Бытует легенда, что своим удачным началом культовое британское издательство Penguin Books обязано немецкому Albatross Verlag, у которого было позаимствовано много решений: от покетбук-формата с обложками различных цветов в зависимости от жанра, «птичьего» названия и узнаваемого логотипа до нетипичных на тот момент мест продаж вроде вокзалов и универмагов. Из биографии основателя Penguin Аллена Лейна (Jeremy Lewis. The Life and Times of Allen Lane. Viking, 2005) я узнал, что покетбуки существовали и до «Альбатроса» (историки относят их происхождение ко временам книгопечатника Альда Мануция в начале шестнадцатого века), однако ряд преданий подтвердился. А недавно выпущенная издательством Йельского университета книга Мишель Трой «Странная птица. Издательство „Альбатрос” и Третий рейх» (Michele K. Troy. Strange Bird: The Albatross Press and the Third Reich, Yale UP, 2017) демонстрирует, что это немецкое издательство не только стояло за целым рядом нововведений в книжной индустрии, но и оставалось успешным и независимым в очень непростые времена.
Стоит заметить, что и «Альбатрос» возник не на пустом месте. Немецкий издательский дом Таухница начал публиковать англоязычные книги в континентальной Европе с 1841 года и, выпустив к 1930-м годам свыше 5 000 наименований, безусловно доминировал на рынке. Путешественники из Англии и США, совершавшие «Гранд-тур», привозили домой эти томики в качестве сувенира, подтверждающего их поездку (в англоязычных странах продукция Таухница не продавалась). Однако в начале 1930-х долго не менявшийся внешний вид этих изданий уже казался старомодным. В 1931 году к Курту Эноху, молодому издателю из Гамбурга, обратились представители British Holding Company с предложением создать конкурента Таухницу. Так родилось издательство «Альбатрос». Его конечным бенефициаром был сэр Эдмунд Дэвис, владелец медных месторождений в Южной Африке, а президентом — Арнольдо Мондадори, итальянский издатель. Инок руководил из Гамбурга продвижением и дистрибуцией. Макс Кристиан Вегнер, уволенный Таухницем за предложение обновить внешний вид их книг, отвечал за редактуру и производство из Парижа. Выдающийся полиграфист и дизайнер обложек Ганс Мардерштейг (немец, живущий в Вероне), разработал новый суженный формат страницы и неперегруженный современно выглядящий вариант обложки. Джон Холройд-Рис, владевший немецким, французским, итальянским и английским языками, занимался координацией с головной British Holding Company и отвечал за переговоры с издателями, литагентами и авторами, которые проходили в Лондоне или на Лазурном Берегу, где у него была вилла.
Если само по себе появление «новой птицы» еще не могло пошатнуть положение Таухница, то Великая депрессия, обрушившая туристический поток из США и Великобритании, быстро привела к падению продаж. «Альбатрос» же решил ориентироваться не на богатых «гранд-туристов», а на владевших английским европейцев, желавших поскорее познакомиться с новинками. Холройд-Рис был уверен, что любопытство немцев и французов к англо-американской культуре будет расти. Все чаще колонки книжных обзоров в европейских газетах рассказывали о произведениях, написанных по-английски, а современных авторов из Лондона и Нью-Йорка обсуждали в Париже и Берлине. В Германии периодические издания Die Literatur и Die literarische Welt — тираж последнего составлял 20 тысяч — удовлетворяли спрос читателей, интересующихся зарубежной литературой.
На таком фоне оставалось только завоевать рынок, оттерев Таухница и защитившись от британских издателей, также продававших свои книги на континенте, правда, исключительно в твердых переплетах. «Альбатрос» же стремился зарекомендовать себя уважаемым издательством, пусть и печатающим свою продукцию в мягких обложках. Возможность для удара по главному конкуренту предоставил сам Таухниц: несмотря на 5 000 английских наименований за плечами, монополист не спешил публиковать современных авторов, остановившись на Киплинге и умершем в 1928 году Томасе Харди. Еще в 1923 году немецкий переводчик Макс Мейерфельд отмечал, что книг гремящего повсюду Д. Г. Лоренса не найти днем с огнем: его бестселлер «Сыновья и возлюбленные», вышедший в 1913 году, в Германии не могли издать уже десять лет. Похоже складывалась и ситуация с романом Джойса «Портрет художника в юности», права на издание которого Таухниц приобрел еще в 1920-м, — эту книгу издали лишь в конце десятилетия.
Макс Вегнер, уволенный Таухницем за дизайнерско-маркетинговое вольнодумство, унес с собой в «Альбатрос» идею разноцветной кодификации жанров. Спешащие на поезд люди могли больше не тратить время на поиски, чтобы купить детектив на дорогу, — достаточно было схватить «Альбатроса» красного цвета. Книги о путешествиях и чужих землях выходили под зеленой обложкой, сборники рассказов и юмористических историй — под оранжевой. Любители истории и биографий тянулись за фиолетовыми томиками, любовных романов — за синими, а желтые обложки означали «психологические» романы или рассказы. Для людей, не владевших английским как родным языком, эта система значительно упрощала выбор. Кроме того, убеждал Холройд-Рис книготорговцев, разные цвета хорошо сочетались на витрине, повышая продажи книг.
Несмотря на привлекательный и инновационный дизайн, индустрия книготорговли отнеслась к новичку настороженно и не спешила с заказами. «Реакция была нулевая», — вспоминал Холройд-Рис. Тогда он нанял 24 «туриста», которые ежедневно отправлялись из Парижа, Милана и Гамбурга вглубь «таухницкой» территории. Они демонстрировали владельцам книжных запоминающиеся томики «Альбатроса», не называя их цену. «Красиво, но дорого», — заключали продавцы. В ответ на это «туристы» показывали заднюю обложку, где значилась низкая цена, чем повергали торговцев в ступор. Вскоре продажи взлетели вдвое выше запланированных.
С самого начала своего существования «Альбатрос» вкладывал в свои тома открытки, чтобы установить обратную связь с читателями:
«Дорогой читатель,
если я до сих пор не издал ту особенную книгу, которую вы от меня ждали, не соблаговолите ли выбрать ее сами? Бесплатная копия каждой книги, опубликованной по предложению читателей, отправляется тому, кто предложил ее первым. При получении вашей карточки вы будете проинформированы, была ли уже предложена книга, о которой идет речь, и если нет, то она будет сразу же прочитана [редактором]. Надеюсь, ваше предложение будет первым.
Остаюсь искренне Ваш,
„Альбатрос”».
На обороте открытки оставалось место, чтобы читатель мог присоединиться к друзьям издательства — постоянным клиентам, получателям сезонных каталогов. Там же читатель мог перечислить свои любимые книги и объяснить, почему «Альбатросу» стоит их опубликовать.
Таухницу пришлось нелегко: в 1932-м (в год дебюта «Альбатроса») издательский дом продал 494 тысяч томов, что едва позволяло сводить концы с концами. Два года назад продажи превысили 662 тысячи. «Альбатрос» же задумался над покупкой конкурента. В глазах его руководства сделка имела смысл: имя Таухница было узнаваемо, под ним можно было бы продолжать выпуск классики, зарезервировав новинки за «птичьим» брендом. Первым шагом к слиянию стал перевод печати в Лейпциг, родной город Таухница и старинный центр немецкой книготорговли. Конкурент не хотел сдаваться без боя и прибег к удару ниже пояса, сообщив властям о еврейском происхождении Дэвиса.
В начале 1933 года в Германии к власти пришли нацисты, и уже в апреле министр пропаганды Геббельс призвал книжную индустрию отринуть «интернационализм, пацифизм и демократическое правовое государство» (идеалы, господствовавшие в немецком книжном рынке) и присоединиться к «национальной революции». Книготорговля, по его словам, принесла в Германию «недокультуру», издавая то, что лучше продается, вместо того, чтобы выполнять «историческую миссию» и выпускать книги по «перековке духа». Книжники встретили эту речь «оглушительными аплодисментами», символизирующими их готовность соответствовать новым порядкам.
Как и следовало ожидать, нацисты не одобрили продажу «германского культурного института» иностранцам (т. е. британским подданным), особенно учитывая то, что владелец Publishing Holding Company сэр Эдмунд Дэвис был евреем. Издательский дом Таухница остался в немецких руках.
Изменились и правила игры. Издатели больше не могли заключать контракты с иностранными авторами так же свободно, как прежде. Теперь они должны были предоставлять ворох документов: перевод текста, отдельно образец перевода, краткое содержание книги, информацию о «расовом» происхождении автора и объяснение того, как перевод поможет немцам лучше понять иностранную культуру, о которой идет речь. Непоследовательные стандарты нацистских цензоров превратили покупку прав на англо-американские книги в рулетку; издатели должны были платить за перевод прежде, чем могли узнать, будет ли одобрена их заявка. Прежде они часто покупали права у известных авторов еще до того, как рукописи были закончены. Теперь издателям приходилось осторожничать, и авторы должны были это учитывать. Роберт Грейвс, например, с готовностью соглашался с тем, что его книги, возможно, подвергнутся в цензуре. «Если вы можете продать права на немецкий перевод „Я, Клавдий”, сделайте это, — писал он своему британскому агенту. — Если там есть какая-то „ретроспективная государственная измена” против Германии, переводчик может смягчить ее: антигерманские выпады в ней не мои, а собственно Клавдия — его любимый отец и брат были убежденными убийцами германцев». В осуждении нацистской идеологии у Олдоса Хаксли уже не было ничего завуалированного. Редакторы «Альбатроса», желая выпустить книгу, последовали примеру всех своих немецких коллег, применявших «die Schere im Kopf» (буквально «ножницы в головах») и вырезали самые агрессивные отрывки из его путевых записок «За Мексиканским заливом». Жертвой пало написанное Хаксли восемнадцатистраничное разоблачение национализма.
И тем не менее «Альбатрос» избежал такого же пристального внимания и наказаний, как многие другие немецкие издатели. Терпимость режима к «Альбатросу» была умышленной. Министерство пропаганды могло запрещать или разрешать то или иное издание в зависимости от того, на пересечении каких конкурирующих шкал ценностей — финансовой, культурной и политической — оно оказывалось. Книга могла быть непристойной, но финансово выгодной и хорошо продаваемой за границей; или она могла быть финансово провальной, но политически полезной. Когда власти взвешивали все эти факторы, «Альбатрос», как правило, выходил сухим из воды: нацистский режим зарабатывал иностранную валюту примерно на 70 процентах книг, экспортируемых издательством, а книги на английском языке, продаваемые в самом рейхе, предназначались небольшой, хорошо образованной аудитории и поэтому считались не столь опасными для народа. Таким образом, английский язык служил «Альбатросу» плащом-невидимкой, укрывавшим его книги от бдительных глаз нацистских цензоров. Несмотря на публичные протесты против «негерманской» литературы, чиновники как культурного, так и экономического секторов сходились, по крайней мере, в одном: англоязычные книги, печатавшиеся в Германии, не наносили существенный урон культуре, зато были экономически выгодны.
Тем не менее, если режим извлекал выгоду из «Альбатроса», то что-то ему приходилось и давать взамен. В большей части континентальной Европы «Альбатрос» был известен как издательство, продававшее современные книги в мягкой обложке по разумным ценам; в гитлеровской Германии огромные и часто произвольные штрафы, которые режим обрушивал на немецких издателей, сделали «Альбатрос» едва ли не последним источником литературных новинок. Терпя его издательскую политику ради собственной финансовой выгоды, нацистские власти парадоксальным образом превратили «птичье» издательство в площадку, на которой демократические идеалы англо-американской литературной традиции все еще могли присутствовать, наряду с экспериментальными поисками литературного модернизма, которые дома режим уже уничтожил.
Несмотря на все противодействие нацистского режима, англоязычные романы оставались в Германии чрезвычайно популярными: в 1937–1938 годах они составили почти половину всей выпущенной на прилавки переводной художественной литературы. А мода на англо-американские детективы еще больше увеличивала дисбаланс.
В 1938 году популярность зарубежной литературы привлекла внимание спецслужб — СД и CC. Эсэсовский аналитический центр отмечал, что переводы потакают стремлению читателей убежать от политических реалий, в качестве примера ссылаясь на роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Переводя и публикуя такие вещи, говорилось в отчете, издатели думают только об «экономической выгоде», забыв про свои культурные и политические обязанности.
Указ Министерства пропаганды от 15 октября 1939 года запрещал издание и продажу детективов и приключенческих романов, «пропагандирующих английские институты и английские нравы». К ноябрю было организовано студенческое движение с целью «поиска в истории и культуре всех наций и во всех отраслях знания материалов и доводов против Великобритании». Книгоиздателям было велено убрать все переводные британские книги из оконных витрин, а в декабре 1939-го были запрещены и новые переводы. Тем не менее все эти ограничения не коснулись книг «Альбатроса».
Начавшаяся Вторая мировая война стала PR-кошмаром для издательства. В London Evening Standard и некоторых континентальных журналах циркулировали слухи, что «Альбатрос» находится в сговоре с нацистским режимом. Холройд-Рис красноречиво выступил в свою защиту в четырехстраничной «Записке для информации британских авторов „Альбатроса” и издательского дома Таухница» в январе 1940 года. «Альбатрос» печатал свои книги в Лейпциге не из-за какой-то особенной преданности Германии, объяснил он, а лишь для того, чтобы «обеспечить авторам и издателям доступ на большой немецкий рынок». Холройд-Рис осудил высказывания против «Альбатроса» как «клеветнические и крайне предвзятые... так как они создают впечатление, будто „Альбатрос” принадлежит немецкому правительству или нацистам, тогда как на самом деле владельцы предприятия — британцы, и они вместе с авторами страдают от последствий войны». «Альбатрос» был другом, а не врагом британских авторов, утверждал автор «Записки», и в течение многих лет служил для них едва ли не единственным средством доступа к немецкой аудитории. «Если бы не „Альбатрос”, — справедливо утверждал Холройд-Рис, — то немецкий рынок для них был бы почти закрыт или закрыт полностью».
Война тем временем продолжала вносить свои коррективы. 27 апреля 1942 года Министерство пропаганды обрушило следующий удар: «Распространение сборников британских и американских авторов, зарубежные издания Таухница и „Альбатроса” в нейтральных странах и на территориях, оккупированных немецкими войсками, нежелательно». Экспорт обеих серий из Германии следовало «немедленно прекратить», а обоим издательствам надлежало ожидать «дальнейших указаний» относительно судьбы своих книг в пределах границ рейха.
Призыв Геббельса к «тотальной войне» побудил правительственные учреждения и министерства определиться с тем, на какие жертвы они готовы пойти ради рейха. Весной 1943 года Литературная палата и Министерство пропаганды постановили запретить работу большинства издательств, за исключением «абсолютно необходимых для военных действий». Издательский дом Таухница попал в перечень защищенных фирм, а «Альбатрос», напротив, предложили закрыть. И хотя формально этого не произошло, издательству существенно перекрыли кислород: в апреле того же года ему было предписано реализовывать свои книги исключительно в образовательных и религиозных учреждениях.
Утром 4 декабря 1943 года, еще до рассвета, 442 бомбардировщика союзников сбросили 1400 тонн бомб и «зажигалок» на Лейпциг, шестой по величине город и главный центр книгопечатания страны. Так как половина местных пожарных два дня назад была командирована на помощь берлинским коллегам, в Лейпциге разразился катастрофический пожар. В штаб-квартире «Альбатроса» в пепел обратилось даже содержимое несгораемого сейфа. Весь запас книг был уничтожен: в том числе 12 830 запрещенных книг, 47 672 книги, готовые к продаже, и 70 550 книг без переплетов, а также ценная коллекция Холройда-Риса — архив Таухница из 5 250 томов, по одному экземпляру каждого тома за целый века деятельности издательства. Чудом уцелели 45 тысяч непереплетенных томов, хранившихся на отдельных складах.
Несмотря на лишения, переживаемые населением, спрос на книги сохранялся и заказы на них шли в «Альбатрос» постоянно — их удовлетворяли, как только книги успевали переплести. Затем, так же внезапно, как в тот раз, когда издательство едва не закрылось из-за тотальной войны, ему приказано было оставаться на плаву. Немцы покинули Париж 25 августа 1944 года. На следующий день председатель Литературной палаты потребовал от «Альбатроса» сохранить бизнес, невзирая ни на что.
И только после войны, когда дешевые американские (и английские) издания наводнили Европу, «Альбатросу» окончательно подрезали крылья. Пострадал не только он. Все национальные издатели, выпускавшие на континентальный рынок англоязычную литературу, разделили ту же судьбу, например серии Zephyr Editions и Ljus Editions от шведского Bonnier’s и другие. Окончательно Альбатрос закрылся в 1955 году. Но из его яйца, если можно так сказать, вылупился мощный последователь — британская группа Penguin Books, чей основатель Аллен Лейн был настолько впечатлен историей «Альбатроса», что зарегистрировал и другие «птичьи» бренды, используемые компанией и поныне — Pelican («пеликан») и Puffin («тупик» — арктическая морская птица со смешным треугольным носом).