В сентябре 2016 года Алан Мур сообщил, что покидает комикс-индустрию. В официальном заявлении, сделанном на пресс-конференции в честь выхода его второго «литературного» романа «Иерусалим», Мур признал, что сделал для комиксов все, что мог, и дальнейший труд в этой сфере неизменно повлек бы за собой упадок его творческих сил. Очевидная усталость автора происходила отнюдь не только из-за привычной работы с этим видом искусства. К тому моменту Мур буквально возненавидел комикс-индустрию. Он был крайне недоволен высокой ценой отдельных выпусков и сборников, средним возрастом и средним же классом их покупателей, а также превращением такой литературы в бесконечный караван историй. Большей частью это относилось к издательствам-мейджорам, высосавшим из него изрядное количество жизненных сил в обмен на весьма скромные отчисления, но Мур не питал иллюзий и насчет «независимого» сегмента рынка.
К тому же Мур невзлюбил изменения и самого формата. Из развлекательного чтива, каким были комиксы во время его прихода в индустрию в конце семидесятых, графические истории превратились в благородное, комплексное и порой весьма закрытое искусство. Мониторинг дел и имен которого стал ничуть не менее трудозатратным и деформирующим, чем «настоящая» арт-сфера. «И это лучшее, что может предложить XXI век?» — возмутился он за спиной своего персонажа в «Иерусалиме».
Можно обвинить мага-писателя в том, что на такой образ настоящего графической прозы он повлиял ничуть не меньше, чем его коллеги по «Британскому вторжению» и дальнейшие поколения авторов (а то и больше всех причастных). И это будет справедливо, как и замечания касательно того, что Мур невнимательно читает контракты, не очень хорош в делопроизводстве и просто обладает более чем скверным характером. Вот только в умении доводить все дела до конца Муру точно не отказать.
На сентябрь 2016 года у Алана Мура оставались три незакрытые серии. «Провиденс», массивное заключение лавкрафтианской трилогии (или тетралогии, если считать комикс «Культуры Юггота»), Мур вместе с художником Джейсоном Берроузом закончил весной 2017-го. Последний выпуск Cinema Purgatorio, антологии выпускавшего «Провиденс» издательства Avatar Press, попал в книжные магазины два года назад. Помимо Мура и Кевина О’Нила в ней участвовали еще четыре тандема сценаристов и художников, но именно их работа, смешная и крайне горькая история раннего Голливуда в лицах, дала название всей серии. И в апреле же 2019-го завершилась «Лига выдающихся джентльменов»; произведение, над которым Мур и О’Нил работали почти 20 лет. Причем завершилась «Бурей» не хуже шекспировской. Прочтение последнего тома «Лиги» снимает значительное количество вопросов насчет сказанного и невысказанного одним из ее авторов на пресс-конференции пятилетней давности.
«Лига выдающихся джентльменов» начиналась как один из самых простых комиксов Мура. Социальный хоррор «Болотной твари», восторженное ницшеанство «Мираклмена», анархистский пафос «V — значит Вендетта», оккультная психогеография «Из Ада» — в начале 2000-х казалось, что только что стартовавшая «Лига» от всего этого бесконечно далека. Этакий стимпанковый римейк «Хранителей»: изобретательная, но понятная сатира, чей сеттинг позволяет дополнительно потоптаться на пороках общественного статус-кво и на табу комикса как медиума. А кроме того — и на восприятии времени. Как отмечает исследователь Джейсон Б. Джонс, лейтмотив «Лиги» — это сама история. Но историю Мур в понимании Джонса представляет не как устоявшийся нарратив, дарующий жизнь и смерть персонажам и событиям, а как пропасть, на краю которой находится личная драма героя, а в бездне — безразличное к ней настоящее. Пресуществление прошлого в будущее, не оставляющее субъекту ничего, кроме существования. Истории пяти «оригинальных» членов «Лиги» (Вильгельмины Мюррей-Харкер из «Дракулы» Брэма Стокера, уэллсовского Человека-невидимки, Алана Квотермейна из произведений Райнера Хаггарда, верновского Немо да Джекилла/Хайда со страниц Стивенсона), переплетенные в первых двух томах комикса — попытка говорения о нынешних сексуальных, властных и культурных структурах путем нахождения корней этих сил в викторианском обществе.
Фрагмент обложки второго тома полного издания «Лиги выдающихся джентльменов». Издательство АСТ, 2017
Точнее, таковыми эти истории будут казаться современному взрослому британского или американского гражданства. Сознательному и ответственному члену общества, знакомому с консенсуальным академическим дискурсом, а на досуге почитывающему комиксы. Мистера Джонса можно только поздравить — он успешно застрял в кустах, которыми Мур и О’Нил прикрыли жерло колодца чистой фантазии. И прикрыли не зря. Такие читатели обычно не могут вынести встречу с таящимся в этом колодце маятником совсем другой истории — истории ирреального.
В конце девяностых, устав от дрязг с DC Comics, Мур решил открыть собственную издательскую контору. Он договорился о запуске импринта с Джимом Ли, основателем издательства Wildstorm, на которое Алан работал в середине-конце 1990-х. Иронично, что это случилось накануне того, как Ли продал свою компанию DC. В 1999 году Ли пришлось лететь в Англию и рассказывать Муру о сделке лично. Позднее Ли вспоминал, как приехавший на встречу Алан Мур оперся на трость с тяжелым набалдашником, выходя из такси. Джиму казалось, что писатель-волшебник уже был в курсе свершившейся продажи и взял с собой инструмент, чтобы попросту его поколотить. Тем не менее он легко отделался: скрепя сердце Мур согласился работать в таких условиях, если ни логотип, ни имена прямых сотрудников DC не будут фигурировать в выходных данных его нового издательства. Так появилось на свет английское отделение Wildstorm — линейка America’s Best Comics (ABC). «Если б вся эта работенка вышла дерьмом, я мог отмазаться, что это просто было иронией», — так говорил Мур о выбранном им названии.
Концепт издательства уже давно был у него в голове. Мур хотел работать над несколькими сериями супергеройских комиксов, но более не желал заниматься ни привычными для этого жанра историями, ни их «деконструкцией». Он думал, как с помощью супергероики можно вернуть к жизни «старые» приключенческие жанры, а заодно показать, что они могут быть не менее увлекательными, чем их наследники. Результатом стали пять серий ABC. «Том Стронг», модернизированный палп в стиле издательства Street & Smith и работ Роберта Говарда в журнале Weird Tales. «Топ-10», полицейский процедурал в мире, где суперсилами наделены все люди. «Истории завтрашнего дня», антология стрипов о четырех персонажах. «Прометея», краткий и при этом удивительно подробный путеводитель по западной эзотерической традиции. И «Лига выдающихся джентльменов» — единственный комикс, переживший ABC.
DC Comics не вмешивались в политику дочернего издательства, но, несмотря на договоренность между Джимом Ли и Аланом Муром, позволяли себе удалять из продукции ABC фрагменты, которые находили неуместными. Это повлекло за собой неприятную ситуацию, и неприятную в первую очередь для бренда. После очередного вмешательства Мур сначала отозвал свое разрешение на юбилейный перевыпуск «Хранителей» под твердой обложкой в 2000-м, а спустя три года и вовсе прекратил все сношения с DC, решив, что с него довольно. В мае 2004-го в 30-м выпуске «Прометеи» Мур подвел черту под историей всех не закончившихся к тому времени комиксов ABC. Завершенную за полгода до этого на втором томе «Лигу» Алан первоначально решил не продолжать.
Однако именно «Лига» стала самым популярным комиксом всей линейки. Причин тому было несколько. Первоначально она действительно была то ли «Хранителями», то ли «Лигой справедливости» в викторианском антураже — динамичным, пусть и не без подвыверта, детективом/экшном, чьи герои и их «долиговские» приключения были знакомы практически любому читателю с детства. Кроме того, парадоксальным образом на продажи повлиял бездарный фильм по мотивам. Пусть Шон Коннери (вживую оказавшийся, по словам О’Нила, настоящим джентльменом, разделившим с ним неплохой виски) попросил убрать из сценария опиумную зависимость Алана Квотермейна. Пусть создатели кино отодвинули Мину с позиции лидера группы, проигнорировали ее комиксную травму и отказались вернуть ей девичью фамилию Мюррей. Пусть сам фильм оказался набором скверно проиллюстрированных архетипов и не более того — свою роль он сыграл. Но по-настоящему волшебными оказались отношения автора и художника «Лиги».
Рабочая биография Кевина О’Нила в некоторой степени похожа на творческую жизнь Мура. Во-первых, они оба родились в один и тот же 1953 год. Десятилетием спустя для обоих влюбленных в приключенческую литературу юношей стали откровением сначала дешевые британские супергеройские комиксы, а потом и их американские оригиналы: ящики с ними прибывали на острова как распространенный и дешевый балласт на торговых судах. Оба застали в юношестве сначала взрыв психоделической культуры, а потом — ее похмелье. О’Нил в шестнадцать лет бросил католический интернат; в шестнадцать же Мура отчислили из школы за то, что будущий гений приторговывал ЛСД. Оба начали как независимые авторы стрипов, оба позднее перешли на работу в британский комикс-еженедельник 2000 AD, а оттуда в американские издательства. В том же DC Comics им удалось поработать вместе: Мур и О’Нил трудились над историями о Корпусе Зеленых фонарей в середине 80-х. Но еще до того, в 1983-м, О’Нил оформил конверт сингла группы The Sinister Ducks, кабаре-проекта Мура и бывшего басиста Bauhaus Дэвида Джея.
Работа же над «Лигой» началась фактически случайно; в 1997 году на одном из комикс-шоукейсов приятель О’Нила поздравил того с новым сотрудничеством с Муром, о котором прочитал «где-то в интернете». У Кевина интернета не было, и он почти забыл об этом случае, но вскоре ему все равно пришлось набрать номер Мура. 2000 AD в то время потихоньку прибирал к рукам права на свои линейки и их персонажей; возмущенный таким положением дел О’Нил обзванивал коллег, чтобы сообщить об условиях новых контрактов. По итогам звонка Мур и правда предложил О’Нилу сотрудничество над пока еще безымянным проектом «про капитана Немо и других персонажей популярной фантастики».
Стиль Кевина О’Нила весьма подошел «Лиге». До 2000 AD он оформлял детские комиксы, а также красил британские диснеевские репринты. Кроме того, О’Нил был заядлым читателем журнала MAD: серии абсурдистских комиксов и карикатур, что высмеивала буквально все на свете. Его резкий, угловатый и мальчишески едкий рисунок, дополненный яркой цветовой схемой, стал идеальным воплощением муровских сюжетов. В конце концов, то, чем они занялись, было сущим хулиганством по отношению к литературе, что давно уже и так была детской. Притом такое хулиганство обоих здорово дисциплинировало. Если раньше О’Нилу, по его собственным словам, «приходилось отрисовывать в основном мускулистых мужиков, всякое непотребство и рикошетящие от стен головы», то ныне он был занят совершенно непривычными для него образами. Один лишь рисунок отстраненной Мины Мюррей с чашкой чая в руках поначалу занимал у него больше времени, чем создание полноценных сцен кровавой бани для 2000 AD. Мур же был печально известен среди работавших с ним иллюстраторов кошмарно детальными раскадровками. На описание того, чего он хотел лишь в одной панели, Алан мог извести несколько страниц. Но столкнувшись с уставшим после мейнстримовой потогонки трудолюбивым и заинтересованным в проекте художником, Мур постепенно стал далеко не таким требовательным по отношению к О’Нилу. Отчасти на это повлияли возражения Кевина, отстаивавшего творческую свободу, отчасти то, что взаимопонимание между ними и впрямь установилось чертовски быстро.
После завершения первых двух томов «Лиги» О’Нил смог убедить Мура не бросать работу над делом, которое было слишком амбициозным, чтобы закончить его гибелью половины состава «джентльменов» и расставанием Немо, Мюррей и Квотермейна. Возможно, «Лига» и правда могла остаться всего лишь стимпанковой супергероикой, в которой команда сведенных волей британской короны несчастных одиночек заборола сначала пережившего Райхенбахский водопад доктора Мориарти, а потом и боевые треножники марсиан. Но каждый выпуск первого тома «Лиги» сопровождала глава повести Мура, выполненной в жанре «странной прозы». В ней нортгемптонский маг рассказывал, что случилось с Аланом Квотермейном после окончания хаггардовского цикла, связав его историю с персонажами Эдгара Райса Берроуза, Говарда Филлипса Лавкрафта, Герберта Уэллса и Роберта Антона Уилсона. Выпуски же второго тома Мур снабдил «географическими» очерками мира, в котором происходит действие комикса, по сути, набросав обширную карту больших мифов литературы — от Гомера до антиутопий Юнгера-старшего. К концу 2003 года «Лига» уже не была всего лишь изящным кроссовером приключенцев эры истового позитивизма. Она начала становиться памятником человеческой фантазии всех эпох.
Фрагмент обложки издания «Лига выдающихся джентльменов: трилогия Немо». Издательство АСТ, 2019
Именно от этих рассказов Мур и О’Нил отталкивались при работе над «промежуточным» томом «Лиги», которая началась в 2005 году. В вышедшем в 2007-м «Черном досье» комикс занимает только половину от всего объема книги. Глобальный контекст вокруг пережившей XIX век «группы Мюррей» и их обнаруженных предшественников построен на литературных пастишах. Причем весьма выразительных: в попытке обрисовать важнейшие сюжеты более позднего времени Мур обращается не только к художественной прозе и драме. Карты, чертежи, делопроизводственные материалы, журналистика, открыточный эпистолярий, дневниковые записи и просто пометки на полях соседствуют с вариациями на сочинения Кроули, Вирджинии Вулф, Шекспира и Берроуза. «Черное досье» обозначило повсеместные типы текстуально-графической коммуникации первой половины XX века.
Рисованная часть рассказывает про личные и шпионские страсти ставших бессмертными Квотермейна и Мины, причем в этот раз Мур и О’Нил крайне любопытно решили вопрос антагонистов тома. Так, при работе над первыми двумя частями «Лиги» Мур не хотел, чтобы ее персонажи напоминали свои прошлые воплощения где-либо, тем более — привычные родному читателю. Но еще до того, как Мур обсудил внешность Немо или Квотермейна с О’Нилом, тот уже предоставил писателю скетчи, на которых и мятежный индийский принц никак не походил на образ Джеймса Мейсона в диснеевской экранизации «20 000 лье под водой» 1954 года, и Квотермейн был решительно лишен черт Стюарта Грейнджера и Ричарда Чемберлейна из экранизаций «Копей царя Соломона». В «Черном досье» же противники «джентльменов» пришли как раз из кино. По ходу «Досье» «группа Мюррей» сталкивается с Die Zweilichthelden, командой злых гениев немецкого экспрессионизма. А потом — и с британскими должностными лицами, в которых безошибочно угадываются персонажи первой экранизации «1984» и герои английских шпионских франшиз: «Агентов А. Н. К. Л.», «Мстителей», «Опасного человека» и, конечно, бондианы. «Черное досье» предстает хроникой конфликта информационных проводников в эпоху расцвета развлекательного телевидения — причем сделанной с использованием и текстовых, и визуальных медиумов.
Кстати, у этого конфликта есть и буферная зона — музыка. Изначально «Черное досье» должно было быть снабжено виниловой «семеркой» с записью певца Эдди Энрико. Последний упоминался Томасом Пинчоном в «Винляндии», его роль исполняют Мур и его коллега по оккультным делам Тим Перкинс. Но из-за авторских прав (трек на обороте слишком напоминал главную тему из детского фантастического сериала Fireball XL5), а также из-за вопросов цены DC отказались от этой идеи. «Досье» с пластинкой вышло через пять лет в переиздании от Top Shelf Productions. Сама песня отмечается в третьем томе «Лиги». Кстати, это не единственный раз, когда при чтении комикса вам понадобятся сторонние инструменты нашей реальности. Начиная с «Досье» временами вам очень пригодятся 3D-очки.
Весьма наглядным образом «Досье» указывает на следующее. «Лига выдающихся джентльменов» целиком — мультижанровое и мультимедийное произведение о конфликте как таковом. О той условности, которая и отличает нарратив от «просто текста». И которая вне искусства и необходима для преодоления «просто существования» и обретения всей его полноты, неважно, называется оно «жизнью» или как-то еще. «Столетие», третий том «Лиги», издававшийся с 2009-го по 2012-й — апогей такого подхода. В «Столетии» Мур и О’Нил инвертировали максиму первых двух томов комикса. Если ранее они составляли иллюстрированную картотеку литературной конфликтологии, как в небезызвестном меме, то теперь занялись отражением конфликта внутри литературы. Этот конфликт и есть тот самый лейтмотив всей «Лиги», на месте которого несчастный Джонс увидел безликую бездну истории. Забавно, но вооруженный постструктуралистской оптикой ученый не заметил летящего камня, которым Мур и О’Нил разбили его высокоточный прибор.
У Жиля Делеза и Феликса Гваттари есть работа под названием «Кафка. За малую литературу», вышедшая ровно между «Анти-Эдипом» и «Тысячей плато». Кратко резюмировать это сочинение можно так.
Существуют особые виды литературы, которые благодаря использующему неканонические, устаревшие или вообще нелитературные формы языку, изъятию индивидуальной авторской позиции и изначальному хождению в замкнутых кругах имеют потенциал, способный: а) изменить представление о литературе, а значит — само ее воплощение и назначение; б) дать представление о прошлом, настоящем и будущем куда четче, чем большие сюжеты (и даже академические изыскания), не говоря о времени и его приметах напрямую. Это очевидное определение жанровой литературы, однако, не только промежуточное, но и самое слабое звено в библиографии обоих мыслителей. Просто потому, что они не пожелали назвать никого, кроме Кафки, из множества писателей, работавших в подобном ключе. Майринку, ближайшему его современнику и земляку, Делез и Гваттари отказали в «малости» всего лишь из-за обращения к метафизике. Вполне понятно почему. Французы видели близкого социалистическим кругам пражского клерка-затворника безупречным глашатаем пришедших после него идеологических ужасов и конца мысли. Другие, а тем более мировоззренчески неблизкие авторы, добавляли слишком много нежелательных нюансов в этот приговор времени, с которого все пошло не так. Но Делез и Гваттари совершенно забыли: в мире полно других страшных и прекрасных вещей, да и вообще он знай себе вертится после их смерти.
«Лига выдающихся джентльменов» — это анти-Делез и анти-Гваттари. Максимальная, но единственная «точка сборки», узел аккумуляции всех возможных сюжетов, устремлений и идей жанровой литературы. А позднее — и жанрового искусства вообще без предпочтения конкретным персоналиям и персонажам. Попытка незамыленного взгляда на величину нарративов во всем их различии и противоборстве; и во взгляде Мура и О’Нила Сервантесу и Шекспиру уделено столько же внимания, сколько, допустим, Майклу Муркоку и Памеле Трэверс. История малых форм и энциклопедия их субъектов и космосов без перечисления вкладов, заслуг и регалий каждого — с сохранением права на главенство любого в зависимости от вкусов читателя, но и со вставкой своих пяти су. Критика старого литературного канона, не ставящая вопрос о параллельном конструировании нового, но и не отрицающая соперничество отдельных его частей. И вместе с тем — полностью уверенная, что некоторые из этих частей, что уж слишком сильно претендуют на свою исключительность, вполне достойны борьбы с ними. Или как минимум осмеяния.
Фрагмент обложки третьего тома полного издания «Лиги выдающихся джентльменов». Издательство АСТ, 2018
«Столетие» размечено последней идеей ярче всего. С 1910-го по 2009 год реформированная «группа Мюррей» гоняется за Антихристом, решившим явить себя миру. Первоначально они подозревают в таковом Оливера Хаддо — под этим именем Сомерсет Моэм в романе «Маг» вывел Алистера Кроули. Кроули сперва жутко обиделся, а потом начал использовать имя Хаддо как один из рабочих псевдонимов. И лишь столетие спустя члены Лиги понимают, что настоящим чудовищем Конца света оказался... Гарри Поттер. Безусловно, не названный по имени, но более чем узнаваемый. Это лишь два самых ярких, но не единственных примера, как от Мура с О’Нилом достается на орехи тем, кто решил, что письмо приведет их к славе и почитанию, но позабыл не только о музах, но вообще обо всех остальных (а тем более — о читателях).
Потому что они не забывают про читателей ни на секунду. При всем своем увесистом историческом багаже «Лига» ни в одном развороте не перестает быть тем, о чем она толкует. Это в первую очередь легкое чтиво. Настолько легкое, что посвященный дочери Немо спешл некоторые читатели даже критиковали как «слишком поверхностное для уважаемых авторов произведение».
Мало того, это действительно дешевая литература — а каким еще может быть самый амбициозный фанфик на свете, собравший под свое крыло между прочего произведения откровенных неудачников, ремесленников и, как было упомянуто, амбициозных халтурщиков? Да еще в отсутствие многомиллионного бюджета, в отличие от коллег по индустрии. «Лига» — это отъявленнейший пример того, как можно выжать максимум при минимуме имеющихся материальных средств. Недаром на протяжении всего первого тома «Столетия» Мур цитирует «Трехгрошовую оперу» Бертольта Брехта: «Джентльмены» составлены с большим приветом театралу-негодяю. Если вы решили, что Мур и О’Нил любезно делают сноски на каждую угнанную ими деталь — держите карман шире. В таком случае авторам пришлось бы проставить примечания чуть ли не к каждой реплике, надписи и даже предмету интерьера. Мир «Лиги» остается восхитительно знакомым не до конца даже при десятом прочтении, будь вы трижды знатоком престарелой и не очень поп-культуры. В какой-то момент даже приходится обращаться к справочнику Джесса Невинса, несколько лет угробившего на то, чтобы выяснить, что, кого, откуда и зачем взяли авторы «Лиги». (Мур честно признается, что Невинса он побаивается — как и волнуется за его душевное спокойствие.) Круговорот ясных, полузнакомых и абсолютно чужих декораций оборачивается поистине эпическим зрелищем. Настолько калейдоскопичным, что пользуйся Мур и О’Нил лишь собственной фантазией, а не плодами многовекового чужого труда, то этот спектакль легко можно было бы принять за очередную всеобщую теорию всего. К счастью, мы знаем, что перед нами лишь величайший плагиат в истории. Но плагиат захватывающий, добросовестный и честный.
В документалке The Mindscape of Alan Moore отшельник из Нортгемптона утверждает, что нынешнее время, несмотря на все его доступные удовольствия, намного скучнее всех предыдущих, и вот почему. Раньше тоскующий молодой человек мог послать все к чертям, записаться на флот и уйти вдаль по воде в надежде углядеть что-то, что еще никто не видывал. Теперь же мы знаем, что за большим морем нет никаких неоткрытых континентов, да и само море — всего лишь полтора миллиарда кубических километров воды. А пока мы еще не прорвались к центру планеты и не улетели с нее восвояси, нам остается искать зачарованные земли только в своей голове. Но что делать, если и своей головы не хватает? Или если даже там нет никаких белых башен, срытых беспощадной машиной разумного мира? Может, пришла пора заколдовать остальной мир обратно, сведя в один круг угасающие точки тех, кто противостоял его расколдовыванию до нас?
Именно такой призыв виделся в «Лиге» до ее последнего тома, «Бури», безжалостно разметавшей все, к чему за двадцать лет привыкали ее читатели. Грандиозный финал конфликта между реальным и воображаемым действительно завершился не в пользу реального. Причем «реального» внутрикомиксного. Мур и здесь не изменил привычке заканчивать все свои работы Апокалипсисом (и продолжать действо и после него), но в случае «Лиги» случившееся откровение далеко не так триумфально.
«Буря» — весьма неожиданное завершение «Лиги» даже по меркам всей истории комиксов. Срывы десятков сюжетных линий, внезапные изменения развязок под нажимом издательств, обрыв целых линеек на полуслове из-за недостаточного внимания — все это давно стало в комикс-индустрии обыденностью. Мур с О’Нилом сделали кое-что посильнее. Они намеренно испохабили весь исход. Если ранее «Лига» пользовалась тропами и твистами плохой литературы, то «Буря» при сохранении такого метода — просто невыносимая литература сама по себе. И это чертовски здорово.
Фрагмент обложки четвертого тома полного издания «Лиги выдающихся джентльменов». Издательство АСТ, 2020
Во-первых, наряду с выжившими после всех джентльменских перипетий Мур вводит в сюжет персонажей, забытых всеми, кроме самых отчаянных коллекционеров британских комиксов 1960-х. И вводит практически с бухты-барахты: очевидная, но поначалу сильно сбивающая с толку пародия на давнюю практику мейнстримной супергероики. Большинство современных серий Marvel и DC (а также менее крупных издательств подобного рода) невозможно читать, не зная долгой их предыстории: без многочасового перелопачивания предшествующих тем или иным событиям выпусков читатель просто ничего не поймет. Читатель «Бури» оказывается в подобной ситуации; картинка «кто здесь кто и кому чего должен» складывается лишь после неоднократного перечитывания всех частей финала. Что вполне способно разъярить особо неусидчивую аудиторию, воспринимающую даже «альтернативный» комикс зачастую как легкий вариант эскапизма.
Во-вторых, перечитывать «Бурю» тоже придется не без усилий. Каждый из шести ее выпусков составлен по образу и подобию олдскульных периодических антологий вроде Heavy Metal или того же 2000 AD. Один выпуск «Бури» — это три истории в разной стилистике, неоднократно перебиваемые флэшбеками, интерлюдиями и отступлениями, которым О’Нил дополнительно придал вид отдельных повествований за счет различных техник исполнения. Это не говоря уже про обыденную для «Лиги» шуточную рекламу (что надолго цепляет взгляд, как и намеренно идиотские «выходные данные») плюс письма читателей — разумеется, выдуманные. Если кто думал, что старую добрую информационную перегрузку невозможно соорудить в основном с помощью текста, пусть и при значительном графическом вмешательстве, то «Буря» его быстро в этом переубедит.
В-третьих, как упоминалось выше, «Лига» и так была одним большим упражнением в дефамилиризации. Раньше это касалось склеивания сеттинга по кускам без прямых именований этих кусков — и на то была причина вполне приземленная, на огромную часть персонажей «Лиги» все еще не истекли оригинальные авторские права. В «Буре» же двое гадких англичан очуждают сами стилистические фигуры и остраняют прямые сюжетные ходы. Мур еще раз напомнит вам обо всех банальных приемах жанровой литературы, которые уже успел задействовать в «Лиге». Только не там и не тогда, когда вы, привычные к какой-никакой системе подачи сюжета в «Лиге», будете ожидать их и в финале.
Многие полюбили «Лигу» за то, что она была именно тем, чем казалась на первый взгляд. Ультрапостмодернистским комиксом, воевавшим со временем без кумиров и смыслов его же оружием, не забывая про наслаждение от самого процесса чтения.
Для кого-то она стала обстоятельным справочником по тому чтению (а позже — и зрелищу), которое ныне вспоминают редко, неважно, в силу непритязательности или же из-за его перехода в категорию «для неопределенного школьного возраста».
Для кого-то — напоминанием, что бессмертие и правда достижимо; каждый может жить и после смерти в умах других благодаря делам своих рук. Для кого-то — маяком надежды, сообщавшим, что ты никогда не будешь одинок, даже если ты монстр и злодей. Точнее, особенно если ты монстр и злодей.
Для кого-то — ядовитейшей критикой искусства в эпоху технической воспроизводимости, для вникания в которую не нужно читать тома десятков наследующих друг другу ученых мужей, что по уровню невыносимой взаимообусловленности могут поспорить с упомянутой комиксной Большой Двойкой.
Для кого-то — лекарством от некротического Разума, пресекающего любой повод мыслить вне логики и здравого смысла: ввиду самого знаменитого фанфика о Гарри Поттере, что прославляет методы рационального мышления, присутствие в «Лиге» мальчика, который выжил, выходит далеко за роль Великого зверя чудовищной литературы янг-эдалт.
Для кого-то — поводом перечитать всю классику эпической драмы от Греции до Германии, и отдельно — Шекспира. Барда с берегов Эйвона как якорного автора всего комикса исчерпывающе обозначила Делайла Бермудес Братас. Недаром Просперо — один из ключевых персонажей всей серии. «Лига выдающихся джентльменов» — это попытка вернуть шекспировской «Буре» ее изначальный алхимический смысл, стертый из истории пуританской эпохой Якова I. «Лига» — настоящий «театр памяти», стремление учесть и сохранить утраченное и непонятное точно в том смысле, которым наделяла подобную практику Фрэнсис Йейтс. «Переход от создания телесных подобий умопостигаемого мира к попыткам постичь этот мир с помощью невероятных операций воображения».
В лиговской же «Буре» ничего этого и в помине нет. Подобно финальной версии последней пьесы Шекспира, «Буря» Мура и О’Нила — маньеристский, переуслосложненный, требовательный и откровенно моралистский текст. Подделка под те самые комиксы, с которых Алан и Кевин еще детьми начинали свое великое путешествие, по сути совершенно обратная первоисточнику. Глубокомысленное, но дементивное старческое брюзжание о когда-то зеленевшей траве. И это брюзжание заставляет резко захлопнуть книгу и посмотреть на синеву нынешних небес. Лучшее напоминание о том, что в мире есть много чего важнее и интереснее глупых картинок.
Галина Юзефович считает, что Алану Муру давно пора дать Нобелевскую премию. При всем уважении считаем нужным напомнить, что в уставе Нобелевской премии прописано вручать ее только за произведения гуманистической направленности. Мур же — алхимик. А значит, более чем скептически настроен по отношению к настоящему состоянию человека и жаждет его перехода в качественно иное. Великое искусство алхимика всегда направлено как раз на постепенное достижение этого перехода, каким бы малым ни было его воздействие. И каким бы шокирующим ни был его результат. В этом смысле сумбурный и противоположный всему ранее показанному О’Нилом и Муром итог «Бури» — намеренный и хорошо взвешенный жест. И удачный, если после его созерцания хоть один человек пойдет и продаст свою коллекцию глянцевых бумаг.
Рискнете?