«Книг у него должно было быть больше»

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Виктор Iванiв. Избранные стихотворения. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2025

— Почему Iванiв? Ты им занимаешься давно и много. Это просто личная связь или история, связанная со значением его творчества для тебя?

— В какой-то момент это дело для меня действительно стало личным, хотя и не сразу. Первую его книжку я выпустил в 2009 году и затем остановил свое издательство года на три-четыре, чтобы заняться картографическим магазином. И параллельно этому веселому, но абсолютно постороннему теме, которую мы обсуждаем, занятию я постепенно подружился с Iванiвым — по переписке.

Я тогда прочел все, что нашел из ранее опубликованного, и Виктор мне регулярно присылал что-то новое. Я сразу увлекся его письмом, и сразу мне стало понятно, с какого качества текстом я имею дело. Так что оппозиции между значительностью творчества Iванiва и моей личной симпатией к нему как человеку нет. Это два спаянных повода поставить его книги на полке рядом с Платоновым или Кортасаром, Вальзером или Мандельштамом — да с кем угодно, если уже стоящие на полке книги чего-то стоят. Однажды Виктор прислал мне «Повесть о Полечке». Я выразил ему свое восхищение этой вещью и почти что в шутку сказал, что мог бы ради нее возобновить издательство. Накануне повесть была принята к публикации харьковским журналом «©оюз писателей», но после этого нашего обмена Iванiв ее из журнала забрал, прислал мне и говорит: «„Полечка“ свободна». Не думаю, что тут дело столько в нашей дружбе или его реакции на мои похвалы, в которых, впрочем, я, действительно, не особо сдерживался: Iванiва публиковали много — журналы, антологии, интернет-порталы, но отдельных книжных изданий ему явно не хватало.

В день своей смерти Iванiв прислал мне несколько файлов и написал: «Распорядись этим». Там были прозаический сборник — в основном из вещей, написанных после «Чумного Покемаря», его первого большого тома прозы, который в 2012 году выпустила Елена Сунцова, сборник стихов «Себастиан и в травме» и еще два стихотворения, которые я тоже опубликовал, но позже — в «Волге». Через полгода я выпустил сборник стихов. Мог бы и раньше выпустить, но я ждал, не проявит ли себя в связи с этими текстами какое-нибудь приличное издательство, — не проявило. Потом в течение пары лет вместе с Еленой Горшковой и Сергеем Соколовским мы не спеша редактировали «Конец Покемаря» — большую книжку с прозой, я выпустил ее в 2017 году. Тоже можно было и быстрее ею «распорядиться».

Но я долго топтался на том, что Iванiв — большой писатель, к судьбе наследия которого я причастен только в силу серии недоразумений. Я думал, после смерти к его текстам будет проявлен интерес более серьезных, чем мое издательство, институций, которым я мог бы передать эти файлы. Но этого не произошло, и эти книги издал я.

Потом еще выпустил книжку «Состоявшиеся игры, на которых я присутствовал» — отчеты о дворовом футболе, которые Виктор размещал в социальных сетях. Я думал, что когда-нибудь же появится редактор, который возьмется за подготовку собрания сочинений Iванiва, и вот чтоб эти чудесные тексты не остались без его внимания, я и сделал эту книжку — как закладку. Порядка пятидесяти заметок о сыгранных футбольных матчах — настоящая литература, как и любой текст Виктора. Андрей Левкин в предисловии к книге сравнил с их «Махабхаратой».

— Он же сам играл в футбол?

— Да, он был игроком, болельщиком, фанатом футбола. У них в Новосибирске с друзьями была команда «Протос»: играли на разных площадках — в зимний футбол и так далее.

— За кого он болел?

— Ох, что там было: ЦСКА, «Барселона»? Просто футбольные пристрастия Виктора, кажется, в большей степени связаны с персонами: Анри, Зидан, Дрогба, «камерунские футбольщики» и другие, чьи героические имена рассыпаны по текстам Iванiва. Прозвище Габриэля Батистуты — Батигол и вовсе стало основой для его не слишком цензурного ника в дворовом футболе, а гетеронимом Данте Габриэль Батистута подписана ранняя поэма «Собутыльник сомнамбулы».

— Где сейчас хранятся архивы Iванiва? Что они вообще из себя представляют?

В 2020 году я решил, что мне очень нужно собрание сочинений Iванiва, и тут же началась эпидемия коронавируса, образовалось свободное время, и я начал поиск и каталогизацию текстов поэта — опубликованных и неопубликованных, всех, до которых мог дотянуться. Новосибирский поэт Антон Метельков вместе с тетей Виктора Татьяной Викторовной Лавриковой постарались аккумулировать все папки и файлы с компьютеров, на которых работал Виктор. Значительные коллекции Iванiвских авторизованных файлов сохранили Игорь Лощилов, Святослав Одаренко, Дмитрий Кузьмин и другие. Большой бумажный архив передал для обработки близкий друг Iванiва Филипп Третьяков. И конечно, огромный архив был в семье Ивановых, сейчас он находится в Государственной публичной научно-технической библиотеке СО РАН (Новосибирск). Там у них есть секция самиздата и нетрадиционной печати, которой как раз заведует Метельков. Бумаги Iванiва нашлись и у других его друзей — у Андрея Кузнецова, Антона Сурнина.

В общем, в первые полгода эпидемии я просто с утра садился и пробивал бумаги, цифровой архив, интернет-публикации, соцсети. Было собрано порядка полутора тысяч стихотворений, больше половины из них не публиковались. А ведь Iванiв публиковался сравнительно много. Но на этом фоне книжная судьба его стихотворений видится мне не вполне адекватной — как его производительности, так и высокой частотности прочих публикаций: первый сборник, «День космонавтики», вышел в 1994 году, следующий, «Стеклянный Человек и Зеленая Пластинка», — в 2006-м, «Дом грузчика» — в 2015-м, то есть шагом в десять лет. При этом Iванiв был вхож в важнейшие литературные круги Новосибирска и столицы, о нем знали, его таланту отдавали должное, охотно публиковали. Так что книг у него должно было, мне кажется, быть больше. Не знаю, почему так вышло, — стечение обстоятельств.

Когда я придумал подготовить собрание сочинений, я встретился с Сергеем Соколовским, чтоб сообщить ему эту новость. Сели мы с ним, и я говорю: «Вот хочу издать собрание Iванiва». На что Соколовский подает реплику: «Научное». Я об этом как-то не задумывался, но тут же сразу решил: ну конечно! Текстология, атрибуция, редакции, варианты…

— А вариантов много?

— Да. В книге, вышедшей в Издательстве Ивана Лимбаха, они предъявлены. Я выдержал в ней структуру, которую предполагаю воспроизвести и в запланированном трехтомном собрании стихотворений Iванiва. После шести лет систематического поиска и каталогизации его текстов мне понятно, что собрание сочинений — в каком-то далеком будущем, и с ним, как верно отметил Кирилл Корчагин, «предстоит разбираться, видимо, не отдельным людям, а целым институтам». Так что да, пока венец реалистичного плана — трехтомник стихотворений, чей состав продолжает пополняться.

Я, собственно, и не думал готовить и выпускать «Избранные стихотворения», к работе над этим томом меня подтолкнула беседа с приятелем, сочувствующим этому моему Iванiвскому предприятию. Он сказал, что Iванiв в издаваемых мной выпусках «Подготовительных материалов к собранию сочинений» выглядит как Улитин или Владимир Казаков. Я не дословно, но в его устах это было высокой оценкой, хотя я не мог ее таковой признать. Однако мне стало понятно, как это выглядит со стороны: неизвестный составитель и неизвестное издательство печатают (все же условно, назову так скорее для четкости формулировки) неизвестного поэта. Ну кому и что это может дать? И я пошел к редактору Издательства Ивана Лимбаха Ирине Кравцовой — со всеми этими выкладками. Предлагать к изданию трехтомник было бы бесперспективно, а вот «Избранные стихотворения» — это то, что должно устроить всех: поэт получает издание в авторитетнейшей издательской линейке, а издательство расширяет коррелят своей прекрасной серии и участвует в оформлении достойного статуса для нового классика. Думаю, принять эти аргументы для редактора было непросто, но Кравцова взяла этот проект в работу, и книжка вышла в свет в серии, где до Iванiва были напечатаны Аронзон, Пригов, Рубинштейн, Кривулин, Роальд Мандельштам и так далее. Сказка.

— А сколько в книгу вошло стихотворений?

— 329.

— То есть где-то пятая часть архива?

— Да. И это объективная реальность, в том смысле, что включение в книгу именно этих стихотворений не случайно, а соответствует авторскому плану собрания, который не был предъявлен в этом виде впрямую, — это, конечно, не «Завещание» Заболоцкого, но за его реконструкцию, принципы которой изложены в комментариях, я ручаюсь. Мне было бы сложно сделать выбор самому, хотя с другой стороны, и, если сказать достаточно сильно и в меру безответственно, можно набрать другие 329 прекрасных стихотворений для альтернативного избранного.

— Давай вернемся на шаг назад. Как ты все-таки выделил Iванiва среди всех остальных? Как ты можешь охарактеризовать свое отношение к нему?

— Ну как, серия случайностей, что тут еще сказать. Но почему бы и не Iванiв? Все же он довольно известный поэт и персонаж культурной жизни — и столиц, и периферии. Лауреат Премии Андрея Белого 2012 года — кажется, последнего года, когда авторитет премии никем не подвергался сомнению. Есть литература по Iванiву — может, не так много, как должно быть, но она есть. Вот в блестящей монографии Александра Житенева «Современная российская поэтология и проблема экфрасиса» Iванiву посвящен целый раздел. И кстати, Житенев — автор прекрасного предисловия к тому «Избранных стихотворений», которое устроено так, что, обходясь без апологетического тона, а просто внешне бесхитростными констатациями по поводу решений поэта в разных отыгрываемых им текстовых сюжетах, вынуждающих читательскую оптику каждый раз заново к ним приспосабливаться, утверждает, что восхищение не может не сопровождать чтение Iванiвской поэзии.

А так, это же очень интересно, сидеть, работать с текстами, которых еще никто не видел. Но, наверное, это не было настолько интересным, если бы не стало личным делом. А это действительно личное дело. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что понимаю Iванiва лучше всех. То есть я отдаю себе отчет, как это звучит, и могу представить, что существуют люди, которые понимают его и получше меня. Но вот так я почувствовал. Вот такое, значит, у меня к Iванiву отношение. И теперь я, видимо, единственный человек, который прочел всего Iванiва. Я отношусь к его произведениям так, будто их написал я. Ну я тоже писал стихи, подавал надежды, меня отмечали, и у меня какое-то время были писательские амбиции. Но этот проект не выгорел. Короче, как в «Бриллиантовой руке»: «На его месте должен был быть я». — «Напьешься — будешь». То есть, разбираясь с архивом Iванiва, я будто свои дела привожу в порядок. Да, что тут еще скажешь, мне трудно говорить о своем личном отношении к Виктору: скатываюсь, как сейчас, в какие-то фанатские сопли.

— А ты нечасто с ним виделся?

— Буквально считаные разы: один раз в Красноярске, раза три-четыре в Москве.

— То есть у вас было общение исключительно по переписке?

— Да, письма, чаты. Когда речь шла о подготовке текстов к публикации — письма, в других случаях — просто километры болтовни о футболе, стихах, редакторах, каких-то перспективах, музыке, семье, друзьях, путешествиях. И тут я, кстати, должен возразить мнению Валерия Шубинского о невозможности для Iванiва «джентльменского учтивого разговора ни о чем» — мой опыт общения с Виктором говорит об обратном.

— Что еще осталось издать? Прозу?

— Прозой я занимаюсь сейчас. Трехтомник стихотворений отложен, а в целях формальной популяризации хочу издать два тома выверенного текста избранной прозы — типа дополнительно к тому избранных стихотворений.

— Ты говоришь, что Iванiв много публиковался. Но почему он не вошел в анналы русской литературы, не стал общепризнанной величиной?

— А кто из его ровесников вошел? Мне кажется, нет еще дистанции, чтобы можно было говорить четко, куда кто вошел или не вошел. Но про андрейбеловское лауреатство и выход избранного в престижнейшей серии я все же напомню.

— Он сам ощущал себя признанным при жизни?

— Думаю, насчет себя у него иллюзий не было. Он четко понимал свою величину, понимал, что делает, понимал, кто он такой, понимал качество своего текста. Я не видел этого на письме, не слышал от него устно, чтобы он называл себя великим, выдающимся, гениальным или еще как-то. Но он знал себе цену, а цена его, как по мне, очень высока.

— И все же книга вышла в известном издательстве, стала событием, но я общаюсь с людьми и обнаруживаю, что про личность Iванiва все равно мало кто знает. Насколько тебе важна его биография в контексте творчества?

— «Наш круг общенья», как пел Василий Шумов, а Жанна Агузарова ему подпевала. Я в основном занимаюсь текстом, но, конечно, приходится брать во внимание и биографический аспект. Атрибуция, датировки, не говоря уж о герменевтике текста, того требуют. Изучением биографии Iванiва занят Антон Метельков — в аппарат «Избранных стихотворений» вошел очерк-выжимка из его фундаментального и еще не законченного исследования.

— Ты мониторишь, что сейчас происходит в литературе? Ищешь каких-то новых поэтов, которые тебе интересны?

— Ну поэтов я вообще никогда не искал. Кроме Iванiва, «Коровакниги» поэзию не выпускало. Не то чтоб этого в принципе не могло произойти — издательство-то мое, до последнего времени выглядело довольно эклектично. Но все же Iванiв — особый случай. Так что нет, никого я не ищу.

После смерти Iванiва я выпустил всего две книги других авторов: прозу Левкина и Соколовского. А с 2020 года я вообще только Iванiвым занят. Теперь это и издательством-то назвать сложно — скорее оформление этапов моего текстологического образования. Пять выпусков «Подготовительных материалов», посвященных разным аспектам и методикам работы с бумажным и цифровым архивами Iванiва, — это мои курсовые работы: до кой-чего допер благодаря им. А «Избранные стихотворения» — это диплом. Так что, считай, я сейчас в аспирантуре.