Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Что происходит?
До закона о запрете т. н. пропаганды ЛГБТ«Международное движение» с таким названием фигурирует в списке экстремистских организаций Минюста РФ, который вступил в силу 5 декабря 2022 года, книгам с квир-тематикой присваивали рейтинг «18+». На этом, в общем-то, все и заканчивалось, если не считать скандала вокруг отдельных произведений. Речь, конечно, о романе «Лето в пионерском галстуке»; книги издательства Popcorn Books в целом оказались в первой половине 2022 года в центре государственного внимания.
Вступление закона в силу сильно повлияло на литературную сферу: книжные магазины стали убирать книги с полок, библиотеки — прятать их в спецхран (закрытое для всех хранилище, откуда книги не выдают). Это происходило не только в публичных библиотеках и не только в случае художественных произведений. Так, в конце 2022-го — начале 2023 года в одной из научных библиотек Москвы читатели потеряли доступ примерно к тысяче наименований, например «Сексологии» Игоря Кона.
Сколько всего книг пострадало? Ответ на этот вопрос дать невозможно, потому что с юридической точки зрения с ними ничего не происходило. Главные черты новейшей цензуры — ее неформальность, нечеткость, незаметность. «По звонку» определенные книги нужно убрать с полок, прилавков, каталогов, и, если речь о библиотеке, — впоследствии списать. Выискивать опасные книги сверх списков должны были и сами библиотекари. Во всяком случае, так это происходило в Москве, как объяснял в феврале прошлого года Владимир Косаревский, тогда — заведующий SMART-библиотекой имени Ахматовой, благодаря которому многие узнали о том, что вообще происходит.
Затем те же «принципы» распространились на Петербург. Там никаких списков «сверху» не спускали, но потребовали от библиотекарей искать пропаганду в меру своего разумения. Сперва книгам по решению руководства библиотечной системы района самовольно присваивали рейтинг «18+», в конце 2023 года запретили выдавать читателям вообще, и, наконец (почти сразу после этого), встал вопрос об их списании, то есть уничтожении.
Однако достоверно узнать, а были ли «разнарядки» и что после них исчезло, почти невозможно — разве что сотрудник библиотеки решит об этом рассказать. Именно так, неформальным путем, из неофициальных разговоров, мне удалось узнать обо всех изъятиях, которые я тут упоминаю без ссылок. Никаких документов на этот счет нет: книги отправляются на списание «по другим причинам» (без указания, что это за причины) или просто исчезают из каталога, будто их и не было никогда. В Петербурге (подозреваю, что и не только) сотрудникам настойчиво рекомендуют ничего не сообщать читателям о происходящем.
Впрочем, даже в Петербурге охота шла далеко не в каждом районе: в большинстве библиотечных систем города опыт Москвы перенимать не стали. В регионах, кажется, реакция была тоже в основном сдержанная. Директор Череповецкого объединения библиотек, например, вообще не считала, что в ее организации наберется много «таких» книг — «если только западная литература».
30 ноября 2023 года Верховный суд РФ признал экстремистским «международное движение ЛГБТ». Казалось, что это еще сильнее изменит книжный мир. Но, как ни странно, радикальные трансформации не грянули. Не появилось новых решений о признании экстремистскими, скажем, «Крыльев» Михаила Кузмина или того же «Лета в пионерском галстуке». Да и на неофициальном уровне сотрудники библиотек никаких изменений не заметили — во всяком случае, в городах и библиотеках, где мне удалось найти собеседников.
Впрочем, в конце 2023-го ситуация все равно ухудшилась, причем в этот раз закручивание гаек стало достоянием широкой общественности. Из продажи стали изымать книги Бориса Акунина признан иностранным агентом, включен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга, а заодно снимать с репертуара спектакли по его пьесам. О том, что с полок библиотек его произведения хотят убрать (вместе с книгой Гузель Яхиной), рассказывал Косаревский еще в 2022 году — распоряжение, по его словам, отменили на следующий же день. Почему? Вероятно, тогда не решились покушаться на популярнейшего автора.
После объявления в декабре писателя террористом и экстремистом в некоторых библиотечных системах Петербурга поспешили заблокировать для выдачи все его книги, потом это распоряжение отменили, но выдавать на руки все равно опасались... наконец, вынесли вердикт: книги убрать подальше, но насовсем от читателей не отлучать. Впрочем, в отдельных библиотеках в запасники на всякий случай убрали даже книги, которые Акунин переводил, а также серии, которые основал. Ведь, как и в случае с пропагандой ЛГБТ, никаких официальных рамок никто не очертил: власти перекладывают ответственность на людей, которые впадают в самоцензуру, пытаясь угадать невысказанные пожелания. Тут как на цирковой арене: у всех руки на виду, но книги тем не менее исчезли. В любой момент может статься, что пожелания были угаданы недостаточно хорошо.
В феврале широко разошлась история о списке торговой площадки «Мегамаркет». Изначально его опубликовал журналист Александр ПлющевПризнан властями РФ иностранным агентом.. По его словам, книги из этого списка маркетплейс изъял из продажи по неизвестно чьему распоряжению. Недоступны оказались не только пресловутое «Лето в пионерском галстуке» или «Песнь Ахилла» Мадлен Миллер, но и стопроцентная классика — например, «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайлда, романы Юкио Мисимы, Марселя Пруста и даже «Неточка Незванова» Достоевского.
В достоверности списка возникли сомнения, но вскоре Мегамаркет подтвердил его подлинность и сообщил, что он составлен по инициативе Ассоциации компаний интернет-торговли. В этой организации заявили, что список-де составлялся в рамках дискуссии перед принятием закона о пропаганде и вообще не использовался. Однако «Агентство»СМИ объявлено властями РФ иностранным агентом и нежелательной организацией подсчитало, что большинства из указанных в этом странном списке книг действительно нет в продаже.
Есть еще одна любопытная деталь. Еще в конце 2022 года похожие списки стал составлять магазин электронных книг «Литрес». Тогда руководство сервиса заявляло, что авторов некоторых книг попросят внести в тексты изменения, а что-то уберут из продажи. Этим лаконичным заявлением дело ограничилось. В открытом доступе никаких списков, конечно, нет. Однако летом 2023 года рекомендации «Литреса» получили некоторые библиотеки — и вскоре начали ими пользоваться. Не то чтобы у сервиса были какие-то официальные полномочия диктовать библиотекам что делать: скорее это говорит об уровне растерянности «на земле». Именно тогда и поэтому с полок стали пропадать романы Пруста и Мисимы, которые также фигурируют в списке Мегамаркета. Совпадают и другие пункты.
Что пропадает?
В течение 2023 года практики библиотек Москвы стала распространяться как минимум на Петербург: книги стали не просто прятать, а списывать — или по меньшей мере обсуждать такую перспективу. Законно ли это? Библиотека вправе решить, что не станет выдавать некую книгу, в уставах есть такой пункт. Маркетплейс может снимать товары с продажи. Существен факт замалчивания, что книги исчезают: скрытая цензура страшнее открытой.
Чаще всего протоколы по статье о «пропаганде» составляют на онлайн-кинотеатры и стриминговые сервисы. Уровень внимания законников к книгам ниже, возможно потому, что формулировки закона настолько размыты, что пропагандой действительно можно счесть даже «Неточку Незванову». В литературе трудно однозначно сказать, что именно «вызывает интерес к таким отношениям» и «формирует установки о привлекательности». С уверенностью можно утверждать, что эти неясности сводят с ума рядовых сотрудников библиотек. Главным критерием становится не буква закона, а классическое «как бы чего не вышло».
Что же считают пропагандой бдительные библиотекари? Поясню на субъективных наблюдениях. Например, роман Джона Маррса «The One. Единственный». Там и правда есть гей-линия (одна среди нескольких гетеросексуальных), правда нечеловеческая: по сюжету всемогущее приложение заявляет героям-мужчинам, что они созданы друг для друга, и это ломает всю их привычную жизнь.
Или «Щегол» Донны Тартт. Там однополых отношений нет. Между главным героем и его другом вроде бы что-то было в отрочестве, но в наркотическом тумане никто об этом толком не помнит и этот факт ни к чему не приводит. Несмотря на такие вводные, «Щегол» встретится едва ли не в любом «расстрельном списке». Как и «Обладать» Антонии Байетт, где тема бисексуальности совершенно проходная. Рядом нередко оказывается «Рана» Оксаны Васякиной, «Содом и Гоморра» Марселя Пруста, «Дом на краю света» Майкла Каннингема, его же «Снежная королева» и так далее.
Обычно библиотекари мотивируют внесение в список довольно сухо: «на странице 394 есть сцена однополых отношений». Бывает и более любопытное: что-нибудь вроде «такие сцены и темы не оправданы никаким художественным замыслом». Но это те книги, которые выявили в фонде сами библиотекари. Те, которые (без подробных обоснований) посоветовал убрать «Литрес», ни в какой мотивировке не нуждаются и никаким обсуждениям не подлежат.
С Акуниным произошла та же история. Закон не требует запрещать книги автора-экстремиста, если суд не признал экстремистскими сами тексты, но библиотекари предпочитают по понятным причинам перестраховаться. Тем более что представления о том, что вообще такое экстремист и за что Акунина в эти списки занесли, у рядового библиотекаря, да и читателя, довольно туманные.
А собственно, что думают эти библиотекари и читатели?
Какой была (и будет?) реакция
Пожалуй, самое необычное в этой ситуации — не запреты и даже не стремление к самоцензуре, а реакция читателей. До сих пор, узнав, например, об ограничениях для книг иноагентов, пользователи удивлялись или не желали ничего об этом знать. Но теперь они в курсе, они тревожатся и ругаются. Впервые за время моей работы читатели массово спрашивают: «Акунина еще выдаете?», «Есть Акунин?», «Убрали Акунина?». И первое время можно было услышать довольно громкие разговоры о том, какое это, мол, глупое решение, и обсуждения того, ненавидит ли Акунин Россию (нередко читатели уверены, что вовсе даже наоборот).
То же самое происходит и с «пропагандой». Одно дело, когда Андре Асимана выдают только людям старше восемнадцати — таков закон. Одно дело, когда «Лето в пионерском галстуке» нигде не сыщешь — целевая аудитория все и так прекрасно понимает, а остальным это неинтересно. Но другое дело, когда все эти процессы распространяются на сферу массового мейнстримного чтения. Да, сейчас АКИТ утверждает, что никто не запрещал «Портрет Дориана Грея». Но, если закручивание гаек продолжится (а оно продолжится), Оскара Уайлда вполне можно будет увидеть изъятым из продажи, а потом и из библиотек. Ничего нереального в этом нет.
Не все библиотекари разделяют мой пессимизм. Изъятием обычно занимается кто-то конкретный, а остальные сотрудники просто не вникают в ситуацию. Часто бывает, что в одном районе книга не выдается, а в другом лежит в свободном доступе, и библиотекари делают круглые глаза: у нас ничего такого не происходит, мы о таком даже не слышали, тема квир-литературы ни разу не поднималась.
Библиотекари, которых запреты уже коснулись, сопротивляются по мере сил. Выискивание пропаганды — удел меньшинства. Из тех, кто в курсе ситуации, большинство в откровенном шоке: «Это „451 градус по Фаренгейту“». Некоторые увольняются. Но выдать заблокированную книгу все равно физически невозможно. Да и страшно — ходят слухи о тайных читателях, которые проверяют сотрудников на вшивость. К тому же сама система довольно прозрачная — видно, кому и что выдали. Остается лишь вступать в полемику с самоцензурно настроенными коллегами: «эта книга ничего не пропагандирует, ведь геи упоминаются в ней кратко и неодобрительно» — и все в таком духе. Но это возможно не везде и не всегда. Тысячи книг лежат в спецхране, как буквально говорят сотрудники, «до лучших времен».
И это говорят далеко не люди, готовые идти на баррикады. Просто лучшие времена для простого библиотекаря — это когда книги не прячут.