондаренко «Повседневная жизнь древних кельтов» указано: «Копирайт Г. Бондаренко» — и больше ничего. В книге Нины Живловой «Мир святого Колумбы. Раннесредневековая Ирландия и Британия глазами монахов с острова Иона» стоит ее копирайт и издательский. А в книге «Кельтские мифы и легенды», в самом ее начале, говорится: «Ни один знак не может быть воспроизведен без разрешения, права защищены». Вы удивитесь, но это говорит о том, что сам автор подходит к делу несерьезно. Тем более что в этой книге я нашла отрывок из нашего совместного со Шкунаевым перевода саги «Похищение быка из Куальнге» безо всякой ссылки на меня. Бондаренко и Живлова — серьезные ученые, поэтому они всех этих страшных вещей про разрешение и воспроизведение не пишут. То же и с русским изданием Миранды Олдхаус-Грин: «Незаконное воспроизведение книги будет преследоваться по суду». А я нашла там кусок своего перевода из саги «О ссоре двух свинопасов». Мне не жалко, тут не материальный вопрос и не вопрос славы. Это даже занятно. Переводчица книги Миранды Олдхаус-Грин в принципе могла бы перевести с английского своими словами, но у нее, выходит, мало слов.
— А какие книги точно не стоит читать и почему?
— Книга Миранды Олдхаус-Грин вызвала огромную полемику. Она находится на грани между честной популяризацией и невероятными фантазиями. Наши издатели сделали нехорошо. В оригинале книга называется «Реконструкция древних верований», а они придумали подзаголовок: «до фейри и друидов». Это же надо было такое выдумать? В оригинале этого, слава богу, нет. Читатели покупали эту книгу и на портале «Литрес» оставляли свои нелестные замечания, поскольку были недовольны тем, что она недостаточно популярно написана, тем, что предания пересказываются так, будто бы они берутся в кавычки, и тем, что там ничего нет про фейри. Для некоторых читателей книга оказалась слишком сложной, хотя это не так. При этом с полиграфической точки зрения книга издана очень хорошо: в ней нет картинок с неизвестной атрибуцией, Миранда Грин в основном опирается на археологию. И все равно это на грани.
Вот другой пример. Во время работы на семинаре «Лаборатории ненужных вещей» я стала больше заниматься темой образа Бригиты — как языческой богиней, так и христианской святой. Я написала статью, которая выйдет в журнале «Фольклор» (Тарту). В ней я пишу о том, сколько фантазий возникает вокруг святой Бригиты. Одна книга про ритуалы Бригиты меня особенно заинтересовала: Brigid: History, Mystery, and Magic of the Celtic Goddess. Это не имеет отношения ни к святой Бригите, ни к богине из языческого пантеона (о которой, к слову, мы не знаем ничего — в отличие от других богов). Возникает наращивание общей мифологической идеи. Причем, как я с удивлением увидела в этой книге, святая Бригита объединяет сообщества не в Ирландии, а в Америке. В Америке очень много выходцев из Ирландии, в свое время эмигрировавших. Это началось в XVII веке (кстати, день святого Патрика впервые начали праздновать не в Ирландии, а в Америке, если не ошибаюсь, в Бостоне). В этой книге описывается какой-то «восьмиугольник святой Бригиты», специальные масла, какой-то человек, который чувствует в эту минуту особое состояние, впадает в транс и пророчествует. Про это книгу можно сказать: «Какой ужас!» А с другой стороны, почему ужас? Это ведь некоторое развитие эзотерической мысли, здесь не требуется от людей делать что-то ужасное. Люди выкапывают какие-то нюхательные масла, считают, что от этого они погружаются в своих предков, а в кого-то из них воплощается Бригита, и ничего страшного в этом нет, хуже от этого никому не становится.
— Это какая-то глупость! Зачем вообще такое читать?
— А я, как видите, купила и читала: книга была мне интересна как феномен того, во что все это превращается. Статью я заканчиваю идеей о том, зачем нужны такие сообщества. В интернете я нашла много фотографий, на которых видно, как сейчас празднуют день святой Бригиты. Я обратила внимание на то, кто изображен на этих фотографиях: преимущественно одинокие пожилые женщины (иногда мужчины), у которых достаточно сил и средств для путешествий. Но все равно это одиночество. Они объединяются по принципу общих интересов, делают куклы и кресты святой Бригиты. Собираются в определенный день, все друг друга знают. В Килдаре есть общество «Свет святой Бригитты», его члены тоже имеют обыкновение собираться, танцуют что-то наподобие индийского танца. Зачем все это? Чтобы в хорошем смысле победить одиночество и восстановить разрушившиеся связи, которые раньше были в фольклорной общности, — грубо говоря, в одной деревне или в семье в широком смысле слова.
— Складывается впечатление, что, когда мы с вами говорили про кельтов, вы проявляли излишний скептицизм, а когда заговорили про книги, вы обнаружили какую-то небывалую открытость всему. Поэтому спрошу о художественных книгах, в основу которых легли кельтские мифы. Все ли они дают превратное представление о культуре кельтов или в них тоже можно найти что-то полезное?
— Если под художественной книгой вы понимаете fiction, то тут разные бывают вещи. Я читала один роман, где действие происходит возле Ньюгрейнджа. Там описывается любовный треугольник. Любовник героини — археолог. Они гуляют возле Ньюгрейнджа, и он ей говорит: «Посмотри на эти камни, они появились здесь в четвертом тысячелетии до нашей эры». Она восклицает: «Не может быть! Ты же говорил, что они относятся к третьему тысячелетию». Он говорит: «Новые данные позволяют сказать, что это относится к четвертому тысячелетию». И дальше под видом их любовной беседы дается верная датировка. По тому, как это описывается, понятно, что автор там была и, возможно, даже принимала участие в археологических раскопках. После этого из кургана появляется бог юности Энгус. И кончается все тем, что он разделяется на две сущности и вступает с девушкой в интимные отношения. В действительности на том месте давно музей, но героям как-то удалось потревожить этого бога. В результате он вышел и стал с ними общаться. Сначала они не понимали, что это Энгус. Но потом Энгус вступил в любовные отношения не только с ней, но и с ее возлюбленным, который ей сказал, что ничего лучшего он в жизни своей не видел. Как к этому относиться? Да никак! Нормально. Я прочла с интересом, потому что археологический и исторический пласт там очень точно определен. А дальше оживает древнеирландский бог юности, начинается крутая эротика. В результате героиня забеременела, причем непонятно, от кого-то из участников этого треугольника или же от бога Энгуса. Я, к сожалению, не помню, что это за книга, я купила ее где-то на развале у метро.
1900-е. Вход в Ньюгрейндж