Популярный блогер Богемик («Игра с Макиавелли») когда-то предложил своим читателям найти нечто столь же честное и глубокое о человеке, как три афоризма великого итальянца, написанное в течение последних трех веков. Если несколько изменить условия игры и, устраняя хронологические рамки, попробовать назвать книгу, которая могла бы конкурировать с Макиавелли и утверждать вещи, противоположные его мнениям, то, наверное, первое место в таком ряду должен занять (немного, впрочем, выходящий за рамки трех столетий) роман Франсуа де Салиньяка де ла Мота-Фенелона «Приключения Телемаха, или Продолжение IV книги „Одиссеи“».
В 1994 году один французский исследователь насчитал свыше 800 переизданий «Приключений Телемаха» — в оригинале и в переводах. Долгое время это был весьма популярный роман. Когда-то Андрей Болотов писал об этой книге:
«Не могу довольно изобразить, сколь великую произвела она мне пользу! Учитель наш заставливал меня иногда читать ее у себя в спальне для науки, но я ее мало разумел по-французски, а по крайней мере узнал, что она такое, и достав не помню от кого-то русскую, не мог довольно ей начитаться. Сладкий пиитический слог пленил мое сердце и мысли, влил в меня вкус к сочинениям сего рода и вперил любопытство к чтению дальнейшего. Я получил чрез нее понятие о митологии, о древних войнах и обыкновениях, о Троянской войне, и мне она так полюбилась, что у меня старинные брони, латы, шлемы, щиты и прочее мечтались беспрерывно в голове, к чему много помогали и картинки, в книге находившиеся».
Болотов, автор лучшей русской мемуарной книги XVIII века, родился в 1738 году, а описанная им реакция относится к последнему десятилетию первой половины XVIII века; с тех пор прошло уже почти триста лет, читательские вкусы изменились. То, что было столь живо тогда, — сохраняет ли возможность жизни в наши дни?
Прежде чем обратиться к содержанию романа, нужно сказать несколько слов о его форме. Болотов попал в точку: «пиитический слог». Впоследствии Пушкин скажет о выросшей из фенелонова романа «Тилемахиде» Василия Тредьяковского: «Любовь его к фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного». Но мысль перевести «Приключения Телемаха» стихами уже не была новостью ни к моменту выхода «Тилемахиды» (1766), ни, вероятно, к тому моменту, когда русский поэт приступил к своему труду — и весьма возможно, что он уже знал об этом. Немецкий стихотворный перевод вышел в 1727 году. В 1733 году было опубликовано голландское переложение александрийскими стихами. В сороковых годах увидели свет гекзаметрический латинский и — октавами — итальянский переводы (1743 и 1747 годы соответственно). Еще один латинский перевод вышел в 1759-м и повторно в 1764 году. И наконец, в 1823 году появляется стихотворное переложение с французского языка на французский Жана-Батиста Бурьо под названием, очень похожим на знакомое нам, — «Телемахеида». Отметим, что часто «Приключения Телемаха» выходили с эссе об эпической поэзии А. М. Рамсея, где тот доказывал соответствие книги Фенелона правилам жанра.
Итальянский переводчик Фламинио Скарселли подносит свой труд Людовику XV (фронтиспис издания перевода)Отметим еще одну особенность воспоминаний Болотова. Он пишет о впечатлении, которое — наряду с текстом — произвели на него картинки. И это весьма важная черта: в моей библиотеке есть три переводных издания «Телемаха», голландское (не тот перевод, о котором шла речь, а прозаический, 1730 года издания), и два поэтических — латинский и итальянский. И только второй ограничивается роскошным фронтисписом. Еще у меня есть немецкое учебное издание 1795 года и случайное французское XIX века, купленное на заре юности, когда я еще не имел понятия о том, что такое старая и редкая книга. Они тоже с гравюрами. Иллюстрированный «Телемах» — для XVIII века такое же правило, как сейчас — лишенный картинок.
Отчего ж Фенелон не написал свой эпос/роман стихами? Собственно, литературная задача стояла у него на втором плане. Античный эпос, как известно, делится на героический и дидактический. Фенелон сумел совместить и то и другое: в форму прозаической эпопеи с главным героем — доблестным Телемахом — была облечена учебная задача, и читатель предполагался единственный — Людовик, герцог Бургундский (1682—1712), внук короля-солнца (царствовать ему не довелось) и отец следующего короля, Людовика XV. Впрочем, образовательная традиция Франции предполагает, что вещи, предназначенные для воспитания высших лиц, доступны и широкой публике (вспомним знаменитую серию Ad usum Delphini!). Ментор, под видом которого в романе действует богиня мудрости Афина, стал именем нарицательным.
Как воин Телемах — рыцарь без страха и упрека и не знает себе равных; в этом отношении литературная прямолинейность сродни современной кинематографической. Но как человек он знает колебания и ошибки; в особенности Фенелону ненавистна любовь (и когда он чувствует, что одна из нимф из свиты Калипсо слишком близка к победе, он бросает Телемаха в море с высокого берега и прыгает за ним сам). Формат путешествия позволяет развернуть картины и порассуждать о различных формах правления; Телемах наблюдает, как губит деспотия некогда веселую и привольную жизнь богатых торговцев-финикийцев, испытывает на себе рабство в Египте и совершает многочисленные подвиги в объединенной армии италийских государств, воюющих против общего обидчика Адраста. Здесь собирается самое изысканное общество: армией командуют престарелый Нестор, известный нам по «Илиаде», и Филоктет, который под Трою не попал; о нем мы знаем от Софокла. Уже не веря, что отец жив, Телемах спускается в его поисках в подземный мир — и там мы видим одну из самых разительных сцен загробного наказания тиранов. Вряд ли Людовику XIV было приятно это читать (хотя тираном он себя, конечно же, не чувствовал). Ментор между тем учит Идоменея управлять государством; его идеалы — деревня, а не город; обработка полей, а не промышленность; скромный достаток, а не стремление к богатству. Не слишком умный и чрезмерно воинственный любитель роскошных построек Идоменей считается сатирой на Людовика XIV. Ментор и Телемах покидают Идоменея, а накануне воссоединения Телемаха с отцом Афина, сбросив ложный образ, расстается со своим подопечным.
Ментор учреждает Академию изящных искусств. Из немецкого учебного издания 1795 годаРоман, противоположный королевским желаниям, вызвал удаление Фенелона от двора и принес ему мировую славу на два столетия. Впрочем, не один Людовик XIV был недоволен тенденцией романа. Критиковал его и Вольтер. В стихотворении «Человек света» он пишет:
Теперь скажите мне, создатель Телемака,
Чем так любезна вам ничтожная Итака,
Чем — нравы строгие, и тяжкого труда
Исполненная жизнь, и жалкая нужда
В кругу Салентских стен, где горем и страданьем
Обильны жители, но бедны процветаньем?
Приятностью ваш слог по нраву мне,
Хоть он, признайтесь, несколько растянут;
Но пусть меня повесят на стене
Салента вашего, когда искать в нем станут,
Чем без того владеем мы вполне.
Кратко рассмотрев, о чем роман и как он написан, можно вернуться к заданному раньше вопросу: не стоит ли его читать (он имеет индивидуальный ответ для каждого), а может ли он быть прочитан современным читателем не по долгу службы? И здесь мы сначала можем удивиться, насколько Фенелон попал в точку, если исходить из наших представлений. Единственный по-настоящему мертвый литературный жанр сегодня из господствовавших в Европе — стихотворный эпос. Но свято место пусто не бывает, и — поскольку обычный роман стал явлением, скажем так, совершенно прозаическим, — у читателя есть потребность в крупной эпической форме, которая идеально удовлетворяется, скажем, «Властелином колец». Многочисленность попыток идти по следам Толкина наводит на мысль, что здесь в человеческих душах затронуто нечто важное и отзывчивое.
В жанровом отношении Фенелон попал в точку. Но, к сожалению, во всех остальных нет. К сожалению для нас, а не для него. Во всем прочем он гладит современное человечество против шерсти. Оно с трудом воспринимает моральную проповедь, а тем более — произнесенную кристально чистым, добрым и порядочным человеком, и не в состоянии вынести долгих рассуждений хотя бы и о таком общезанимательном предмете, как управление государством. Нам — начиная с XIX века и доныне — для поддержания интереса нужна какая-нибудь червоточинка.
Вопрос с «Тилемахидой» Тредьяковского — совершенно отдельный, затрагивающий как точность перевода, так и вкус к архаике. Если он есть, то переложение Тредьяковского — самое острое блюдо; ни Ломоносов, ни даже Петров, ни тем более Сумароков с Херасковым не дадут таких ощущений. Вкус к архаике — единственное, что может поддержать интерес к фенелонову роману. Для того чтобы читатель мог сравнить, мы предложим для одного и того же эпизода три версии: Тредьяковского и две прозаические, XVIII и XIX веков.
Тредьяковский:
Зельно удивлшись Калипса, и вся в умилении ставши,
В юности что таковой толик и разум и-слово,
Зря ж на-него не-могла притом Сама насмотреться;
В сем не-сводила очей с того, и-стояла молчащи.
Но наконец изрекла ему: «Тилемах, обнадежься;
Мы расскажем тебе, что с-отцем твоим приключилось.
Токмо ж Повесть долга о сем. А должно, и-время,
Здесь отдохнуть тебе от всех трудов понесенных.
Вниди в Чертоги мои, где-приму тебя как-бы-сына.
Вниди, ты-будешь утеха мне; в моем одиночестве;
Я ж, конечно, твоё соделаю счастье твердо:
Только б оным умел ты сам при мне наслаждаться».
Перевод Ивана Захарова (1786):
Удивлением и жалостию обятая Калипса, видя в таковой нежной юности толико мудрости и красноречия, не могла насытить очей своих взирая на Телемака, и пребывала в безмолвии. Наконец рекла ему: Поведаю тебе, Телемак, что с отцем твоим приключилося; но повесть о нем продолжительна. Днесь упокойся от трудов твоих. Гряди в мое жилище, где я приму тебя как своего сына; гряди, ты в уединенной сей обители будешь мне утешением, и я устрою твое благоденствиe, когда токмо уразумееш оным наслаждаться.
Перевод Федора Лубяновского (1839):
Изумленная и растроганная столь зрелым разумом и витийством в нежном цвете юного возраста, Калипсо не отводила взора от Телемака и долго молчала. Потом говорила ему: «Телемак! я расскажу тебе все, что постигло отца твоего; но эта повесть потребует времени. Тебе нужен покой после страданий; иди ко мне в жилище; я приму тебя как сына; пойдем; ты будешь отрадою мне одинокой; счастие ждет тебя под моим кровом; умей только им воспользоваться».
Совет Калипсо можно смело адресовать читателю: ничто не мешает приступить к Фенелону, надо только уметь им наслаждаться. И параллельно нужно запастись изданием с гравюрами.