Медик чаще всего аналитик. Со временем результаты анализов накапливаются, их необходимо либо сдать в архив, где их, скорее всего, утилизируют, либо что-нибудь написать на основе полученных результатов. И тогда к медику на прием приходит литература.
Медик и литератор — не ипостаси, а два рода не сообщающихся сосудов, расположенных тесно рядом друг с другом, как вены и артерии. Медик преимущественно прозаик или драматург (поклон Антону Павловичу Чехову). Тщательность прозы ему ближе высокой поэтической небрежности. Хотя среди литераторов-медиков есть и своеобразные амфибии, пишущие и прозу, и стихи, и критические опусы. Можно порассуждать и том, как именно влияет медицинская специальность на фактуру прозы и выбор формы: роман, повесть или рассказ, а может быть, это литературная критика и культуртрегерство.
Из фигур, хорошо заметных в поле современной прозы, можно выделить пять в разной степени известных авторов: Максим Осипов, Алексей Моторов, Андрей Пермяков, Ольга Аникина и Александр Стесин. При чтении их произведений у меня не раз возникала мысль о пяти сторонах света и пятом измерении. О пяти пальцах умолчу, это анатомия. Можно сказать, что они представляют собой срез всей современной прозы, настолько сильно разнообразие их тем и фактур.
Хронологически блестящая пятерка распадается на две неравные части. Максим Осипов и Алексей Моторов — ровесники, 1963. Это старшее условное поколение. Андрей Пермяков, Ольга Аникина и Александр Стесин представляют младшее условное поколение.
Между прозой Максима Осипова, «нового Чехова», и динамичной прозой Алексея Моторова общего больше, чем между романом Моторова и романом Ольги Аникиной. Мир в повестях Максима Осипова иной, чем в повестях Андрея Пермякова, хотя место действия — та же отечественная провинция. Всего десять лет, и открылось другое пространство, в нем живут другие люди, и у них другие отношения.
Максим Осипов по специальности кардиолог, Алексей Моторов работал реаниматологом, Андрей Пермяков — фармацевт, Ольга Аникина — анестезиолог, Александр Стесин — онколог. У каждого из авторов есть еще две-три медицинские специальности. То же можно сказать и о литературной деятельности.
Максим Осипов известен как драматург; Андрей Пермяков, Ольга Аникина и Александр Стесин — как авторы стихотворений (у Александра Стесина несколько поэтических книг), Андрей Пермяков занимается организацией литературных фестивалей и входит в жюри нескольких литературных премий.
Команда серьезных мужчин (реаниматолог, кардиолог, онколог, фармацевт) с единственной женщиной-анестезиологом собрана, пора рассмотреть досье каждого в отдельности.
Максим Осипов
У Максима Осипова слово вытекает из слова, фраза никуда не торопится и не медлит. Он равно темпераментен и отстранен, одинаково чутко слышит и симфонию персонажей, и партию одной детали. Писатель — практикующий кардиолог, и его проза — идеальная кардиограмма, со всеми шумами и неровностями жизни. Его герой из «новых интеллигентов», одновременно и рефлексирующих, и способных к масштабным решительным действиям. В произведениях 2010-х годов («Человек эпохи возрождения», «Кейп-код», «Дети Джанкоя») образ «нового интеллигента» показан более глубоко и подробно.
«Новым Чеховым» его называют не только потому, что он пишет повести, рассказы и пьесы и, наоборот, не пишет романы. Но и за то, что есть сходство с Чеховым в видении мира и людей — кристально ясный взгляд, полный сострадания, выраженного не в сентиментальных эпитетах, а в самом движении прозы: к персонажу, к герою, даже к животным и зданиям, а не прочь от них, к конструктам языка или к идеям.
Максим Осипов закончил физико-математическую школу, поступил во 2-й медицинский институт. По окончании института занялся научной работой, некоторое время жил и работал в Калифорнии. В 1993 вышло первое издание книги «Клиническая кардиография» (совместно с известным американским медиком Нельсоном Шиллером), которая до сих пор является самым популярным руководством по кардиографии на русском языке. В 2005 году книга была переиздана. А с 2007 года в «Знамени» начинают появляться пронзительные рассказы («В родном краю», «Об отце Илье»), которые поначалу напоминают записки районного врача (здесь возникает любопытный, хотя и не совсем очевидный вектор к «Запискам юного врача» Михаила Булгакова).
«Вот одна из них (историй): есть распоряжение, что ампутированные конечности нельзя уничтожать (например, сжигать), а надо хоронить на кладбище. Несознательные одноногие граждане своих ампутированных ног не забирают, в результате в морге недавно скопилось семь ног. Пришлось дождаться похорон бездомного (за казенный счет и без свидетелей) и положить ему эти ноги в могилу».
«В родном краю», «Знамя», № 5, 2007 г.
Будни провинциального врача рассказаны едва ли не как детективная история, читателю становится то страшно (власти могут возбудить уголовное дело), то смешно («не переодеваясь в женское платье, я отправился в Москву — на предоставленном Благодетелем броневичке»). Фоном для свистопляски будней идет нечто, в четкие определения не укладывающееся. Это не то светлая тоска, не то неизбывная безответная влюбленность, в кого только? «Не дает ответа», — подсказывает Гоголь.
Максим Осипов нашел для этого чувства очень точное и действенное определение — «непасхальная радость».
«„Непасхальная радость” — слово возникло почти сразу — не радость встречи или обретения дара, прикосновения к высшему. То же, вероятно, чувствовал Наполеон при вступлении в пустую Москву. Отсутствие сопротивления материала: „как нож в масло”, даже не в сливочное — в подсолнечное. Рука, наносящая удар или протянутая для рукопожатия, повисает в пустоте».
«Непасхальная радость», «Знамя», № 7, 2008 г.
Именно ею дышат почти все произведения Максима Осипова. Это его открытие, литературное озарение, которое почти сразу сделало его значительным писателем. То, что началось с немудреных записок, разрослось в трепетно собранный, прозрачный, чуткий и дремотный мир русской провинции и ее людей.
«Он готов пожалеть, но не понять тех, у кого „сильнее всего выражены два чувства — страх смерти и нелюбовь к жизни”», — пишет Анна Наринская*Признана властями РФ иноагентом. о прозе Максима Осипова («Ведомости», сентябрь 2009 г.).
Проза Максима Осипова отмечена литературными наградами: премии имени Юрия Казакова за лучший рассказ 2010 года («Москва — Петрозаводск»), Бунинской премии 2013 года удостоены сборник «Человек эпохи Возрождения» и рассказ «Волною морскою», финалистом премий «Ясная поляна» и НОС стал сборник 2010 года «Грех жаловаться», премия Белкина в 2012 вручена за повесть «Человек эпохи Возрождения» и в 2014 за повесть «Кейп-Код» (премия «Учительский Белкин»).
Библиография:
Максим Осипов. Волною морскою. М.: Corpus, 2014.
Максим Осипов. Человек эпохи Возрождения. М.: Corpus, 2012.
Максим Осипов. Крик домашней птицы. М.: Corpus, 2011.
Максим Осипов. Грех жаловаться. М.: Corpus, 2009.
Максим Осипов. Пгт Вечность. М.: Corpus, 2017.
Алексей Моторов
Представление о враче как о бездельнике и болтуне самого врача нисколько не смущает. Врач почти инопланетянин, смотрит на людей с точки зрения планеты Медицина, тем более врач скорой помощи или реаниматологии.
Алексей Моторов закончил 1-й медицинский институт имени Сеченова, работал санитаром, медбратом, врачом, сотрудником фармацевтической компании. Моторов влюблен в свою работу и никем, кроме медика, себя не видит. Закономерно, что именно он написал два романа о судьбе медработника современности. Из пяти авторов только у него и у Ольги Аникиной, которая принадлежит другому литературному поколению, есть большая форма.
В своем романе Моторов создал образ абсолютного врача, фаната профессии, человека амбициозного, изобретательного, веселого и немного авантюриста. Его «Паровозова» читатели полюбили сразу же, и не сомневаюсь, что доверие к врачам эта книга повысила в несколько раз, не говоря уже о работниках скорой, у которых появился «профессиональный роман». Медбрат в изображении Моторова — неунывающий и ловкий ангел, который за словом в карман не лезет и капельницу за секунду поставит.
Автобиография для современного писателя — не повод, а материал, на котором можно создать литературное произведение. Однако это не всем удается. Нужно чувствовать литературу, русскую и зарубежную, представлять себе контекст, в котором произведение будет восприниматься. У Алексея Моторова великолепная культурная база, которая позволяет ему располагаться в литературе как дома. Это очень красочная, тонкая и свободная проза, мастерски сделанная, хотя это и дебютный роман. Автор ловко прошел между всеми сциллами и харибдами, ожидающими романиста.
Композиция напоминает спираль. Некто (возможно, что и рассказчик) приходит в себя. В последней трети романа тайна раскрывается: у Паровозова была бытовая травма, которая привела к ухудшению состояния и болезни. Получается обратная вспышка: воспоминание о внезапно проснувшихся воспоминаниях вызвало к жизни целую книгу.
Язык романа как встреченный на улице незнакомец, лицо которого не скоро забудешь. «Но и облако быстро меняется, покрывается сединой». Или вот исчерпывающая характеристика телефонных звонков в больнице: «Местный звонил в тональности ля, а городской — в ля-диез». Такие поэтичные опыты органично соединены с речевыми оборотами, которыми автор пользуется уместно и не без элегантности: «Не успел я выйти на работу, как был вызван на ковер для дачи показаний».
Роман «Юные годы медбрата Паровозова» в 2012 году получил приз читательских симпатий премии «НОС» и вошел в лонг-лист «Большой книги».
Несколько лет спустя Алексей Моторов написал продолжение — «Преступление доктора Паровозова». Герой тот же, прозвище осталось. Он уже не медбрат, а врач. Время действия «Преступления доктора Паровозова» — октябрь 1993. Паровозов невольно становится участником известных событий, оказывается внутри детективного сюжета. Колорит более мрачный, как отмечают критики и читатели. Такой же популярности, как «Юные годы», «Преступление» не снискало, но и это роман, который можно рекомендовать к прочтению любителям современной прозы. В 2017 Алексей Моторов вышел из Русского ПЕН-центра.
«Это уже вторая и, надеюсь, не последняя книжка рассказов о докторской и всякой другой жизни позднесоветского и раннеперестроечного периодов. Но если первая („Юные годы медбрата Паровозова”) была в большей степени сборником рассказов, то эта органично сложилась в связную композицию, объединенную сюжетом». Стас Житицкий, «Сноб».
Библиография:
Алексей Моторов. Юные годы медбрата Паровозова. М.: Corpus, 2017.
Алексей Моторов. Преступление доктора Паровозова. М.: Corpus, 2017.
Андрей Пермяков
Андрей Пермяков — один из самых активных в современной литературе авторов. Его медицинская специальность — фармаколог, он кандидат медицинских наук.
Удивительно, как этот человек успевает все сразу: перед работой поучаствовать в конгрессе коллег по фармакологии, в отпуск смотаться автостопом на Байкал почитать стихи на фестивале и написать новую повесть или книгу стихов, вычитать в поезде верстку своей критической статьи, а в электричке обдумать план нового фестиваля «Сибирский тракт». К этому набору можно добавить хлопоты об издательстве «Стихи», не так давно возникшем, и особенно о поэтической серии «Срез», отличающейся оригинальным оформлением обложек. Это настоящий человек-амфибия.
Однако за гипертрофированной активностью скрывается автор сложных, даже мрачных текстов, излучающих рентгеноподобную рефлексию. Пермяков пишет о противостоянии жизни и смерти, и ни о чем больше. Иногда жизнь и смерть вместе садятся за стол, и тогда наступают сумерки мироздания, в которых ничего не разобрать, но порой вырисовывается нечто, похожее на замладенческие (или просто райские) видения.
Пермяков принадлежит поколению сорокалетних, его не особо привлекает образ «нового интеллигента», он в принципе воздерживается от спасительных обобщений, а сосредоточивает внимание на персонаже, сознательно не пытаясь ответить на вопрос «кто он»: довольно пары черт, внешности, имени и одного воспоминания, раскрывающего дверь в космос. Это проза моментов и деталей, а еще ностальгии. Более подверженного ностальгии автора не знаю.
Провинция — такой же осознанный выбор среды литературного обитания Андрея Пермякова, как и толстые журналы, в которых множество его публикаций. Он тянется к провинции. Ему медом намазаны холодные грустные вокзалы, пьяные кафешки, где кучкуются разные стремные элементы, провинциальные барышни-полусироты.
Проза для Пермякова есть путешествие. Он пытается совершить идеальное путешествие, сдирает с себя все возможные идеологические нашивки, уходит в бессловесное «просто».
«Наверное, следовало написать нечто вроде „поехал увидеть неизвестную глубинную Россию” или о желании „обрести себя”, но это не так. Мне просто захотелось покататься автостопом, электричками, другим правильным транспортом и пофотографироваться в красивых городах с Черным Знаменем Анархии. Знамя это было чудесным образом обретено в прошедшем мае. Некоторые говорят, будто я его не обрел, а украл, но эти люди ничего не смыслят в технике обретения».
Пермяков пишет подробно, неторопливо, с необъяснимым на словах, но жгучим милосердием ко всему увиденному, даже с радостью, искупающей окружающие безрадостные сумерки.
«Еще Михаил время от времени просил денег на ведение домашнего хозяйства и, качественно сэкономив, выпивал бутылку водки на берегу пруда, где разводили печальную стерлядь к столу допетровских царей». Вот эта «печальная стерлядь» ранит в самое сердце и ради нее написана вся фраза.
Амфибии живут и в воде, и на суше. Однако им нужно время от времени менять место обитания, иначе погибнут. Так и те, кому в 1991 было около 20, — амфибии. Им просто необходимо возвращаться в среду, в которой родились. Хотя бы в воспоминаниях.
Слово Андрея Пермякова как эксперта высоко ценится. Он автор-эстет, это немного ретроградное слово отлично его характеризует.
Библиография:
Андрей Пермяков. Темная сторона света. Повесть. Вологда: Серия «Том писателей», 2016.
Андрей Пермяков. Тяжкие кони Ополья, или Проселки через шестьдесят лет. Повесть. Москва-Тверь: Издательство Марины Батасовой, 2016.
Андрей Пермяков. Сибирский тракт и другие крупные реки. Повесть. Челябинск: Издательство Марины Волковой, 2017 (шорт-лист Всероссийской премии им. П. П. Бажова, 2018).
Александр Стесин
Александр Стесин — русскоязычный автор, который живет в Соединенных Штатах. Это не просто слова, а то, из чего можно создать роман или пьесу. Стихи и проза, русскоязычная среда, англоязычная среда и годы работы в Африке — вот своеобразная система координат Стесина. Здесь можно, увлекшись, нарисовать диаграммы и даже найти место отдельных произведений. «„Чужестранец подобен ребенку: все замечает и мало что понимает”, гласит африканская пословица». (повесть «Вернись и возьми»)
В его прозе прежде всего бросается в глаза (или на слух) другое отношение к языку, чем у авторов, живущих в отечестве. Вроде бы все чисто и правильно, язык скользит и поблескивает, увлекает, как на коньках, и еще за руку держат. Но при этом все же ощущается «другая» интонация. Так пишут только те, кто много прожил в другой языковой среде, для них элементарный разговор по-русски есть именно разговор по-русски, а не просто разговор: возникает доля рефлексии и чуть повышенный эмоциональный фон, который в отечестве почти невозможен.
Проза Стесина довольно резко отличается от прозы остальных авторов пятерки. Это «западный» вариант, сжатый и отшлифованный, как рабочий инструмент. Особенно заметно это в травелогах об Африке («Маслята на Мадагаскаре», «Вернись и возьми», «По ту сторону Сахары»). Повествование всегда чуть опережает мысль читателя. Красочные детали только подчеркивают аскетичность и высокую скорость этой прозы.
Его рассказчик списан с автора, но, к счастью, в прозе нет нервно-напряженной интонации, обычно присущей откровенной автобиографии.
Материал взрывной: человек изо дня в день наблюдает смерть другого человека, и разница только в том, что наблюдающий — врач, а наблюдаемый — пациент. Стесин, стараясь избежать автобиографического невроза, создает образ довольно молодого человека, не до конца в себе уверенного, однако немного авантюриста, «охотника», что симпатично, и с таким героем хочется быть.
Элементарные, но всегда вызывающие интерес читателя фабулы повестей (травелог, день врача) работают тоже на язык. Стесин пытается довести его до совершенства, стремится к абсолютной значительности слова и легкости фразы.
«Недавно я признался жене, что с тех пор, как сел за руль, ощущаю себя другим человеком.
— Другим — это каким?
— Взрослым.
— Интересно, а то, что ты — врач или, например, что у тебя есть дочь, не наводило тебя на мысль, что ты уже взрослый?
Нет, все это наводило на мысли об ответственности и о старении».
Он не экспериментирует с рваной фразой или с речью и, наоборот, не старается писать длинно и убаюкивающе, как Пруст, которого рассказчик слушает в машине по дороге на работу.
Эта проза не только увлекательная, но и красивая, светлая, и очень хотелось бы, чтобы у нее было как можно больше читателей.
Библиография:
Александр Стесин. Вернись и возьми. М.: НЛО, 2013.
Александр Стесин. По Африке. Рассказы. Новая Юность № 4 (103), 2011.
Александр Стесин. Ужин для огня. Повесть. Октябрь № 7, 2014.
Александр Стесин. Мурси и пустота. Повесть. Иностранная литература № 12, 2014.
Александр Стесин. Маслята на Мадагаскаре. Документальная повесть. Знамя № 7, 2018.
Ольга Аникина
Женская проза нередко отличается чуткостью и особенной точностью, которую можно назвать «мягкой». Там, где уверенная рука мужчины выведет, что он считает и чего хочет, женщина скорее всего разорвет фразу или поставит знак вопроса, или даже многоточие, чтобы избежать лобового удара. Чтобы не произошла лоботомия при работе со сложными приборами языка. Однако это вовсе не значит, что женщина не знает, чего хочет или у нее нет сформированного мнения. Просто она не торопится его высказывать или уже высказала, но тихо, так что читателю придется возвращаться назад, к началу романа или рассказа.
Прозе Ольги Аникиной присущи все названные качества. Это чтение непростое, но интересное, интригующее, после которого у читателей останется больше вопросов, чем ответов. В 2017-м вышла книга рассказов Ольги Аникиной «С начала до конца», СПб, Лимбус-пресс. Название издательства уже указывает на оценку этой прозы. В «Волге», №5 и 6 за 2018-й, опубликован первый роман «Белая обезьяна, черный экран», и уверена, что на него будут положительные рецензии.
В фокусе прозы Ольги Аникиной судьбы. Часто — сплетения судеб, спарринг судеб (как в «Дедушке»), даже в почти акварельных ностальгических рассказах («Золотариды»).
«Только уроки танцев, только пары — чужой человек плюс чужой человек равняется танец, мое дитя, живущее несколько минут, одну недолгую танду. Смешно». («Кабесео»).
В романе интерес к судьбам, к тому, как они идут друг к другу, находят друг друга, сталкиваются, травмируются и разлетаются, выходит на новый уровень. Получается некое подобие жизнеописания. Один из рецензентов сказал — жития. Женщина пишет от лица мужчины, и ее герой действительно молодой человек, со вспышками ярости и желанием «весь мир обнять». Он тоже врач, его врачебная судьба складывается драматично, почти трагически.
Это проза исследования, наблюдения, фиксации судьбы. И при этом невозможно не отметить ее нервную, фактурную красоту. Пусть в изображенных Ольгой Аникиной судьбах много страшного, тяжелого. В этой прозе есть светлая желчь надежды, которая в конце концов пробуждает вкус к жизни.
Библиография:
Ольга Аникина. С начала до конца. Рассказы. СПб, Лимбус-пресс, 2017.
Ольга Аникина. Белая обезьяна, черный экран. Роман . «Волга», № 5, 6 2018.