— В ИМЛИ РАН существует группа по подготовке полного академического собрания сочинений А. Н. Толстого, которую вы возглавляете. Как продвигается работа? Что уже удалось сделать?
— Полное собрание сочинений задумывалось в нескольких сериях, сейчас мы ведем работу над одной из них, серией художественных произведений писателя. Полностью готов первый том «Повести и рассказы 1900–1910 гг. Роман „Чудаки”», частично ― второй «Повести и рассказы 1911–1914 гг. Роман „Хромой барин”». Однако наши главные усилия в настоящий момент сосредоточены на подготовке центральных в творчестве Толстого произведений ― трилогии «Хождение по мукам» и романа «Петр Первый». Несмотря на большое количество выпущенных собраний сочинений писателя, их научное комментирование, с привлечением большого количества самых разных источников, осуществляется впервые. Впервые критически устанавливаются и тексты этих произведений путем сверок всех известных изданий, а также сохранившихся автографов и машинописей. Объем этой работы чрезвычайно велик, а сама она очень ответственна, так как речь идет о хорошо всем известных и до сих пор востребованных романах. Мы очень надеемся, что в ближайшее время собрание сочинений будет открыто и начнется выход томов.
— С какими сложностями вам и вашим коллегам пришлось столкнуться при подготовке научного собрания сочинений Толстого?
— Самая большая проблема ― это объем того материала, который нам предстоит освоить. Алексей Толстой прожил 62 года, и его творческий путь был необычайно насыщен. Творческая биография писателя началась задолго до революции. Он был и полноправным представителем Серебряного века русской литературы, и писателем-эмигрантом, и активным участником советского литературного процесса 1920-х ― первой половины 1940-х гг. В этом его уникальность, но вместе с тем и сложность.
Как я уже говорила, Полное собрание сочинений А. Н. Толстого предполагается выпустить в нескольких сериях. Кроме собственно художественных произведений писателя ― рассказов, повестей, романов, пьес, сказок и стихов (а это 13 томов), — в него войдут его публицистика и письма. Предполагается включить в состав собрания сочинений и материалы архива Толстого, который содержит целый ряд неопубликованных при жизни писателя текстов. Их бо́льшая часть относится к периоду 1910-х гг.
Архив Алексея Толстого, к сожалению, рассредоточен по разным архивохранилищам. На протяжении нескольких лет сотрудники группы принимали участие в описании части архива, которая хранится в фонде Толстого в Отделе рукописей Института мировой литературы. И пожалуй, она самая важная, так как содержит рукописи писателя и те творческие материалы, которыми он пользовался при создании своих произведений. Введение этих документов в научный оборот через комментарий к конкретным сочинениям ― в этом мы видим одну из главных своих задач.
— Можете рассказать о каких-то недавних научных открытиях и архивных находках, связанных с творчеством писателя?
— Работа по подготовке собраний сочинений тем и увлекательна, что научные открытия мы делаем если не ежедневно, то, по крайней мере, еженедельно. К числу последних обретений я бы отнесла личную библиотеку Алексея Толстого, которая хранится в Отделе книжных фондов Государственного музея истории русской литературы им. В. И. Даля. К сожалению, в течение долгого времени она была недоступна для исследователей, но теперь вновь открыта. В составе библиотеки ― многочисленные издания произведений Толстого с его пометами и правкой, книги с дарственными надписями, литература, которой писатель пользовался при создании своих повестей и романов.
Особенно актуальна доступность книжного фонда Толстого для подготовки к печати таких произведений, как, например, исторический роман «Петр Первый». В личной библиотеке писателя сохранилось большое количество трудов российских историков (С. М.Соловьева, Н. В. Устрялова и др.); воспоминаний современников Петра, как отечественных, так и зарубежных; документальных сводов, без которых просто невозможно полноценное научное комментирование этого романа. Все они хранят следы работы Толстого над одним из самых любимых своих детищ.
— «Я все черновики уничтожаю: такова моя манера писать», ― отвечал А. Н. Толстой на просьбу сообщить о составе своего архива. В чем, на ваш взгляд, была причина этого?
— К счастью для нас, все Толстой уничтожить не смог, хотя справедливо и то, что рукописи его произведений дошли до нас не в полном объеме. И дело здесь не только в отчасти эпатажном заявлении Толстого, а в линии его жизненного пути.
Уезжая летом 1918 года на юг России, а оттуда в эмиграцию, он был вынужден оставить часть своего архива в семье родителей жены, Наталии Васильевны Крандиевской. И эти его рукописи, и переписка в результате ряда сложившихся драматических обстоятельств оказались безвозвратно утраченными. Но что-то и сохранилось. Например, юношеские творческие тетради Толстого, которые датируются началом 1900-х гг., его дневники 1910-х гг.; черновые и беловые автографы стихотворений, вошедших в поэтические сборники «Лирика» и «За синими реками»; автографы и авторизованные машинописи некоторых ранних рассказов, осевшие в редакциях и издательствах; рукопись неопубликованного при жизни писателя романа «Егор Абозов».
Возвращаясь в 1923 году из эмиграции, писатель не смог или не захотел вывезти на родину новую, сформировавшуюся там часть архива. Во всяком случае, автографов произведений Толстого, созданных во Франции и Германии, мы практически не знаем. А речь идет о романах «Хождение по мукам» и «Аэлита», о «Повести смутного времени», о пьесе «Любовь ― книга золотая» и о целом ряде рассказов.
Бо́льшая же часть сохранившихся черновых автографов писателя относится к периоду второй половины 1920-х ― первой половины 1940-х годов, когда он работал над такими масштабными произведениями, как романы «Петр Первый», «Восемнадцатый год», «Хмурое утро». Вкупе с записными книжками Толстого они позволяют нам проследить историю создания этих художественных текстов.
— Для Толстого творческая история произведения не заканчивалась с его первой публикацией. Большинство своих сочинений он продолжал править от издания к изданию, меняя сюжет, характеры героев, композицию... Что им двигало?
— Хорошо известна фраза Толстого «Сколько изданий, столько и текстов». Да, действительно, для Алексея Толстого было свойственно вновь и вновь возвращаться к своим произведениям. Только не надо думать, что он был здесь исключением. Так поступали многие писатели. Познакомившись с его литературной работой с близкого расстояния, мы пришли к выводу, что она имела определенные закономерности. Так, Толстой обязательно просматривал и правил текст после его публикации в периодических изданиях (газетах и журналах), перед включением произведений в тома собраний сочинений и т. п.
Большая работа по созданию новых вариантов и редакций своих к тому времени уже написанных повестей и рассказов была проведена писателем в эмиграции. И тому были объективные причины. После всего пережитого во время революции и Гражданской войны невозможно было не взглянуть на свое раннее творчество другими глазами. И опять, Толстой здесь не исключение. Например, Иван Бунин, готовя в 1930-х годах последнее собрание своих сочинений, также существенно переработал целый ряд произведений дореволюционной эпохи.
Все вышесказанное вполне укладывается в наше представление о требовательности писателя к своим текстам, о не прекращавшихся поисках лучшего слова и лучшего образа. Однако есть в творчестве Толстого и более показательные и масштабные примеры правки, связанные как с художественными исканиями писателя, так и с его изменившимся отношением к предмету изображения. Поисками жизненного и, как следствие, художественного идеала обусловлено, например, создание трех редакций первого романа Толстого — «Две жизни», «Земные сокровища» и «Чудаки», разных по объему и имеющих абсолютно разные финалы.
Другой пример ― судьба эмигрантского, написанного в 1919–1921 годах, романа «Хождение по мукам», который в переработанном виде стал первой частью трилогии, унаследовавшей его название. Существует целый комплекс причин, в том числе и политических, и идеологических, обусловивших эту метаморфозу, но разговор об этом долог и непрост. Поэтому всех интересующихся данной темой я отсылаю к своей монографии «Роман А.Н. Толстого „Хождение по мукам” (1919–1921): творческая история и проблемы текстологии», вышедшей в 2014 году в издательстве ИМЛИ РАН.
— Толстой не любил, когда ему напоминали о его стихотворном творчестве. И если вторую книгу стихов («За синими реками») он порой вспоминал, то первую («Лирика») ― практически никогда. Как вы оцениваете его лирику? И нашло ли стихотворческое прошлое отражение в его художественных текстах?
— О своей второй книге стихов «За синими реками» Толстой не просто порой вспоминал, но в автобиографии 1943 года написал: «От нее я не отказываюсь по сей день <...> это результат моего первого знакомства с русским фольклором, русским народным творчеством. В этом мне помогли А. Ремизов, М. Волошин, Вячеслав Иванов». И именно эта книга позволила Валерию Брюсову сказать: «Не только знание народного быта <...> но скорее какое-то бессознательное проникновение в стихию русского духа составляет своеобразное очарование поэзии гр. Толстого».
Литературная биография писателя начиналась в эпоху Серебряного века, в эпоху всеобщего увлечения стихами, миновать этот искус было практически невозможно. Для Толстого поэтический этап творчества оказался сравнительно коротким, подлинную известность писатель получил благодаря своим прозаическим произведениям. Важно другое. В какой-то период времени Толстой писал и стихотворения, и прозу, в которой мы находим элементы метризации. Сохранились они и в произведениях, далеко отстоящих от рубежа 1900-х ― 1910-х годов, например в романах «Петр Первый» и «Хождение по мукам». Самый очевидный пример ― хорошо всем известный монолог Вадима Рощина, обращенный к Кате Булавиной: «Пройдут года, утихнут войны...» и т. д.
Кроме того, темы, которых Толстой касался в своем поэтическом творчестве, частично перешли в прозу. Так, известны стихотворение и рассказ «Егорий, волчий пастырь». К теме Петра Великого, которая буквально пронижет все его творчество, Толстой также впервые обратился в поэтическом наброске.
— Толстого, пожалуй, можно причислить к когорте русских фольклористов ― он не раз черпал из народного фольклора художественные сюжеты, образы, стилистические средства. Как фольклорные традиции отразились в его произведениях? И какое значение этот интерес сыграл в его развитии как писателя?
— Интерес к русскому фольклору характерен не только для самого раннего периода творчества Толстого, когда выходили такие его книги, как поэтический сборник «За синими реками» и «Сорочьи сказки», он пронизывает все его творчество, включая подготовку тома русских народных сказок, где писатель выступил и как художник, и как исследователь. Толстой говорил: «Язык — душа нации», — имея в виду, как нам представляется, и язык великой русской литературы, и язык народный, разговорный, которому он учился по сказкам, быличкам, сказаниям, пословицам и поговоркам. И это его знание было не только книжным. Унаследовав графский титул, Толстой вырос в демократической среде, на заволжском хуторе своего отчима Алексея Аполлоновича Бострома, где быт помещичьей усадьбы тесным образом переплетался с бытом российской деревни. Впоследствии, работая над романом «Петр Первый», писатель признавался: «Я думаю, если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, — эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучины, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву. Картины старой Москвы звучали во мне глубокими детскими воспоминаниями...»
Эту черту литературного таланта писателя очень точно передал Иван Бунин, сказавший о Толстом: «...все русское знал и чувствовал, как очень немногие».
— В начале 1920-х гг. Толстой был одним из тех, кто привлекал самое пристальное внимание критиков русского зарубежья: рецензии и отклики на его произведения не сходили со страниц эмигрантских журналов, сборников и альманахов. Чем это объясняется? Какую роль играл писатель в литературной жизни русского Парижа и русского Берлина?
— Алексей Толстой оказался в эмиграции, в Париже, одним из первых, уже в июне 1919 года. 1 августа 1923 года писатель уехал в Советскую Россию. Таким образом, его «скитания» в Европе продолжались четыре года, о которых сам он писал: «Жизнь в эмиграции была самым тяжелым периодом моей жизни. Там я понял, что значит быть парием, человеком, оторванным от родины, невесомым, бесплодным, не нужным никому ни при каких обстоятельствах».
Начну с конца. Возвращению Толстого на родину предшествовал разразившийся в 1922 году грандиозный скандал, вызванный тем, что он, один из ведущих писателей русской эмиграции, выступил за сотрудничество с большевиками, которых считал единственным реальным правительством в России. И не просто выступил за сотрудничество, но и призвал «делать все, чтобы помочь последнему фазису русской революции пойти в сторону обогащения русской жизни, в сторону извлечения из революции всего доброго и справедливого». Согласитесь, будь на месте Толстого какой-нибудь писатель второго или третьего ряда, эмиграция могла этого и не заметить — во всяком случае, не реагировала бы так бурно.
А Толстой, действительно, на тот момент считался одной из «главных надежд» формировавшегося русского литературного зарубежья. Более того, он стоял у истоков эмигрантской литературы. Ему принадлежит первый в отечественной литературе роман о русской революции «Хождение по мукам», носивший, вопреки расхожему мнению, не антибольшевистский, а антиреволюционный характер. При непосредственном участии писателя издавался первый «толстый» журнал эмиграции «Грядущая Россия», предтеча «Современных записок». Да и сами «Современные записки» в непростых экономических условиях послевоенной Франции смогли состояться как журнал во многом благодаря тому, что на протяжении нескольких месяцев на страницах этого издания печаталось толстовское «Хождение по мукам» — как написал один из современников, «первое значительное литературное произведение, созданное за рубежом», которое «вызывало пространные толки, без малого было принято с восторгом, и разбирали роман „по косточкам” даже люди, обычно от литературы далекие».
Надо отметить, что эмигрантский период творчества Алексея Толстого оказался для него весьма плодотворным. Кроме уже упоминавшегося «Хождения по мукам», были написаны такие первоклассные произведения, как повести «Граф Калиостро» и «Детство Никиты», «Повесть смутного времени», пьеса «Любовь ― книга золотая», роман «Аэлита». Все они находились в центре внимания литературной критики эмиграции.
— Тема «Толстой и власть», безусловно, очень сложная и неоднозначная. Однако во время этого «романа с властью», длившегося более двадцати лет, Толстому удавалось «с силой кита, выпускающего фонтан» (по замечанию Бориса Зайцева), писать то, что находило отклик у читателей. Легко ли было писателю в этот период, шел ли он на сделку с совестью?
— То, что вы называете «романом с властью», было в той или иной степени свойственно почти всем крупным писателям советской эпохи. В свои «романы с властью» вступали Алексей Максимович Горький, Михаил Шолохов, Александр Фадеев, и закончились они у всех по-разному. Справедливости ради надо отметить, что у Толстого было самое шаткое положение в этом ряду — граф по происхождению, бывший эмигрант, написавший о себе «В эпоху великой борьбы белых и красных я был на стороне белых».
В данном случае я бы все-таки говорила об определенной линии поведения в предлагаемых обстоятельствах, которые писатель плохо себе представлял, возвращаясь на родину. Была ли она достойной и правильной ― судить не берусь, потому что «не судите да не судимы будете». Предмет нашего исследования ― литературное наследие Толстого, при изучении которого мы, естественно, всегда имеем в виду обстоятельства его биографии. Как и любой советский писатель, он, безусловно, испытывал давление. Это сказалось на истории создания целого ряда его произведений — и продолжения трилогии «Хождение по мукам», и романа «Петр Первый», и драматической дилогии «Иван Грозный». Преодолевал ли его Толстой? В целом ряде принципиальных для него моментов — да. Именно поэтому в самый разгар «романа с властью» им был создан один из лучших отечественных исторических романов, с воодушевлением встреченный и советским читателем, и русской эмиграцией. Не закончив трилогию так, как он мог бы ее закончить, следуя первоначальному замыслу, писатель сумел художественно сформулировать одну из главных, основополагающих черт Гражданской войны: «И тем страшнее, упорнее был бой, что с обеих сторон дрались русские люди... Одни — за неведомую новую жизнь, другие — за то, чтоб старое стояло нерушимо».
— Роман «Петр Первый», который Толстой начал писать в 1929 году, стал одним из самых значительных русских исторических романов XX века. Однако к личности царя Петра писатель обращался и ранее: вспомним рассказ 1918 года «День Петра», где царь был изображен безжалостным деспотом. В последующих редакциях рассказа эта отрицательная оценка постепенно смягчалась, а в пьесах «На дыбе», «Петр Первый» и в самом одноименном романе образ императора был нарисован уже другими красками — он предстает перед нами сильным и волевым руководителем страны. Что стояло за подобной трансформацией воззрений писателя? Была ли это попытка объективного взгляда на историческую эпоху и личность Петра или это был лишь очередной стратегический ход, позволяющий «зайти в современность с тыла»?
— Начнем с того, что в исторической реальности аналогии можно найти чему угодно. История человечества насчитывает не одну сотню лет. Толстой полагал, что насущная потребность в историческом романе возникает в переломные эпохи, но при этом «каждый художник, обращая свой взгляд в прошлое, берет и находит в нем лишь то, что его волнует, при помощи чего он может лучше понять свое время». Писателя, как он сам неоднократно признавался, в основном интересовали трагические и одновременно творческие периоды русской истории, ее «коренные узлы», в которых завязывался русский характер. Взгляд же самого Толстого на эти события на протяжении времени претерпевал известную эволюцию.
Работая на рубеже 1917–1918 годов над повестью «День Петра», писатель находился, как он сам признавал, под непосредственным сильным влиянием Дмитрия Мережковского с его характерным для символистов славянофильским взглядом на период русской истории конца XVII — первой четверти XVIII века. Но и в рамках этого взгляда его характеристика Петра не так одномерна, как нам порой кажется. Закончить повесть Толстой счел нужным фразой, которая послужила прологом к его будущему роману: «За воротами, взявшись за скобку двуколки и на минуту замедлив садиться, он подумал, что день кончен ― трудовой, трудный, хмельной. И бремя этого дня и всех дней прошедших и будущих свинцовой тягой легло на плечи ему, взявшему непосильную человеку тяжесть: одного за всех».
Как представляется, с самого начала отношение писателя к личности первого русского императора совмещало в себе разные оценки деятельности Петра, сформированные отечественной общественной мыслью, но точка их взаимодействия смещалась то в одну, то в другую сторону. Так, уже в 1922 году в открытом письме Николаю Чайковскому Толстой существенно приблизился к признанию объективных заслуг Петра в деле строительства русского государства: «И совесть меня зовет не лезть в подвал, а ехать в Россию и хоть гвоздик свой собственный, но вколотить в истрепанный бурями русский корабль. По примеру Петра». В романе же «Петр Первый» ему в основном удалось уравновесить различные точки зрения на петровскую эпоху, избегая взаимоисключающих крайностей в ее оценке. Эту сильную сторону произведения сразу оценила критика русского зарубежья. Марк Алданов, несмотря на свое принципиальное расхождение с Толстым в связи с отъездом последнего в Советскую Россию, высказался сдержанно, но вполне объективно после выхода в свет первой книги «Петра»: «Важных исторических промахов <...> в романе, кажется, нет. Мелкие промахи попадаются. <...> Но мелких ошибок не избежать».
— Почему сегодня некогда самый читаемый советский беллетрист, самый продаваемый исторический романист и самый беспроигрышный драматург оказался менее востребован, чем его писатели-современники?
— Категорически не соглашусь с вами. Для того чтобы убедиться в обратном, достаточно зайти в любой книжный магазин. Переиздаются и имеют спрос и «Хождение по мукам», и «Петр Первый», и «Детство Никиты», и «Приключения Буратино», и сказки Алексея Толстого, и многое другое. Столетие русской революции не обошлось без новой экранизации трилогии писателя. Можно дискутировать по поводу кинематографического прочтения этого произведения, но и режиссерски, и актерски работа эта очень сильна. В стране созданы и успешно функционируют мемориальные музеи Толстого, московский и самарский, с которыми наша группа Полного собрания сочинений поддерживает самые тесные взаимоотношения.
Не уходит имя и творчество Толстого и из научного филологического поля. В рамках подготовки Полного собрания сочинений писателя регулярно проходят международные научные конференции под общим названием «Алексей Толстой: личность в контексте эпохи», организаторами которых выступают ИМЛИ РАН и Государственный музей истории российской литературы им. В. И. Даля, издается коллективный труд «Алексей Толстой: диалоги со временем» (всего вышло три выпуска), в которых принимают участие исследователи из различных городов России и ряда зарубежных стран. В 2012 году эмигрантский роман Толстого «Хождение по мукам» был напечатан в одной из авторитетных отечественных научных серий «Литературные памятники». Пишутся и публикуются научные статьи и монографии о Толстом (здесь бы я отметила две работы внучки писателя, исследователя из Израиля Елены Дмитриевны Толстой: «„Деготь или мед”. Алексей Н. Толстой как неизвестный писатель. 1917–1923» и «Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург»), защищаются диссертации. Хочется верить, что впереди у нас еще немало интереснейших начинаний.