Издательство «Гиперион» уже скоро как тридцать лет публикует переводы важнейших памятников японской, корейской и китайской литературы, а также знакомит читателей с произведениями современных авторов дальневосточного региона. По просьбе «Горького» журналистка Валерия Давыдова-Калашник поговорила с основателем «Гипериона» Сергеем Смоляковым и узнала, с чего все начиналось, какие редкости содержатся в издательском каталоге и каких еще сюрпризов ждать. Предлагаем ознакомиться с ее материалом.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

— Расскажите, как так вышло, что вы начали издавать японскую литературу. Это ведь было еще до создания «Гипериона»?

— Это странная и запутанная история, потому что не имеет ничего общего с моим образованием. По профессии я технарь, но всегда увлекался литературой и даже ходил в знаменитое ЛИТО Вячеслава Абрамовича Лейкина (существует до сих пор). После армии я решил, что не буду работать по специальности, поскольку это стало мне неинтересно. Я работал крановщиком, водителем автобуса, матросом рыболовного сейнера на Камчатке — что называется, метался. А потом очень вовремя случилась perestroika, все перевернулось с ног на голову, и появились возможности заняться самообразованием и вообще тем, чем хочется заниматься.

До этого я, конечно, читал, как и все, очень популярные в то время переводы японской классики. Японской литературе вообще повезло на великолепных переводчиков классической советской школы, впрочем, как и китайской, но до перестройки печатались в основном китайские пролетарские писатели, не считая, конечно, таких знаменитых произведений, как «Речные заводи» и «Троецарствие». Но, например, поэзия Басё произвела очень сильное впечатление на все тогдашнее общество. Как тогда шутили «Басё — наше всё». Я помню, как мы ночью стояли в очереди в книжный магазин «Подписные издания» для того только, чтобы утром первыми подать заявку на книгу, которая будет издана через год. И неизвестно еще, будет ли она вообще издана.

Все началось, когда я впервые увидел иероглифический текст. Мне стало интересно, как он воспринимается носителями языка — явно не так, как читателями текстов, написанных буквами. Я пытался проанализировать, в чем может быть отличие, и объяснил это для себя следующим образом. Текст, составленный из букв, полностью растворяется в них. Буквы похожи на кирпичи, из которых можно сложить дворец, а можно и сарай. Они лишены индивидуальности. Иероглифы — другое дело. Каждый из них, хотя бы раз появившись в тексте, влияет на него как бы самим фактом своего нахождения в нем. Если проще, то, например, иероглиф «кошка», возможно, придает всему тексту некое свойство кошачести, воспринимаемое подсознательно. Такой текст порождает гораздо более яркие эмоции, насыщен несравненно более яркими аллюзиями, порождает больше ассоциаций. Профессионалы меня, скорее всего, засмеют, но из песни слов не выкинешь — я и сейчас так думаю. В общем, с этого все и началось. Я начал изучать язык сначала самостоятельно, потом закончил курсы, потом набрался духу и пришел в Институт востоковедения к Владиславу Никаноровичу Горегляду, попросил разрешить мне посещать занятия у него на кафедре (он тогда был заведущим кафедрой японской филологии в СПбГУ) в качестве вольнослушателя. Сейчас-то я понимаю, какой это было наглостью, но тогда я был относительно молод и хотел учиться. Вместо того чтобы выгнать меня, странного и подозрительного человека с улицы, Владислав Никанорович после получасового (!) разговора написал записку, в которой попросил преподавателей пускать меня к себе на занятия. И я ходил на лекции к тем, кто меня пустил. Таких было немного, но я помню каждого, а некоторые из них впоследствии стали нашими авторами. Так что я могу сказать, что именно Владислав Никанорович стоял у истоков «Гипериона». Я с любовью вспоминаю этого великого человека и счастлив, что мне довелось, хоть и недолго, учиться у него.

Фото из личного архива С. В. Смолякова
 

В числе прочих моих увлечений были семинары в «Театральной лаборатории Вадима Максимова» и участие в работе его студии, которая существует до сих пор. Сейчас В. И. Максимов — профессор театральной академии, завкафедрой зарубежного театра. На его семинарах каждый разрабатывал свою тему; мою можно было определить как исследование мифологического сознания. Я решил опереться на японский материал и обнаружил в университетской библиотеке рукопись докторской диссертации Евгении Михайловны Пинус о японской мифологии с переводом и исследованием собрания мифов древнего памятника «Кодзики» («Записи о деяниях древности»). Я позвонил Владиславу Никаноровичу, рассказал о находке, а он мне ответил, что это, скорее всего, ошибка. Тогда я принес ему сделанную мною копию — оказалось, что эта рукопись Е. М. Пинус считалась утерянной. У меня в руках оказался единственный экземпляр... Я и до сих пор верю, что тогда случилось самое настоящее чудо.

«Кодзики» стали первой книгой, которую я выпустил в издательстве «Шар», где тогда работал главным редактором. «Шар» был «маленьким издательством при крупной трикотажной фабрике» (чего только не случалось в те легендарные времена!). Наша редакция значилась членами некоего кооператива. Я, кажется, был мастером по «станкам с ЧПУ».

Потом я познакомился с замечательным ученым, переводчиком, писателем и поэтом Александром Николаевичем Мещеряковым, с которым мы до сих пор дружим. Он вместе с Людмилой Михайловной Ермаковой перевел второй том «Кодзики». Его я издал уже в «Гиперионе». В дальнейшем мы издали много его переводов и несколько книг поэзии и прозы.

— Издательство «Шар» закрылось?

— Настало время, когда издательство решили закрыть, а нас уволить. К тому времени я не получал зарплату уже несколько месяцев и предложил рассчитаться со мной книгами. Мне с радостью отдали все, что еще лежало на складе. Там была, кроме «Кодзики», еще одна замечательная книга — «Сто стихотворений ста поэтов» в переводе Виктора Сановича.

Я попытался продать книги — и продал их оптом за бесценок в одну книготорговую фирму. На вырученные деньги купил компьютер — тогда это была новейшая машина, 486-й, зарегистрировал вместе со своей женой Еленой издательство, получил лицензию, и мы начали работать. Так в 1995 году появился «Гиперион». Если спросите, на что мы жили, мне очень трудно будет ответить на этот вопрос. Если в двух словах: голодно, но интересно. Мы занимались всем подряд — вплоть до изготовления меню для ресторанов. Нам очень помог В. Н. Горегляд. Он познакомил меня с представителем Японского фонда, с помощью которого мы издали всю серию «Литературные памятники древней Японии» и множество других интересных книг.

— Почему такое название — «Гиперион»?

— Моему старому другу, Павлу Вячеславовичу Дмитриеву, придумавшему это название, я подарил бутылку хорошего коньяка. Гиперион — это титан из греческой мифологии, олицетворяющий солнце. Назвать издательство, выпускающее японскую литературу, именем богини солнца Аматерасу, к счастью, не решились. Вот так появился «Гиперион».

— Друг по праву заслужил коньяк, название замечательное.

— Да, это правда. Вот только через какое-то время оказалось, что существует еще около десятка «гиперионов». Я помню, как в начале перестройки меня даже вызывали в отдел экономических преступлений. Я пришел туда, и мне сказали: «Расскажите, пожалуйста, кому вы продали красную ртуть». Я спросил: «А что это такое?» Они покопались в своих бумагах и спросили: «А вы кто? Вы этот „Гиперион“? Нет? Ах, вот тот. Извините. Хотите чаю?» Приятные молодые ребята. А еще был «Гиперион», который торговал секонд-хендом.

— Какой была следующая книжка после «Кодзики», которую вы издавали?

— Затем мы издали двухтомник «Нихон сёки» — древнеяпонский историографический трактат. После него — «Нихон рёики» в переводе А. Н. Мещерякова, «Оокагами» («Великое зерцало» — жизнеописание рода Фудзивара) в переводе Е. М. Дьяконовой, и еще несколько книг. Они составили серию «Литературные памятники Древней Японии».

Елена и Сергей Смоляковы — отец-основатель и мать-основательница «Гипериона». Фото из личного архива
 

— В японской серии есть удивительные находки, например «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу. Я была рада этому изданию, потому что единственное, которое нашлось в Москве, — в библиотеке имени Тургенева, и то первый томик кто-то так и не вернул.

— Как раз когда-то ночью за этим изданием я и стоял, чтобы оставить заявку. Помню, это пятитомник в переводе Т. Л. Соколовой-Делюсиной, в мягкой обложке и на дешевой бумаге. Гиперионовский «Гэндзи» — это переиздание, мы просто сделали книгу такой, какой она достойна быть: в трех томах, с отдельным томом приложений.

Татьяна Львовна — удивительный переводчик, ее хорошо знают в Японии, про нее там даже написали книгу. Сейчас она для нас готовит изумительный сборник прозы хайбун — этот жанр можно охарактеризовать как прозаические миниатюры со стихами (чем-то напоминающий дзуйхицу Сэй Сёнагон). Мы уже издали в ее переводах прозу Басё, дневник Идзуми-сикибу, «Горную хижину» Сайгё и много других книг.

— Есть у вас еще одно удивительное издание — «На своих двоих по тракту Токайдо» Дзиппэнся Икку. Это ведь чуть ли не знакомое каждому японцу произведение, но в России его, увы, до вас не издавал никто.

— Мне написала об этой книге Мария Владимировна Торопыгина и предложила связаться с переводчицей Анастасией Борькиной. Я всегда прислушиваюсь к мнению профессионалов, особенно тех, с которыми давно и близко дружу. Поэтому я связался с Анастасией, она прислала рукопись — и я совершенно обалдел. Это шедевр, великолепно написанный и блестяще переведенный.

Я подумал: если не издать такое, то зачем вообще заниматься книгоизданием? И мы постарались — сделали красивую книгу со множеством аутентичных иллюстраций. Я до сих пор, когда держу в руках «На своих двоих по тракту Токайдо», не верю, что эту книгу издали мы. Впрочем, я чувствую то же самое, взяв в руки и другие наши книги.

— Продолжая разговор о японской линейке, у вас очень необычный выбор авторов: Нацумэ Сосэки, Дзюнъитиро Танидзаки, Дадзай Осаму и другие литературные столпы эпохи Мэйдзи. Причем выбраны именно те произведения, которые препарируют эпоху перехода: закончилась эпоха Эдо, когда Япония была изолированной и аграрной, и началась новая эра технологического прогресса и открытия границ. Так случайно сложилось?

— Этот переход своего рода перестройка, такая же как была у нас, только гораздо более интенсивная — не просто с экономическими трудностями и политическими пертурбациями, но и с гражданской войной. Судя по всему, не я выбрал авторов этого времени, их выбрало само время. То была трудная, но плодотворная эпоха, и она взрастила своих гениев.

— Есть у вас и редкие произведения — например, «Путаница», роман эпохи Хэйан.

— «Путаницу» перевела Мария Владимировна Торопыгина. Это уже второе издание. Марина Владимировна издала у нас несколько книг, в том числе еще один доселе не переведенный на русский язык памятник эпохи Хэйан «Кара моногатари» и «Бухту песен» — исследование японской поэзии, куда вошла никогда ранее не издававшаяся на русском языке поэтическая антология, созданная в ту же эпоху.

— Расскажите, как устроена покупка прав на такие книги — древние памятники литературы, произведения писателей нового времени и современных авторов.

— На древнюю японскую литературу и на произведения эпохи Хэйан, как вы понимаете, права находятся в свободном доступе, нужен только договор с переводчиком.

По закону авторские права защищаются в течение пятидесяти лет после смерти автора, но не всегда. Например, права на наследие Юкио Мисимы были продлены еще на двадцать лет. Можно заключить прямой договор с автором или с его наследниками, но существуют и литературные агентства, защищающие авторские права. Мы работали с Sakai Agency, у них есть филиалы не только в Японии, но и в Лондоне.

Что касается заключения договоров с современными зарубежными авторами, то сейчас это большая проблема. Заключить договор я могу — если со мной захотят его заключить, — а вот выплатить авторский гонорар не смогу. Поэтому нам пришлось сократить работу с корейскими авторами, о чем я очень жалею. Невозможно выслать гонорар автору за рубеж, а если дело касается гранта, то его невозможно получить. Книги современных иностранных авторов выходят, значит, вероятно, есть какие-то схемы, но мне о них ничего не известно.

— Есть ли среди японской линейки книги, которые именно «Гиперион» издал впервые?

— Таковы почти все наши книги. Вся серия «Литературные памятники древней Японии» из 11 томов, вся серия «Terra Nipponica» из 35 наименований, вся серия «Японская классическая библиотека» из 27... Это только серийные издания, но были и есть уникальные книги, выпущенные вне серий, и их очень много, — всего мы издали больше 600 книг, и переизданий у нас меньше 5%. Я не перечисляю конкретные книги, это заняло бы слишком много времени. Они все есть в каталоге на нашем издательском сайте.

Я бы хотел поподробнее рассказать о серии «Японская классическая библиотека». Она в первую очередь обращена к любителям изящной японской словесности и состоит из небольших томов, каждый из которых знакомит читателей либо с одним из традиционных жанров, либо с творчеством одного из классиков японской литературы. В этой серии приняли участие все наши самые известные японисты, ученые и переводчики. Основу серии составляют великолепные переводы Александра Аркадьевича Долина, прекрасного поэта, писателя и ученого, недавно выпустившего (увы, не в нашем издательстве) восьмитомное собрание японской поэзии — работа поистине грандиозная. Кроме А. А. Долина в серии приняли участие такие корифеи-японисты, как А. Н. Мещеряков, М. В. Торопыгина, Т. Л. Соколова-Делюсина, И. В. Мельникова, Г. М. Дуткина, покойные А. М. Кабанов, И. А. Боронина, К. Г. Маранджян и многие другие. Почти все книги этой серии уже стали библиографической редкостью.

Фото из личного архива С. В. Смолякова
 

— Издательство изначально было заточено на перевод японской литературы, но постепенно начали появляться другие линейки — корейская, китайская. Почему решили издавать и их?

— Мы никогда не говорили, что «Гиперион» — издательство только для японской литературы. Письменность всех стран дальневосточного региона основывалась на китайских иероглифах. Китайский письменный язык — своеобразная латынь Востока. Поэтому решение издавать не только японцев было вполне естественным. Мне посчастливилось познакомиться с Аделаидой Федоровной Троцевич, замечательным ученым-корееведом и переводчиком. Начали мы наше сотрудничество с десятитомника классической корейской литературы, вышедшего под ее редакцией. Затем мы стали издавать современных корейских авторов — всего выпустили уже около тридцати наименований. Мы плотно сотрудничали с корейскими фондами, с нашим российским Институтом переводов и с Федеральной программой поддержки книгоиздания.

Китайскую литературу мы тоже стали издавать благодаря счастливому знакомству. Мы познакомились с Игорем Егоровым, к сожалению ныне покойным, переводчиком современной и классической китайской литературы. Именно он открыл российскому читателю Мо Яня — он перевел его книгу еще до того, как тот стал нобелевским лауреатом. И. Егоров познакомил меня с Алексеем Анатольевичем Родионовым, ученым-синологом из СПбГУ. Родионов предложил издавать современную китайскую литературу, и я с удовольствием согласился. Мы очень плодотворно с ним работаем и выпустили уже шесть романов одного из самых интересных писателей современного Китая — Лю Чжэньюня. Среди других китайских авторов могу назвать Би Фэйюя, Сюн Юйцюня, Мао Дуня, Чжан Вэя. Сейчас мы готовим к изданию еще два современных китайских романа.

Современная китайская литература очень интересна: такое впечатление, что их писатели пытаются создать новый миф, но миф локальный. Романы «Штормовое предупреждение» Чжу Шаньпо или «Один день что три осени» Лю Чжэньюня — это магический реализм, но очень по-китайски. Сразу бросается в глаза сходство с Маркесом, но это только на первый взгляд. Маркес пишет огромной кистью, щедрыми мазками. Или будто художник выплескивает ведро краски на холст, и чудесным образом возникает прекрасная картина. Как он это делает — непонятно. А у китайцев не так: вместо ведра краски — тонкое перышко, которое прочерчивает замысловатые узоры, следы сна в реальности.

Лю Чжэньюнь пишет в разных жанрах: плутовской роман, философская притча. Писатель не боится вскрывать «социальные язвы общества». Он пишет открытым текстом о всяческих злоупотреблениях и — о, ужас! — даже среди партийного руководства! Но тем не менее Лю Чжэньюня издают в Китае миллионными тиражами.

— Получается, что Япония — это моно-но аварэ, «очарование вещей». Китай — новая мифология, а что можно сказать про современную корейскую литературу?

— Если одним словом: депрессивная. Прекрасно описаны психологические и физические терзания персонажей, им сочувствуешь, но читать это довольно тяжело. Впрочем, никакой вкусовщины «Гиперион» не приемлет — корейская литература издавалась и будет издаваться у нас.

Кроме современной литературы, мы издали несколько корейских литературных памятников и исследований, среди них знаменитые «Самгук юса», «Культы и практики раннего корейского буддизма», «Сутра Амитаюса». Все эти книги подготовила наш автор Юлия Сергеевна Болтач. Сейчас мы готовим к изданию еще одну ее книгу.

— Я заметила, что в онлайн-магазине представлены не все книги. Где еще можно посмотреть каталог изданного?

— Полный каталог можно посмотреть на сайте издательства — ссылка находится внизу главной страницы сайта онлайн-магазина. Там много интересных изданий, например Terra Nipponica. Рекомендую посмотреть и раздел «Вне серий».

— В «Гиперионе» выходила и общегуманитарная литература, интересное дополнение.

— В издательстве когда-то работал главным редактором Павел Вячеславович Дмитриев, мой старый друг. Прежде он служил в Санкт-Петербургской государственной Театральной библиотеке — старейшем хранилище театральной литературы. Он предложил издавать серию материалов из ее фондов. Мы это сделали — так появилась театральная серия.

Мы также издали несколько книг Вадима Игоревича Максимова: его исследование творчества и перевод произведений французского писателя, поэта и драматурга Антонена Арто. Была еще серия «Забытый Петербург», подготовленная известным знатоком города Альбином Михайловичем Конечным; сейчас книги этой серии — библиографическая редкость. Выходило полное собрание сочинений Осипа Мандельштама, подготовленное замечательным исследователем творчества поэта Александром Григорьевичем Мецом, ныне, увы, покойным. И еще много интересного.

— Расскажите, что сейчас в издательских планах.

— Во-первых, мы отправили в типографию том «Избранного» японского писателя Кикути Кана. Я думаю, что к началу августа книга уже выйдет. Это солидное издание в 350 страниц. Во-вторых, полностью готов к сдаче в типографию сборник никогда ранее не переводившихся рассказов Мори Огая «Пузыри на воде». Мы долго испытывали терпение наших читателей, но вот наконец книга готова. В-третьих, мы хотим переиздать хранящийся в Институте восточных рукописей перевод 16 свитков «Удивительных сведений об окружающих Землю морях» («Канкай ибун»). Рукопись представляет собой обработанные чиновниками сёгуната Токугава записи допросов четырех японских моряков, прибитых после кораблекрушения к российским берегам и возвращенных в Японию российским посольством во главе с камергером двора Александра I, уполномоченным Российско-Американской компании Н. П. Резановым. Перевод стал последней работой Александра Никаноровича Горегляда (1932–2002). Это первый полный перевод рукописи «Канкай ибун» на иностранный язык, ранее она существовала только на японском языке.

Это будет иллюстрированное издание. К комиссии сёгуната был приставлен художник, который со слов этих моряков зарисовывал то, о чем они рассказывали. Особенно впечатляет изображение Медного всадника — оно вынесено на обложку. Я даже японскому консулу подарил репродукцию с этой картинки по его просьбе — она долго висела у него в приемной.

Мы готовим к изданию и два современных китайских романа — надеюсь, к осени они выйдут в свет.

Это ближайшие планы, о более удаленных пока умолчу.

— Сейчас возрастает некоторое очарование массовой культурой Японии и Кореи. Отражается ли это на продажах?

— Конечно, я чувствую этот интерес. Скажем, роман «Исповедь неполноценного человека» Дадзай Осаму вызвал настоящий ажиотаж. Я пытался понять, в чем дело. Там весьма интересный финал, напоминает немного «Черного принца» Айрис Мердок. У нее тоже резко все узлы развязываются буквально на последних фразах. Честно говоря, я не знаю, почему такой ажиотаж возник именно вокруг этой книги.

— Могу предположить, если позволите. Есть очень популярное аниме «Проза бродячих псов» по одноименной манге. В нем каждый герой носит имя классического японского писателя. У персонажей есть суперспособности, и называются они так же, как самое знаменитое произведение конкретного автора. Есть среди них и Дадзай Осаму, а его способность называется «Исповедь неполноценного человека».

— Знаете, да-да, по-моему, вы правы. Они просто молодцы — это же целая программа, вероятно, была: кто-то же это придумал. Это, разумеется, здорово. Дети начинают знакомиться с классикой через мангу и заканчивают серьезными произведениями. Главное — это заинтересовать молодежь.