Греческих богов заменил футбольный бог — «Горький» не остается в стороне от спортивной лихорадки. Всю неделю мы будем рассказывать о связи футбола и литературы. Сегодня Олег Лекманов — о футболе в русской поэзии первой половины ХХ столетия.

Хотя первые футбольные матчи в России состоялись еще в начале 1890-х годов, едва ли не первое русское стихотворение, в котором упоминается футбол, было написано лишь в 1910 году. Временно живший тогда в немецком Гейдельберге Саша Черный включил строфу с изображением мальчишеской футбольной игры в свое стихотворение «Сквозной ветер»:

Графит на крыше раскален.
Окно раскрыто. Душно.
Развесил лапы пыльный клен
И дремлет равнодушно.

Собрались мальчики из школ.
Забыты вмиг тетрадки,
И шумен бешеный футбол
На стриженой площадке.

Горит стекло оранжерей,
Нагрелся подоконник.
Вдруг шалый ветер из дверей
Ворвался, беззаконник.

Смахнул и взвил мои стихи —
Невысохшие строчки.
Внизу ехидное «хи-хи»
Хозяйской младшей дочки.

Она, как такса, у окна
Сидит в теченье суток.
Пускай хихикает она —
Мне вовсе не до шуток.

Забыл, забыл… Сплелись в мозгу
Все рифмы, как химера,
И даже вспомнить не могу
Ни темы, ни размера.

Стихотворение было впервые напечатано в издании, рассчитанном на массовую аудиторию, и этому не стóит удивляться. Честь освоения новых для отечественной поэзии тем и мотивов в начале прошлого столетия нередко выпадала авторам стихотворных фельетонов в периодических изданиях. Примером может послужить шутка в стихах постоянного автора журнала «Сатирикон» Евгения Хохлова «Олимпийское», в которой обыгрывалось господствовавшее тогда в русском обществе представление о футболе как о сугубо британском виде спорта:

Где-то в Греции, и много лет назад,
Жили юноши прекрасные, как боги,
Жили девушки прекраснее наяд,
Жили весело, не ведая тревоги.
Разве нужно непременно знать,
Что́ читал когда-то в Иловайском,
Если вдруг захочется играть,
И предаться на лужайке пляскам?!
Быть могучим, ловким, точно тигр,
Обнажить и грудь, и торс, и руки.
Позабыться в хмеле буйных игр,
Натянуть струну в упругом луке?!
Вдруг захочется какой-то красоты,
Красоты в своем убогом теле?!

Это все прекрасные мечты,
Это то, чего бы мы хотели.
Клерк из Лондона теперь футбольный бог,
Снимет где-нибудь в уборной брюки,
И обуется в смешной большой сапог,
И какие-то нацепит штуки.
Прозвучит серебряный свисток,
Клерк натянет (отвернитесь, боги!),
Трикотажный фиговый листок,
На свои мозолистые ноги.
И запрыгает футбольный Аполлон,
(Как уйти от этой старой мерки?),
А за ним такие же, как он,
Кривоногие и жилистые клерки.
Я не знаю, что такое красота,
Но люблю упругость в гибком теле…
Это все прекрасная мечта,
Это то, чего бы мы хотели.

«Школьную» (как у Саши Черного) и «британскую» (как у Евгения Хохлова) темы скрестил в своем стихотворении «Футбол» юный автор-дилетант, укрывшийся под псевдонимом Виктор Кальян. Это стихотворение было помещено в его книге 1914 года:

Одна игра английская
В Россию к нам пришла
И молодежь российская
Ее переняла.

«Футболом» называется
Игра та расчудесная
Мячом в ней все кидаются
В ворота очень тесные;

Форварды и хавбэки,
Участники игры
Голькиперы и бэки
Их защищать должны.

Вот в этом заключается
Вся суть игры в футбол.
Причем всяк раздевается
Так, что чуть-чуть не гол.

Игра эта заморская
К нам быстро привилась
И молодежь заправская
Ей сильно увлеклась.

И к нам теперь в гимназию
Она уж заползла.
Так точно же, как в Азию
Заразная чума.

Женский футбол. Капитаны футбольных команд приветствуют друг друга поцелуем в щеку перед матчем. Англия, Престон. 1920 год

Фото: geheugenvannederland.nl

Особенно популярной игрой в начале 1910-х годов футбол стал в Одессе, что, по-видимому, связано с постоянным тогдашним пребыванием в этом приморском портовом городе большого числа иностранцев, в том числе и англичан. Два стихотворения с одинаковым заглавием «Футбол», написанных в одно и том же, 1913 году, отыскивается у одесских поэтов А. Барановского и А. Кранфельда.

У Барановского ярко проявилась еще одна особенность, присущая многим футбольным стихотворениям, — репортажность, привязанность к определенному матчу между двумя конкретными клубами. Точная датировка, совсем по-журналистски выставленная под «поэтическим репортажем» Барановского (12 октября 1913 г.), предоставляет возможность установить, что в стихотворении рассказывается о той же игре, отчет о которой был помещен в номере «Одесских новостей» от 13 октября 1913 года.

Вот полный тест этого короткого отчета: «Третьего дня состоялся футбольный матч между одесской краевой футбольной командой „Стелла” и гимназической командой Аккермана „Террор”. Матч привлек много публики. Результат матча 6:0 в пользу одесской футбольной команды „Стелла”. Заметно хорошая была игра из одесских футболистов и форвардов: С. Койфмана, К. Бланкмана и А. Слепого. Из хавбеков выделялся В. Гнатовский. Красиво играли беки: Д. Коган и Г. Шекер. Со стороны аккерманцев выделялся игрой — голкипер Маньковский. Реферировал матч — Кауфман».

А вот утешительный для гимназистов из Аккермана «репортаж» Барановского, завершающийся возвышенным античным уподоблением:

Футбол, футбол!
Вот первый гол
Взлетает ввысь.
Гордись, гордись
Чьей силы дар
Ноги удар
Опасность отвратил,
Когда от сил
Отстав, он мяч
Опередил и вскачь
По мятой зелени
Его к тени
Противника пустил!
Рукоплесканья.
Похвальные желанья
Первым быть
Их молодая прыть
Высказывает прямо,
И отроки упрямо
Оспаривают шар,
Пока вечерний пар
Их крепких ног
Не скрыл. Итог
Судьею оглашен;
Финала звон…
Так отроки милы,
Когда в пыли
Под зноем
Несутся роем
И мчит, как конь,
Их молодой огонь!
Забыв и «Ять»
«Колы» и «Пять»,
Восторженно они сияют,
Пред зрителем мелькают
То сине-белым,
То ярко-красным
Одежды цветом…
Тогда приветом
Дальним Рима
Их бега кажется картина…

Элементы репортажности содержит и стихотворение «Футбол» Александра Кранцфельда: в нем названы имена двух известнейших одесских игроков, Джекобса и Дыхно, как раз в 1913 году приведших сборную Одессы к первому месту в чемпионате России. В третьей строфе стихотворения Кранцфельда современные футболисты, как и у Барановского, преображаются в античных спортсменов, только не в римлян, а в эллинов:

Тела упруги, движенья быстры,
В порывах мощных поет весна.
И каждый возглас, как будто выстрел.
Толпа трепещет, толпа пьяна.

Под ярким небом крик одобренья,
Крик порицанья слились в одно.
Здесь все в экстазе, здесь все в гореньи:
«Поддай-ка Джекобс! Урра, Дыхно!..»

Вся в бирюзовой оправе зелень.
В прозрачный купол уходит мяч.
Над мягким полем, где ожил эллин,
К мячу так близко летает грач.

Толпа рокочет, залита солнцем,
Звенят удары могучих тел.
Улыбки женщин горят червонцем
Тому, кто молод, красив и смел…

Сборная Одессы, 1913 год

Фото: chernomorets.com

От дилетантских и полудилетантских стихотворений перейдем к произведениям высоких профессионалов.
Молодой поклонник поэзии лидера московского символизма Валерия Брюсова Константин Липскеров в стихотворении 1915 года заложил традицию уподобления футбольного мяча планете (и планеты — футбольному мячу). С некоторыми другими процитированными нами ранее футбольными стихотворениями его текст роднит античный колорит, введенный через мотив наготы (в двух финальных строках):

Может быть, это только злые дети,
Злые дети злого бога
Присели поиграть на минутку,
Они построили землю и небесную дорогу,
А мы живем на свете
И думаем, что это не в шутку.
Может быть, когда мы любим и нам больно, —
Это только господние дочери
Вонзают в нас по очереди
Полушутя, полуневольно
Длинные иглы, которыми
Они расшивают полуночи звездоузорами.
Почему же и нам горем и радостью не поиграть немного?
Ведь кому-то смешон наш стон и плачь.
Поглядите на луну.
Разве это не футбольный мяч
Голоногого бога?

В специально посвященном футболу стихотворении «У круглого камня» (1913), автором которого был сам Брюсов, вменивший себе в обязанность первым или, во всяком случае, одним из первых осваивать новые для русской поэзии темы, роль мяча отводится огромному финскому валуну:

Белея, ночь приникла к яхте,
Легла на сосны пеленой...
Отава, Пейва, Укко, Ахти,
Не ваши ль тени предо мной?

Есть след ноги на камне старом,
Что рядом спит над гладью вод.
Туони! ты лихим ударом
Его отбросил от ворот!

Бывало, в грозные хавтаймы,
Неся гранитные шары,
Сюда, на тихий берег Саймы,
Вы все сходились для игры.

Где ныне косо частоколом
Вдали обведены поля,
Под вашим божеским футболом
Дрожала древняя земля.

И где теперь суровый шкипер
Фарватер ищет между скал,
Когда-то Юмала-голкипер
Лицо от пота омывал.

Былые матчи позабыты,
И вы — лишь тени в белой мгле, —
Но тяжкие мячи — граниты
Лежат в воде и на земле.

29 мая 1913
Вуоксенниска

Брюсов, конечно же, не упустил возможности обогатить свой поэтический словарь новыми, почерпнутыми из тогдашнего спортивного лексикона существительными: «хавтаймы», «голкипер», «матчи», да и само слово «футбол». Три из них («хавтаймы», «футболом» и «голкипер») он еще и зарифмовал — впервые в истории русской поэзии — и наверняка тоже поставил себе это в заслугу. Неброско противопоставляя свой текст только складывавшейся, но уже влиятельной традиции, Брюсов отказался от британского антуража. А классической (древнегреческой или римской) античности он предпочел декорации из «Калевалы», то есть, если так будет уместно выразиться, из античности финской.

Два стихотворения о футболе Осипа Мандельштама все того же, 1913 года, должны быть поставлены в связь с теми стихотворениями поэта начала 1910-х годов, в которых интенсивно осваивалась злоба тогдашнего дня. В этих стихотворениях упоминались или подразумевались гибель «Титаника», небоскребы, кинематограф, теннис, бокс, поло, крокет, американский бар...

С одной стороны, в мандельштамовском увлечении современностью можно было бы усмотреть следование принципам акмеизма, провозгласившим приоритет посюстороннего и сиюминутного над мистическим и вечным.

С другой стороны, должнó быть учтено то обстоятельство, что большинство стихотворений о злободневности Мандельштам не включил в свою итоговую акмеистическую книгу «Камень» (1915). Следовательно, в этих стихотворениях будет правомерно увидеть попытку реализации иной, не акмеистической программы. Осторожно нащупывая сразу несколько путей своего возможного поэтического развития, Мандельштам, по-видимому, учитывал опыт Петра Потемкина, в чьих стихотворениях виртуозное владение модернистской техникой было поставлено на службу ходовым темам русских юмористических и массовых журналов.

Неслучайно один из вариантов своего «Футбола» наш поэт опубликовал в непритязательном журнале «Златоцвет», а второй — и вовсе в «Новом сатириконе», так что на оба его стихотворения легла густая тень от тех фельетонов о футболе, которые обильно цитировались нами выше.
Вот вариант «Златоцвета»:

Рассеен утренник тяжелый,
На босу ногу день пришел;
А на дворе военной школы
Играют мальчики в футбол.

Чуть-чуть неловки, мешковаты —
Как подобает в их лета, —
Кто мяч толкает угловатый,
Кто охраняет ворота...

Любовь, охотничьи попойки —
Все в будущем, а ныне — скорбь
И вскакивать на жесткой койке,
Чуть свет, под барабанов дробь!

Увы: ни музыки, ни славы!
Так, от зари и до зари,
В силках науки и забавы
Томятся дети-дикари.

Осенней путаницы сито.
Деревья мокрые в золе.
Мундир обрызган.
Грудь открыта.
Околыш красный на земле.

А вот версия, напечатанная в «Новом сатириконе»:

Телохранитель был отравлен.
В неравной битве изнемог,
Обезображен, обесславлен
Футбола толстокожий бог.

И с легкостью тяжеловеса
Удары отбивал боксер:
О, беззащитная завеса,
Неохраняемый шатер!

Должно быть, так толпа сгрудилась,
Когда, мучительно-жива,
Не допив кубка, покатилась
К ногам тупая голова.

Неизъяснимо лицемерно
Не так ли кончиком ноги
Над теплым трупом Олоферна
Юдифь глумилась...

Команда Стрела из Новой деревни

Фото: газетапятница.рф

Предшествовал же обоим «Футболам» вариант, оставшийся в черновике:

Рассеен утренник тяжелый,
На босу ногу день пришел;
А на дворе военной школы
Играют мальчики в футбол.

Чуть-чуть неловки, мешковаты —
Как подобает в их лета;
Кто мяч толкает угловатый,
Кто охраняет ворота.

[Потерян пояс, шапка сбита.
Околыш на сырой земле.
А дядьки вечером сердито
Мундир утюжат на столе.]

Мундир обрызган. Шапка сбита.
Околыш красный на земле.
А в парке путаницы сито,
Деревья мокрые в золе.

Глухая битва закипает:
На месте топчутся и вот
Один мячом завладевает
И как герой в толпе живет.

С улыбкой тонко-лицемерной
Не так ли кончиком ноги
Над головою Олоферна
Юдифь глумилась [и враги].

Так же как Брюсов, Мандельштам во всех трех вариантах своего стихотворения отказался от самого легкого, напрашивавшегося пути: тема Англии не возникает у него ни разу. Это было сознательное, продуманное решение, на что указывает, например, сопоставление стихотворений Мандельштама 1913 года с фрагментом о футболе из позднейшей мандельштамовской прозы «Шума времени» (1923): «На Загородном, во дворе огромного доходного дома, с глухой стеной, издали видной боком, и шустовской вывеской, десятка три мальчиков в коротких штанишках, шерстяных чулках и английских рубашечках со страшным криком играли в футбол. У всех был такой вид, будто их возили в Англию или Швейцарию и там приодели, совсем не по-русски, не по гимназически, а на какой-то кембриджский лад».

Поскольку футбол в Советской России прижился хорошо, о его английских корнях в советской поэзии и прозе начала 1920-х годов было если не совсем, то почти совсем забыто. Соответственно, и Мандельштам мог спокойно позволить себе вспомнить об «английских рубашечках» и «кембриджском ладе» мальчиков из Тенишевского училища.

Возможно, впрочем, и другое объяснение почти полного отсутствия специфически английских мотивов в двух мандельштамовских «Футболах»: эти мотивы уже были отыграны в его «Теннисе» и еще в одном стихотворении 1913 года, впоследствии напечатанном в «Новом сатириконе»:

СПОРТ

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый,
И черни он понравился вполне.
Потомки толстокожего футбола —
Крокет на льду и поло на коне.

Средь юношей теперь — по старине
Цветет прыжок и выпад дискобола,
Когда сойдутся в легком полотне
Оксфорд и Кембридж — две приречных школы.

Но только тот действительно спортсмен —
Кто разорвал печальной жизни плен:
Он знает мир, где дышит радость, пенясь...

И детского крокета молотки,
И северные наши городки,
И дар богов — великолепный теннис!

Мандельштам почти никогда не стремился избежать банальности любой ценой. Вот и в своих стихотворениях о футболе он не убоялся воспроизвести картинку, уже не раз и не два к тому времени описываемую в русских текстах об этом виде спорта: мальчики играют в футбол, позабыв об утомительной учебе. Другое дело, что у автора «Камня» речь идет о мальчиках из военной школы, то есть изящно и естественно соединяются друг с другом две темы, до этого развивавшиеся в футбольных текстах параллельно: школьного, гимназического детства и войны. А уже за военные образы второго варианта стихотворения и черновика к стихотворению цепляются ассоциации из иудейской античности: иудейка Юдифь после ночи любви отрезает голову ассирийскому полководцу Олоферну (См.: Иудифь 8: 7).

Вместо эпилога к этой подборке приведем и кратко рассмотрим здесь стихотворение «Футбол» заочного мандельштамовского ученика Эдуарда Багрицкого, написанное уже после революции, в 1923 году:

Осенний ветер несется в лица,
Шумят кусты, гудит ковыль,
И взбудораженная пыль
Под бегом легких ног клубится.

Там юноша несется вскачь,
И ветер кудри развевает, —
Он воздухом набухший мяч
Ногой уверенной толкает.

И сумерек осенних гарь
В кусты ложится синим снегом, —
Следи внимательней, вратарь,
За криком, топотом и бегом!

По жилам пронесется дрожь,
И сердце дрогнет, замирая,
Когда, с размаха налетая,
Ты мяч ладонью отобьешь…

Не так ли мы стоим упорно
И защищаем воротá, —
Клубится сумрак ночи черной
И наползает темнота.

И дикая гогочет стая
Врагов, несущихся вразброд, —
И мяч, звеня и завывая,
То полетит, то упадет.

Враги несутся в поле диком,
И шумный яростен разгон, —
Ударом, топотом и гиком
Осенний воздух оглашен.

Но пенясь мощью неуемной,
Но устремив глаза вперед, —
Неколебимой и огромной
Россия встала у ворот.

Над ковылем, над пляской праха
Глаза широкие горят, —
Полощет красная рубаха,
По ветру волосы летят.

Пусть мы изнемогли в работе,
Пусть ночь глядит из-за угла, —
Вы никогда нам не вобьете,
Враги, ни одного голá!

Это стихотворение переводит образы высокой философской лирики на язык идеологии 1920-х годов. Персонифицированная тютчевская «ночь» превращается во внутреннего врага или шпиона («Пусть ночь глядит из-за угла»), блоковский «вечный бой» — в оборонительную стратегию. Можно проследить в стихотворении Багрицкого и полемику с поколением русских модернистов. «Неколебимый и огромный» образ России, вставшей у ворот, — не ответ ли это «Петербургским строфам» Мандельштама («Чудовищна, как броненосец в доке, / Россия отдыхает тяжело»)? Ведь в строке Багрицкого: «И защищаем воротá» откровенно варьируется строка мандельштамовского «Футбола»: «Кто охраняет воротá». А «красная рубаха» у Багрицкого не намек ли на того, кому посвящены «Петербургские строфы», — Гумилева? Не прячется ли здесь отсылка к его палачу «в красной рубашке, с лицом, как вымя» из «Заблудившегося трамвая? Если это так, то мы имеем дело с тонкой и циничной литературной игрой: Багрицкий вербует образы политически чуждых поэтов на службу идеологическому заказу, мобилизует их на борьбу с врагами Советской России.

В первой части стихотворения преобладает легкость порыва. Игроки едва ли не дематериализуются на наших глазах: сначала упоминаются «легкие ноги», потом развеваемые ветром кудри (еще легче), потом вновь говорится о ноге — теперь уже одной. Описываемые далее реакции — «по жилам пронесется дрожь», «сердце дрогнет, замирая», — являются скорее эмоциональными, чем физическими; что до ключевого и наиболее силозатратного действия — захвата вратарем мяча, — здесь оно кажется невероятно легким, почти шуточным: вратарь ловит мяч «ладонью».

Во второй части стихотворения легконогие футболисты растворяются в «России», «неколебимой и огромной». Ее «неуемная мощь» отсылает, по-видимому, одновременно к прошлому и будущему: с одной стороны, это легендарные времена борьбы с набегами (отсюда «красная рубаха», словосочетания вроде «поля дикого»); с другой — время, когда «изнемогших в работе» сухощавых футболистов времен Гражданской войны сменит новое поколение более крепких и могучих игроков. Таким образом, в стихотворении Багрицкого метафора футбольного мачта достигает предельной высоты политической оды: победой в игре, которая ведется на бескрайних полях России, будет лишь торжество мирового коммунизма.

Читайте также

«Портсмут» и шпион, который не играл за «Спартак»
Отрывок из книги Ивана Калашникова «Мир английского футбола»
22 сентября
Фрагменты
«Книги съедают меня целиком»
Читательская биография филолога Дмитрия Бака
11 июля
Контекст
«Мы отправили Венедикту Ерофееву устав КПСС»
Читательская биография филолога Романа Лейбова
24 марта
Контекст