Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
— Когда и как вы познакомились с произведениями Валентина Распутина? Чем они вас привлекли и как их в то время оценивала читающая публика?
— С творчеством Распутина я впервые познакомился в студенческие годы, в середине 1980-х. Но имя его хорошо знал и раньше — оно было в ряду первых имен советских писателей. В нашей семье следили за современной литературой, выписывали литературные журналы. В том числе «Наш современник», в котором печатался Распутин. И его «Прощание с Матерой» — именно эта повесть счастливым для меня образом стала первой, прочитанной мною, — я читал как раз по журнальной публикации (избранные номера журналов с наиболее значимыми и важными произведениями хранились в домашней библиотеке). Чтение «Матеры» стало для меня откровением. Городской ребенок, да к тому же выросший на бывшей немецкой земле, в Калининграде, я в ту пору на «деревенскую прозу» смотрел как на этнографические зарисовки, которые были мне мало интересны (хотя прочитанное ранее «Привычное дело» Василия Белова пронзило до самого сердца и было очевидно, что никакого отношения к «этнографии» такая «деревенская проза» не имеет). Распутин в этой повести, в рассказе об идущей под затопление сибирской деревне, создал образ космогонического масштаба. Это было поразительно. На фоне литературы соцреализма распутинская «Матера» была чем-то невероятным. Она ошеломила своим мистическим символизмом, метафизической полнотой, смысловой плотностью, тугим, мускулистым словом. Я и мои друзья в ту пору были увлечены Маркесом и считали его вершиной современной литературы. И вдруг среди советских писателей оказался соизмеримый по таланту с колумбийским гением художник! Сегодня, когда прочитан весь Распутин, могу без колебания сказать, что каждая его вещь — это литературное событие, но «Прощание с Матерой» — его безусловная вершина, один из шедевров мировой литературы.
— Вы были лично знакомы с Валентином Григорьевичем — расскажите, пожалуйста, о ваших впечатлениях от общения с ним.
— Мое знакомство с Валентином Григорьевичем было, как говорится, сугубо «светским» (если можно так выразиться), в том смысле, что я несколько раз общался с ним в различных публичных обстоятельствах: на литературном фестивале «Этим летом в Иркутске...», во время гастролей в Москве Иркутского драматического театра, привозившего в столицу замечательный спектакль Геннадия Шапошникова «Последний срок» и др. Валентин Григорьевич был человеком сдержанным в общении, немногословным (тем более с человеком, которого он мало знал; к тому же это был тяжелый для него период, когда он трудно переживал утрату своей жены Светланы, с которой прошел через всю жизнь и все испытания). Но ощущения замкнутости в общении с ним не возникало. Да, он был скуп на слова и внешние проявления своих эмоций, но в этом не было какой-либо враждебности или неприятия. Напротив, чувствовалась какая-то особенная внимательность к тебе. Деликатно изучающая и оценивающая. Слово «деликатно» я бы здесь особенно подчеркнул. Признаюсь, я немного робел рядом с ним. Ведь талант — это дар Божий, зримое и несомненное чудо. Как не удивляться ему, как не робеть в его присутствии? Молчаливость Распутина была требовательной. Она ограждала от пустословия, рисовки, самолюбования. И она не тяготила. Она создавала вокруг него поле ответственности за каждое слово, за каждую реплику, и находиться в этом поле было непросто.
— В произведениях Распутина сильно публицистическое начало (недаром он начинал как журналист и очеркист). Не кажется ли вам, что исследователи и критики, связывавшие прозу писателя с проблемами уходящей деревенской жизни, взаимоотношений города и села, экологии, не разглядели за Распутиным-публицистом Распутина-художника и своеобразного мыслителя? И изучение художественной и философской сторон творчества писателя осталось в тени поднимаемых злободневных вопросов?
— Как и все крупные русские писатели, Распутин писал об актуальных вопросах современности. Он не мог находиться в стороне от жизни своей страны, своего народа, жил его болями и переживаниями. Именно потому и был любим своими читателями. За сопричастность к судьбе народа, за искреннее, нелукавое слово о нем. Но всегда это слово было словом художника. Публицистичность свойственна (но не является тотальной) некоторым поздним его повестям и рассказам (далеко не всем!). В первую очередь нужно назвать повесть «Пожар», написанную накануне социальной катастрофы 1990-х. Распутин предвидел надвигающуюся беду и не мог молчать. В таких ситуациях голос писателя становится всегда более тревожным и эмоциональным. Так было с Достоевским, когда он принялся за работу над «Бесами», предупреждая своих современников о надвигающейся опасности. Как и «Бесы», «Пожар» — предупреждение. Увы, как «Бесы» не были услышаны вовремя, так и «Пожар» остался без понимания. Только после того, как все случилось, мы можем оценить глубинный провидческий дар Распутина и воздать должное гражданскому мужеству писателя. И было бы полезно перечитать эту повесть сейчас, чтобы за публицистикой увидеть и иные содержательные, в том числе философские пласты этой повести. Ведь «Пожар», при всей мощи присутствующего в нем публицистического пафоса, написан с исключительной художественной силой, придающей ему глубину и масштабность.
Что же касается критики, то я не соглашусь с тезисом о том, что она не разглядела Распутина-художника и мыслителя. Для этого нужно быть совсем слепым, а советская и российская литературная критика эстетической слепотой не страдала.
— «В 50-х — начале 60-х годов, — отмечал Распутин, — когда к нам пришла богатая переводная литература, мы зачитывались ею, восхищались, забывая, что у нас есть прекрасная литература и своя классика. Читали ее как-то меньше. Но затем с возрастом, с опытом пришло и осознание этого факта. Пришло возвращение к классике». Как увлечение зарубежной литературой и отечественной классикой отразилось на его творчестве? Какие писатели на него повлияли?
— Для меня совершенно очевидно не столько влияние на Распутина кого-либо из предшественников и современников, сколько его диалог с ними. Распутин — не просто вдумчивый читатель. Для него чтение — это духовное общение с автором. И как следствие этого духовного общения — собственное художественное высказывание. Потому и вспоминаются при чтении Распутина то Достоевский и Толстой, то Фолкнер или Маркес. Вспомним «Деньги для Марии». Повесть начинается с того, что в сельский магазин, где работает Мария, приезжает ревизор. Распутин начинает свой рассказ ровно с того места, где закончил свою бессмертную комедию Гоголь. И эта отсылка к ее грозному финалу сразу задает повести Распутина нравственно-философский масштаб и переключает внимание читателя с псевдо-криминальной и психологической стороны повествования на его этический уровень. Не обычный ревизор приехал к Марии в магазин и расследует недостачу в кассе, а ревизор человеческих душ предъявляет свои вопросы ко всем, к кому за помощью обращается попавшая в беду Мария, в том числе — и в первую очередь — к читателю, властно включенному Распутиным в это поле нравственных испытаний. Такого рода отсылки к предшественникам и современникам присутствуют во многих произведениях Распутина. Они даны явно и выразительно (как, например, пропавший топор в самом начале повести «Живи и помни», который тотчас же актуализирует в сознании читателя проблематику «Преступления и наказания»). Распутин не играет в постмодернистские эстетические игры, в какую-нибудь пошлую интертекстуальность. Он именно продолжает духовные искания, начатые его великими предшественниками.
— В одном из интервью вы сказали, что Валентина Распутина лучше называть не деревенским писателем, а мистическим. Почему?
1977. Фото Ю.В. Григорьева
— Распутин остро чувствовал сложность и непостижимость мироустройства, его неисчерпаемую таинственность, понимал ограниченность материалистического, позитивистского взгляда на жизнь, когда все кажется объяснимым по законам логики, на основе данных точных и естественных наук. Эта сложность бытия особенно зримо представлена в пространстве, где человек и окружающий его мир находятся в органической связи. Таким пространством испокон было пространство деревни, представляющее собой экзистенциальную границу между цивилизацией и Творением.
Распутин вырос в сибирской деревне. Он хоть и был типичным деревенским мальчишкой, помогавшим взрослым в непростом крестьянском труде, но Судьба сразу поставила его на перекресток бытия. Его мать была почтальоном. Они жили в избе, в которой находилось почтовое отделение. Туда приходили письма из далеких от Аталанки мест, газеты с известиями со всего мира, а за окнами была могучая Ангара и бескрайние таежные леса. Ночь распахивала перед взором звездные просторы космоса. И где-то далеко — и совсем рядом! — шла Великая война. Чуткая душа ребенка росла и развивалась на тревожном пороге «как бы двойного бытия».
Многие произведения Распутина написаны на деревенском материале. Но в отличие от других писателей, работавших с этой темой (таких как Федор Абрамов, Василий Белов, Александр Яшин, Владимир Солоухин и др.), он в своих книгах вместе с актуальной проблематикой русской деревни второй половины ХХ века разрабатывал и иные аспекты ее жизни. Распутин обладал мощным духовным зрением, позволявшим ему в социально-исторических и бытовых реалиях деревенской повседневности видеть явления иного порядка и говорить о них. Он писал о мистике бытия, о явлениях и состояниях, выпадающих из привычного хода дел. Именно поэтому не стоит наследие Распутина ограничивать термином «деревенская проза». Или же, если продолжать его использовать, то тогда менять объем понятия.
— Распутин — хранитель и выразитель особого чувства Родины. Как это выражается в произведениях писателя?
— Чувство Родины — это чувство ответственной любви к миру, который тебя взрастил, воспитал, помог стать личностью. В произведениях Распутина это чувство проявляется в той неизбывной благодарности, которая пронизывает каждый его образ, каждую картину, каждое слово. И рядом с этим — трепетная бережность, стремление запечатлеть и сохранить в родном, заветном слове все то, что составляет этот мир, все его многообразие и богатство.
Распутин ничего и никого не идеализирует. В этом смысле он строго следует правде жизни. Праведники и злодеи равно населяют его произведения. Но на все искажения и пороки Распутин смотрит с болью, с горечью и неприятием, твердо отстаивая и утверждая первозданную красоту добра. Авторская позиция Распутина всегда ясна и недвусмысленна: Родина — святыня, которую нужно защищать и оберегать от посягательства чужаков-бесов, которые во все времена и на разный манер непрерывно атакуют ее, пытаясь осквернить, опорочить, разрушить. К бесам Распутин беспощаден.
— Распутин считал себя хранителем русских культурных традиций: художественный мир его произведений пронизан фольклорной мудростью, а сам он трепетно относился к культуре народа и в особенности к народному слову. Как эта условно «националистическая» тенденция прокладывала себе путь в советской литературе? Кто ее поддерживал и кто противостоял ей?
В.Г. Распутин на Байкале, 1987. Фото Малиновского. Из фондов ИОКМ
— Начнем с того, что слово «националистическая» в применении к Распутину не только некорректно, но и попросту недопустимо, так как всякий национализм строится на агрессивном противопоставлении себя другому и утверждении своих ценностей за счет отрицания любых других. Национализм слеп и бездарен. Сохранение национальных традиций никакого отношения к национализму не имеет, так как основано на любви, а не на ненависти. Что касается сути вопроса, то это предмет многотомных исследований, которые еще предстоит написать. Возрождение в Советском Союзе русского национального самосознания, одной из знаковых фигур которого несомненно был Распутин, — это очень сложный процесс, включавший в себя идеологические, социально-политические, духовно-религиозные, культурно-эстетические, языковые, этно-бытовые, психолого-поведенческие аспекты. В нем участвовало большое количество людей, имевших разные цели и интересы, разные идеалы и понимание. В числе писателей, торивших эту дорогу, Александр Солженицын, Виктор Астафьев, Василий Белов, Владимир Чивилихин, Владимир Солоухин, Борис Можаев, Юрий Бондарев, Владимир Личутин, Михаил Алексеев, Евгений Носов, Петр Проскурин, Сергей Залыгин, Дмитрий Балашов, Леонид Бородин и целый ряд других. Главным и очень мощным противником этого процесса была коммунистическая идеология, основывавшаяся на принципе пролетарского интернационализма. Практически вся медиасфера Советского Союза была под ее контролем, поэтому так важно и весомо было писательское слово, которое обладало идеологической свободой и независимостью. На определенном этапе именно писатели стали главной силой в процессе национального возрождения. Их авторитет, их неравнодушный голос сыграли решающую роль в восстановлении народной памяти об утраченной в годы коммунистического эксперимента национальной самобытности русского мира.
— Согласны ли вы с тем, что Распутин, активно включившись во время перестройки в общественно-политическую борьбу, частично растратил на нее свой художественный талант и ничего сопоставимого с доперестроечными шедеврами вроде «Уроков французского» с тех пор не создавал?
— Категорически не соглашусь с этим тезисом. До конца своих дней Распутин сохранял силу своего художественного дара. Его постперестроечные произведения по качеству и энергии слова не менее выразительны, чем его ранние сочинения. Просто они другие, и потому может сложиться впечатление, что они в чем-то уступают. Но на самом деле это не так. Достаточно прочитать их непредвзято и убедиться в их идейной и эстетической убедительности. Другое дело, что, как с горечью писал Валентин Курбатов, общественно-публицистическая деятельность Распутина, отказаться от которой он, как гражданин и патриот, не считал себя в праве, лишила русского читателя многих страниц его художественной прозы. Но кто бы тогда спасал Байкал от экологической катастрофы? Кто бы противостоял духовно-нравственному растлению россиян, брошенных на растерзание западной «культуре» с ее «ценностями» наживы, личного комфорта, безжалостной конкуренции, лжи и беспринципности? Кто бы вступился за простого человека, оставленного государством наедине с цивилизационной бедой?
— В конце прошлого года была опубликована переписка Распутина с Валентином Курбатовым, известным критиком и другом писателя. Курбатов был одним из внимательнейших читателей Распутина, не раз подробно анализировал его творчество и даже называл Валентина Григорьевича «последним великим русским писателем». Знакомы ли вы с текстами Курбатова, и если да, то как их оцениваете? Можете ли вы назвать других ярких критиков, писавших о Распутине, и порекомендовать какие-нибудь их работы?
— Валентин Яковлевич Курбатов — один из самых глубоких русских критиков последних десятилетий. К сожалению, год назад его не стало. Мы лишились внимательного, чуткого и сердечного читателя современной отечественной литературы, до последнего дня болевшего о ней и ее участи. К творчеству Валентина Распутина, к личности и судьбе писателя Курбатов испытывал особенно трепетное отношение. Его статьи и книги о Распутине — это образцы высокой критики, восходящей к традициям Белинского и Добролюбова, когда слово критика вступает в полноправный диалог со словом писателя и в их взаимодействии возникает новый общественно-литературный феномен.
Книга Курбатова «Долги наши. Валентин Распутин: чтение сквозь годы», вышедшая в 2007 году в Иркутске, содержит обстоятельный анализ творческого пути писателя как пути спасения живых основ русской национальной культуры, ее нравственных идеалов и святынь. Она представляет собой опыт откровенного и мужественного разговора с читателями Распутина о больных вопросах современности, к которым обращался в своих произведениях автор, о том, как эта боль накапливалась и прорывалась наружу, как и по сей день ранит душу и пробуждает дух.
Из других вдумчивых исследований о Распутине я бы хотел вспомнить книгу философа и литературоведа Светланы Семеновой «Валентин Распутин» (1987). А из недавних публикаций могу отметить добротную работу Андрея Румянцева в серии «ЖЗЛ» (2016).
— Какие книги Распутина, на ваш взгляд, заслуживают сегодня первоочередного внимания и почему?
— Думаю, самая актуальная на сегодняшний день книга Распутина — это его повесть «Пожар». В современных обстоятельствах она открывается совершенно особенным образом. Предупреждения великих писателей нужно слушать и слышать.