В конце прошлого года на русском вышел перевод книги Дебры Нейлз «Люди Платона: просопография Платона и других сократиков» [«Горький» опубликовал интервью с автором. — Прим. ред.]. Это краткий справочник персоналий, действующих или упомянутых в диалогах Платона. Хотя сам Платон жил в IV веке, большая часть его героев — современники Сократа, то есть они живут и действуют в V веке. Читателям Платона они были хорошо известны, а вот мы про них, как правило, мало что знаем. Между тем Платон изображал в своих произведениях рассуждения конкретных людей; именно доводы этих людей, а не абстрактные доводы опровергает Сократ в диалогах. По словам Дебры Нейлз, часто именно личность сократовского собеседника задает «диапазон убедительных интерпретаций».
Для этого материала мы отобрали из целого батальона «людей Платона» (их в книге более шестисот) двадцать одного древнего грека — тех, чьими именами названы разные диалоги, и попытались понять, о чем и зачем с ними беседует платоновский Сократ. Часто ответить на такой вопрос с уверенностью невозможно; мы старались оставаться в «убедительном диапазоне», в рамках которого, впрочем, все равно возможны колебания. Мы оставляем за скобками вопрос об авторстве отдельных диалогов Платоновского корпуса: заметим лишь, что из упомянутых здесь текстов Дебра Нейлз относит к числу псевдоплатоновских обоих «Алкивиадов» и обоих «Гиппиев». В тексте используется понятие «драматическая дата» (или «дата действия»); ее не следует путать с датой написания диалога — вопрос, которого мы здесь не касаемся. Все даты — до Р. Х., кроме указанных отдельно.
Материал подготовлен доцентом НИУ ВШЭ Ольгой Алиевой при участии Романа Соловьева, Алины Жуковой, Кирилла Прокопова и Софьи Порфирьевой.
1. Алкивиад из Скамбонид: одиозный профанатор и авантюрист
Диалоги: «Протагор», «Пир», «Алкивиад I», «Алкивиад II», упомянут в «Горгии» и «Евтидеме»
Алкивиад происходил из богатой и могущественной семьи; его отец погиб при Коронее в 446 г., и Алкивиад с братом Клинием перешли под опеку Перикла. Платон очень любит ссылаться на этот пример, говоря, что демократический лидер Перикл не сделал лучше никого из сограждан — наоборот, многих развратил. Алкивиад был инициатором Сицилийской экспедиции 415 года, незадолго до которой он оказался замешан в скандале: его с товарищами обвинили в осквернении герм и профанации мистерий. Самому Алкивиаду этот скандал не был на руку, так что неясно — то ли он не смог оценить последствий кощунственной выходки, то ли все дело состряпали его недоброжелатели. Как бы то ни было, он отрицал свою причастность и требовал немедленного суда, но в нем ему отказали; в итоге флот вышел в море, возглавляемый военачальниками, над одним из которых висело тяжкое обвинение. Вскоре Алкивиад был отозван назад в Афины для суда, но по пути сбежал, опасаясь за свою жизнь. Его таланты оказались на службе у Спарты, а затем и у персов. Что до сицилийского похода, то он обернулся для Афин катастрофой — они потеряли большую часть флота и тысячи гоплитов.
Платоновский Сократ несколько раз признается в любви к этому одиозному персонажу, причем в «Горгии» он говорит, что Алкивиад не виновник нынешних афинских бед, а самое большее — соучастник. Ксенофонт и Исократ настаивают, что Алкивиад не был учеником Сократа, Платон же часто изображает их вместе либо в одном кругу. Значит ли это, что ответственность за бесчинства Алкивиада несет «развратитель юношей» Сократ? Возможно, многие именно так и считали, но у Платона картина чуть сложнее. В диалоге «Пир» (действие которого происходит в 416 году, незадолго до сицилийского похода) пьяный и шумный Алкивиад нарушает размеренный ход показательных выступлений с восхвалением Эрота и устраивает своего рода профанацию: рассказывает всем о том, как он безуспешно добивался любви Сократа. Вне зависимости от того, считал ли Платон его причастным к позднейшему осквернению таинств, в «Пире» он явно пользуется этим сюжетом. Профанация таинств, по всей видимости, заключалась не в их пародировании (в духе «всепьянейших соборов» Петра I), а в том, что они справлялись в частном доме, а не в святилище. Тем самым Алкивиад (если он к этому причастен) демонстрировал тираническое желание присвоить то, что ему не принадлежит. Та же история, согласно Платону, происходит у них с Сократом. Разглядев в философе «золотое изваяние», он хочет заполучить его — и терпит неудачу. Но это не мешает Платону сделать именно Алкивиада автором еще одной похвалы, завершающей диалог: похвалы Сократу, который оказывается олицетворением единственной подлинной любви — «любви к мудрости».
Мраморная посвятительная статуя жрицы у пальмового дерева с печенью для гаданий в руках. 25–400 гг. до Р. Х. Статую ассоциируют с Диотимой, жрицей из Мантинеи, упомянутой в платоновском “Пире”, хотя это чистая спекуляция
2. Гиппий Элидский: человек, который почти всё знал
Диалоги: «Протагор», «Гиппий Больший», «Гиппий Меньший», упомянут в «Апологии»
Гиппий был не только софистом, но и послом: «Всякий раз, как Элиде нужно бывает вести переговоры с каким-нибудь государством, она обращается ко мне», — говорит он в «Гиппии Большем». Поскольку Элида была союзником Спарты в Пелопонесской войне в период до и после Никиева мира (421–416), то именно на этот период приходится драматическая дата обоих «Гиппиев»: присутствие Гиппия в Афинах во время войны маловероятно. Впрочем, нет никакой уверенности в том, что автор (или авторы) «Гиппиев» всерьез относились к историческому правдоподобию изображаемых бесед. Гиппий — первый «энциклопедист»: среди его многочисленных компетенций в диалогах упомянуты арифметика, астрономия, геометрия, музыка, поэзия и толкования поэтов, правописание, наука о родословных, история заселения колоний, искусство спора, риторика, мнемотехника, искусство резьбы по камню и даже ткачество. Он также признается, что лучше всех умеет преподавать добродетель. Хотя Гиппий младше Протагора, он зарабатывает гораздо больше: лишь «изоляционисты» спартанцы не хотят платить за его услуги, потому что у них не принято давать сыновьям чужеземное воспитание. В диалоге «Гиппий Меньший» Сократ заставляет Гиппия признать, что в любом из искусств специалист более способен на ложь, чем человек несведущий — ведь последний, желая солгать, может ненароком сказать правду. Стало быть, тот, кто лжет умышленно (Одиссей), должен быть более достойным, чем тот, кто случайно сказал неправду (Ахилл). Диалог заканчивается парадоксальным утверждением: «Достойному человеку свойственно чинить несправедливость добровольно, а недостойному — невольно». Гиппий не желает с этим соглашаться, но не может найти подходящих возражений.
3. Горгий Леонтинский: долгожитель, дипломат и оратор
Диалоги: «Горгий», упомянут в «Апологии», «Федре», «Меноне», «Гиппии Большем», «Пире»
Горгий был родом из восточной Сицилии, он впервые прибыл в Афины в 427 г. с посольской миссией (ср. ниже, Лахет). Цветистые речи Горгия изобиловали риторическими фигурами, которые впоследствии получили название горгианских. В Афинах у Горгия было много подражателей, среди них — трагик Агафон, насколько можно судить по его речи в «Пире» Платона. Некоторые античные источники говорят о ярком сценическом образе Горгия, который любил появляться перед публикой в пурпуре. Будучи настоящей рок-звездой своего времени, Горгий, в отличие от современных кумиров, умудрился прожить более 100 лет (возможно, дело в греческой практике разбавлять вино водой). В платоновском диалоге, названном его именем, Сократ расспрашивает Горгия о сущности искусства красноречия. Поскольку убеждением занимается и врач, и геометр, оказывается необходимым определить предметное поле красноречия — иначе «творец убеждения» окажется невеждой, убедительным только для таких же невежд. Чтобы этого избежать, платоновскому Горгию приходится признать себя экспертом в области справедливого и несправедливого (а ведь по словам Менона, он смеялся над теми, кто обещает научить справедливости!). Это признание вынужденное: чужеземец Горгий претендует на воспитание афинской элиты и не хочет, чтобы его «импортозаместили». Но это загоняет его в ловушку. Если бы красноречие было искусством справедливого, то никто из ораторов не мог бы обратить свое мастерство на дурные дела — а сам Горгий признает, что так оно часто и происходит. Горгий умолкает, и Сократ продолжает беседу с другими.
4. Евтидем с Хиоса: софист и на все руки мастер
Диалоги: «Евтидем»
Из диалога «Евтидем» мы узнаем, что Евтидем с братом Дионисодором переехал из своего дома на Хиосе в город Фурии (колония в Южной Италии, основанная по инициативе Перикла в 444/3 году). После поражения афинской армии на Сицилии (в 413 году) они бежали оттуда в Аттику. Хотя действие «Евтидема» происходит около 407 года, участники платоновского диалога все еще воспринимают их как чужеземцев. У Ксенофонта сообщается, что Дионисодор намеревался преподавать военное искусство; у Платона братья не только преподают искусство борьбы, но и «учат добродетели». «Мастера на все руки» произвели на Сократа такое впечатление, что он намерен стать их учеником. Его не пугает то, что мальчишки будут смеяться над стариком; он пытается и своего друга Критона склонить к обучению у братьев. Для этого он пересказывает Критону диалог, который состоялся накануне в Ликее. По просьбе Сократа Евтидем и Дионисодор должны были продемонстрировать юноше Клинию, а также его поклоннику, задиристому Ктесиппу, «что следует заниматься философией и заботиться о добродетели». В ответ братья засыпали юношей эристическими доводами, так что Сократу пришлось самому дать пример того, как следует вести такого рода рассуждения. Платон здесь демонстрирует отличие диалектического метода от эристического, и в диалоге можно увидеть намек на то, почему он это делает. Критон признается, что накануне он беседовал с «мужем, искусным в судебных речах» (принято считать, что имеется в виду Исократ), который называет такого рода философию «самым никчемным делом» и не видит разницы между софистами и Сократом.
5. Евтифрон из Проспальты: благочестивый клерух, обвинивший отца в убийстве
Диалоги: «Евтифрон»; упомянут в «Кратиле»
Начало Евтифрона в древнейшей сохранившейся рукописи 895 г. Codex Clarkianus 39. Оксфорд, Бодлеанская библиотека
Сократ беседует с Евтифроном незадолго до собственного суда и казни, то есть в 399 году. Оба пришли к Царскому портику, где заседал архонт-басилевс: Сократ — как обвиняемый, Евтифрон — как обвинитель. На момент беседы Евтифрону уже около 45 лет, и он упомянут как «прорицатель», т. е. своего рода специалист по благочестию. Родом из Проспальты в Аттике, Евтифрон вместе с отцом владел участком земли на острове Наксос в Эгейском море (такие колонии назывались клерухиями, а сами колонисты — клерухами). Работник отца, напившись, убил одного из рабов, за что отец связал его и бросил в канаву. Пока отец ждал распоряжения из Афин, как поступить с преступником, от холода и голода связанный работник умер. Вот почему теперь Евтифрон обвиняет отца в убийстве. Несмотря на то, что всю родню возмутило обвинение Евтифрона, он убежден, что лучше всех отличает благочестивое от нечестивого. Сократ, который сам должен отвечать на обвинения в нечестии, начинает его расспрашивать. Одно из определений Евтифрона звучит так: благочестие — это то, что любят боги. Но ведь между богами возможны споры и несогласия? Значит, мнение одного бога не может быть мерилом благочестия. Евтифрон уточняет: это то, что любят все боги. Но Сократ вновь ставит его перед дилеммой: благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, или же благочестиво потому, что любимо? Оказывается, что благочестивое и богоугодное — разные вещи, и специалист по благочестию вынужден сделать вид, что спешит по неотложному делу. При этом не следует забывать, что никаких свидетельств об исторической реальности фигуры Евтифрона у нас нет, и тождество Евтифрона в «Евтифроне» с Евтифроном из «Кратила», которое Дебра Нейлз считает очевидным, не добавляет реальности нашему персонажу...
6. Ион Эфесский: самый искусный толкователь Гомера
Диалоги: «Ион»
В одноименном диалоге Сократ обращается к Иону как к очень известному человеку, и тем не менее, как и в случае с Евтифроном, все наши знания об этой фигуре исчерпываются данным текстом. Из него мы узнаем, что Ион — рапсод, который «объясняет Гомера лучше всех» (такую характеристику он дает себе сам — это предмет его необычайной гордости), родом из Эфеса. Перед встречей с Сократом (Дебра Нейлз указывает, что время действия диалога — 413 год) Ион побывал в Эпидавре, где на празднествах, посвященных Асклепию, победил в состязаниях рапсодов. Беседа строится вокруг одного вопроса: в чем состоит мастерство рапсода? Владеет ли он каким-либо искусством или действует по божественному наитию и одержим богами? Ион на протяжении всего диалога пытается доказать, что он толкует Гомера благодаря особым знаниям и умениям, но не может объяснить, в чем они заключаются. До последнего он старается защищать эту точку зрения, отвергая гипотезу Сократа о том, что рапсод в своей деятельности, как и провидец, одержим богами и не владеет никаким искусством. В конце диалога Сократ угрожает Иону тем, что расскажет всем о его лжи, и тем самым заводит рапсода в ловушку. Из нее тот может выйти, сохранив имя и право на толкование Гомера, только при условии, что согласится с собеседником и примет его точку зрения, — Ион вынужден признать свою одержимость.
Стена дома с изображением Сократа. I в. по Р.Х., Эфес
7. Кратил Афинский: последователь Гераклита, переставший говорить
Диалоги: «Кратил»
По словам Аристотеля, Платон «смолоду» был знакомцем Кратила (род. ок. 450 г.), который развил учение Гераклита о текучести чувственно воспринимаемых вещей. Поскольку из-за текучести истинные высказывания невозможны, Кратил, как говорит Аристотель, «под конец только шевелил пальцем». Однако в диалоге Кратил еще не похож на того экстремиста-«текучника», о котором писал Аристотель и который оказал влияние на Платона. В беседе с Сократом, посвященной «правильности имен», Кратил утверждает, что существует «правильность имен, присущая каждой вещи от природы», поэтому «кто знает имена, тот знает и вещи». Кратил не спорит, что «учредители имен» давали эти имена так, «как если бы все сущее шествовало, неслось и текло», однако непохоже, чтобы эта мысль заставила его отказаться от слов вообще. Одно из возражений Сократа в конце диалога заключается в том, что если природа вещей вечно ускользает, то ни именование, ни познание их невозможно. Высказывалось предположение, что это разговор с Сократом — а не Гераклит! — довел «под конец» Кратила до безмолвного шевеления пальцем. Так ли это? Вопреки традиции датировать действие «Кратила» последним годом жизни Сократа (399 год), Дебра Нейлз относит его к периоду до 422 года: отец Гермогена, Гиппоник II, еще жив, так что сын пока не располагает отцовским имуществом. В этом случае Кратил, молодой еще человек на момент беседы, должен был родиться в 450–440 годах. Аристотель, прибывший в Афины в 367 (366) году, мог лично встречать эксцентричного старца (про дату смерти Кратила мы ничего не знаем), но нельзя исключать и того, что его свидетельство основано на платоновском диалоге. Отметим, что есть исследователи, в отличие от Дебры Нейлз считающие Кратила литературным персонажем.
8. Критий III: потомок Солона, рассказавший миф об Атлантиде
Диалоги: «Тимей» и «Критий»
Критий — очередной пример изображения в диалогах родственников самого Платона (ср. ниже, Хармид). При этом Крития III (род. ок. 520 г.), участника диалогов «Тимей» и «Критий», следует отличать от Крития IV (род. в 460 г. или позже), участника «Протагора» и «Хармида». Критий IV — лидер Тридцати тиранов, поощрявший убийства, конфискации и изгнания. Критий III — его дедушка, бывший кандидатом на остракизм в 480 г. (как выяснилось благодаря найденному в 1936 г. остраку, то есть глиняному черепку). Таким образом, Критий III был современником и, надо полагать, противником знаменитого Фемистокла (род. ок. 524) г., разбившего персов при Саламине. Хотя Фемистокл был одной из звезд афинской демократии, Сократ в «Горгии» говорит о нем как о виновнике афинских бед (наряду с Периклом и Кимоном). Критий III должен воплощать в себе все противоположные качества. В «Тимее» Сократ говорит о Критии и Тимее (см. ниже), что они «по природе и по воспитанию равно причастны философским и государственным занятиям».
Именно Критий в «Тимее» и «Критии» рассказывает завораживающий миф об Атлантиде. По его словам, он слышал этот миф от своего деда Крития II, тот — от своего отца Дропида, а Дропид — от Солона, которому он приходился родственником. Солону же об этом поведал некий египетский жрец, основываясь на письменном предании египтян. В мифе говорится о противостоянии «древних Афин» с могучей морской державой, Атлантидой; хотя речь идет о событиях 9 000-летней давности, «древние Афины» очень напоминают по государственному устройству описанное у Платона в «Государстве» (книги II–V). Об этом сходстве прямо говорит Критий, и именно оно заставляет его вспомнить о рассказе деда. Таким образом, платоновский набросок государственного устройства как бы оживает, и мы можем увидеть его государство «в движении». Но сказание не только позволяет Платону поместить своей проект «во время оно», но и высказаться насчет недавней афинской политики. Дело в том, Атлантида — противник «древних Афин» — удивительно похожа на классические Афины, которые «оказались не в состоянии выносить свое богатство и утратили благопристойность».
9. Критон из Алопеки: друг и ровесник Сократа
Диалоги: «Критон», «Евтидем», «Федон», присутствует в «Апологии»
Мы ничего не знаем о родителях и семье Критона, и можно предположить, что он добился всего своими силами. Его значительное благосостояние покоилось на хорошо управляемом сельском хозяйстве, которое не пострадало даже во время Пелопонесской войны. Достаток позволил ему жениться на женщине хорошего происхождения — видимо, уже ближе к сорока годам. В диалогах упоминаются двое его сыновей — Критобул (род. около 425 года) и Архестрат (около 419). Он очень заботится об их воспитании, но — судя по «Евтидему» — непохоже, чтобы оно было поручено Сократу. И Платон, и Ксенофонт изображают Критона как одного из ближайших друзей Сократа: в «Апологии» он готов поручиться за Сократа и заплатить штраф; в «Критоне» уговаривает его бежать (и готов взять на себя связанные с этим расходы); в «Федоне» именно Критону Сократ дает последние распоряжения. Согласно поздней традиции Критон по просьбе Сократа выкупил из рабства Федона. Близость Критона и Сократа послужила тому, что впоследствии Критон стал восприниматься как один из «сократиков», и Диоген Лаэртский даже приписывает ему какие-то диалоги. Но, как справедливо замечает Дебра Нейлз, «сомнительно, чтобы они вообще когда-то существовали».
Жак-Луи Давид, Смерть Сократа, 1787
10. Лахет из Эксоны: военачальник и боевой товарищ Сократа
Диалоги: «Лахет», упомянут в «Пире»
Старший современник Сократа, Лахет — опытный полководец. К 424 году, когда разворачивается действие диалога, названного его именем, он уже вернулся из экспедиции, куда был отправлен афинянами в 427 году в качестве военачальника (именно тогда оратор Горгий приехал в Афины просить о помощи для родного города Леонтины против Сиракуз и получил ее). Лахету пришлось вернуться в 425 году, когда союзники Афин попросили о замене командующего. На родине его ждал коррупционный скандал, на который намекает Аристофан в «Осах»: демократический лидер Клеон обвинил его в растрате сицилийских денег. Сам Аристофан, похоже, считает, что нападки эти спровоцировала жадность самого Клеона. Как бы то ни было, Лахета оправдали. В битве при Делии (осень 424 года) Лахет отступал рядом с Сократом, причем Лахет отмечает исключительное мужество Сократа, а Алкивиад в «Пире» говорит, что Сократ проявил даже большее самообладание, чем Лахет.
В диалоге «Лахет» двое афинских граждан, Лисимах и Мелесий, выясняют, как дать своим сыновьям наилучшее образование. Оба мужчины — дети выдающихся военачальников (Аристида и Фукидида соответственно), но сами они ничем особенным не выделились. Теперь они хотят избежать ошибок своих отцов, которые больше заботились о делах города, чем о детях. В качестве консультантов они привлекают двух опытных военачальников — Лахета и Никия, а также Сократа. Действие диалога происходит зимой 424 года, вскоре после событий при Делии. Лахет так уважает Сократа, что готов вместе с ним искать определение мужества: он гневается, когда речи человека не соответствуют его поступкам. Он уверен, что его собственные речи о воспитании мужества как нельзя лучше соответствуют делам. Что касается дел, то Сократ их не подвергает сомнению, чего не скажешь про речи: ни одно из определений, предложенных Лахетом, Сократа не удовлетворяет. Тот сердится на Никия, которому словно бы удалось продвинуться в определении чуть дальше, и признает свою несостоятельность в вопросах воспитания.
11. Лисид из Эксоны: мальчик, которому не разрешали брать папину колесницу
Диалоги: «Лисид»
Лисид лишь немного младше Платона, и они вполне могли быть знакомы лично. Вероятно, его знали и другие члены Академии: судя по археологическим памятникам, Лисид вырос, женился, воспитал детей и умер в Афинах. В Археологическом музее Пирея сохранилась надгробная ваза, на которой пожилой бородатый Лисид пожимает руку своему сыну. В платоновском диалоге, действие которого разворачивается около 409 года, Лисиду примерно тринадцать лет. Он так красив, что его друг Гиппотал совсем потерял голову — пишет в его честь стихи и поет песни «пронзительным голосом». Сократ берется научить незадачливого поклонника правильно разговаривать с возлюбленными. Он заводит с Лисидом и его другом Менексеном разговор (дело происходит в палестре, где мальчики собрались по поводу праздника в честь Гермеса). Сократ спрашивает Лисида, все ли разрешают ему любящие родители. Оказывается, что нет: Лисиду нельзя кататься на колеснице отца и править упряжкой мулов — для этого есть возница и погонщик, оба рабы. Более того, свободный юноша Лисид должен повиноваться своему воспитателю, тоже рабу, и учителю в школе. Мать запрещает ему играть с ткацким станком, но Лисид не сетует на все эти ограничения: «Я еще недостаточно взрослый», — говорит он. С другой стороны, ему можно играть на лире, читать и писать — значит, дело не в возрасте, а в разумении. Как только Лисид начнет разбираться во всем лучше отца, ему поручат весь дом, а когда афиняне увидят, что он вполне разумен, они доверят ему управление делами города. Огорченный Лисид вынужден признать, что он многого не знает и нуждается в учителе. Гиппотал, молча наблюдавший за разговором, должен усвоить урок: возлюбленных надо не хвалить, а подавлять. Остальную часть диалога занимает беседа Сократа с Менексеном: они пытаются дать определение дружбе.
Лутрофор (надгробная ваза) с изображением Лисида и его семьи. Здесь он пожилой бородатый мужчина, который сидит в середине, пожимая руку своему сыну. Археологический музей Пирея