Об искусстве
***
Надо уметь владеть своим полом, но не уничтожать его. Художник должен быть воздержанным, чтобы суметь перевести эту силу в искусство. Искусство — это павлиний хвост пола. В этом его абсолютная чистота, потому оно вырастает из огня.
Кто создает человека, тот этим отказывается от создания художественного произведения. Искусство или ребенок — две цели. В них огонь гаснет.
***
В искусстве ценны только крайности: или крайнее новаторство, или крайний консерватизм, доведенный до полноты художественного совершенства.
Ценен Сезанн, ценен Энгр. Но все среднее, что лежит между ними, не ценно для развития искусства.
***
Глубоко ложен принцип «искусство для всех». В нем выявляется ложная демократизация. «Искусство для всех» вовсе не подразумевает необходимой ясности и простоты, это было бы прекрасно, — нет, в нем есть гибельное требование об урезке роста мастера в уровень с современным ему невежеством и дурным вкусом, требование «общедоступности», азбучности и полезности. Искусство никогда не обращается к толпе, к массе, оно говорит отдельному человеку в глубоких и скрытых тайниках его души.
Искусство должно быть «для каждого», но отнюдь не для всех. Только тогда оно сохранит отношение индивидуальности к индивидуальности, которое и составляет смысл искусства, в отличие от других ремесел, обслуживающих вкусы и потребности множеств.
***
Воспоминание — это основа всего, что есть ценного и важного в искусстве. Это реальность внешнего мира, прошедшая сквозь призму личности. Тут живая связь, здоровый корень, касающийся своим концом самых чистых и могучих источников жизни. Воспоминание всегда субъективно и оригинально.
Идеал красоты вырастает в нездоровых областях человеческой души, засоренных общими местами, чужими мыслями, моральными учениями, всякими общественными условностями. Идеал по своему смыслу есть нечто пригодное для всех, т. е. безличное, потому что он растет в противоположность воспоминанию в той области мыслей, которая составляет достояние всех.
Этим определяются и два отношения к искусству. Люди поверхностные, практические, чуждые искусству, не носящие в своей душе зерна мудрости, ищут в искусстве идеала и поучения. Они требуют, чтобы им изобразили жизнь так, как им хочется, чтобы она была.
Люди, любящие жизнь во всех ее проявлениях, понимающие, мудрые, ищут воспоминания.
О мужестве и страхе
Нельзя быть прорицателем, не будучи пугливым ребенком.
Храбрость и страх — это не абсолютные свойства и качества нашего духа, а только относительные показатели нашей чуткости к внешнему миру, нашей впечатлительности.
Детская пугливость — это признак большой и тонкой впечатлительности, которая должна быть у каждого истинного поэта.
Мужество же — это только показатель притупленности наших чувств и отсутствия воображения.
О писательском ремесле
Художественное творчество — это уменье управлять своим бессознательным. Но так, как перед сном вперед заказывая себе момент пробуждения. Управлять бессознательным, не доводя его до сознания.
О поэзии
Поэзия работает над размыванием твердых пород мира и претворением их в слово — в имя. У поэзии может быть только одна цель — изназвать все вещи и все явления. У поэта — один долг: стать голосом вещей и явлений глухонемых по природе своей. Исполняя его, поэт освобождает великих и мятежных духов, плененных в душных вихрях вещества и его страстей, и чистая радость, пронизывающая нас при чтении поэмы, — это отраженное ликование их освобождения.
О своих стихах
Стихи мои достаточно хорошо заряжены и далеки от современных политических и партийных идеологий: они сами сумеют себя отстоять и очиститься от нарастающих на них шлаков лже-понимания.
Об опасности популярности
Ничего нет ужаснее в судьбе художественного произведения, как популярность и общеизвестность. Это духовная смерть для его красоты. И как раз именно самые выдающиеся произведения подвергаются этой опасности в наибольшей степени.
Пушкин и Лермонтов уже убиты гимназией. Опера Чайковского окончательно доконала «Евгения Онегина». Стихи, захватанные столькими пальцами и замусоленные столькими языками, повторявшими их, должны быть сперва очень основательно забыты, чтобы после воскреснуть во всей своей нетленной красоте.
О славе
...самый приятный вид славы — незаслуженная.
О врагах писателя
Слово — враг, которого нужно покорить. Слова — это дикие, норовистые лошади, которые идут ровно и красиво только по привычной, хорошо утоптанной дороге пошлости и шаблона.
Но стоит только попытаться повернуть их на свою дорогу по целине, как они становятся на дыбы, бросаются в разные стороны, брыкаются и в конце концов уносят слабого ездока на обычный путь, где они снова становятся смирными, послушными и банальными.
Момент художественного творчества — это борьба со словами. Для читателя-эстетика — каждая страница прозы или стихов, написанных артистом, — это поле отчаянной борьбы на жизнь и смерть между писателем и словом. И опытный глаз сейчас же заметит кровавые следы этой борьбы в каждой строке.
О воспитании
Из всех насилий, производимых над человеческою личностью, — убийство наименьшее насилие, а воспитание наибольшее.
О голосе
Голос — это самое пленительное и самое неуловимое в человеке. Голос — это внутренний слепок души.
О политике
Политика — это только очень популярный и очень бестолковый подход к современности.
О государстве
Государство не имеет права отказываться от монополии пролития крови вовсе не потому, что смертная казнь справедлива.
Нет: смертная казнь не только не справедлива — она гораздо хуже любого убийства. Но она необходима.
Государство вовсе не есть добро.
Государство отнюдь не идеал человеческого общежития.
Оно есть только практический выход из состояния войны всех против всех.
Государство не имеет в себе сил преодолеть зло человеческой натуры — но оно может количественно уменьшить область его действия, вобрав его в себя, сделав его своей монополией.
Об Октябрьской революции
С Россией произошло то же, что происходило с католическими святыми, которые переживали крестные муки Христа с такою полнотой веры, что сами удостаивались получить знаки распятия на руках и на ногах. Россия в лице своей революционной интеллигенции с такой полнотой религиозного чувства созерцала в течение полувека социальные язвы и будущую революцию Европы, что, сама не будучи распята, приняла своею плотью стигмы социальной революции. Русская Революция — это исключительно нервно-религиозное заболевание.
О непримиримых противоречиях и Льве Толстом
Противоречия мысли и дела — это вечные двигательные пункты в жизни человека и первоисточники его произведений.
Лев Толстой никогда бы не мог с такой силой развить свой великий социальный протест, если бы он сам не был Нехлюдовым, если бы он сам не был Позднышевым, и главное, если бы он не сознавал с полной безнадежностью, что он никогда не может перестать быть Позднышевым или Нехлюдовым.
Только из таких непримиримых противоречий слово приобретает свое жало.
О Достоевском
Войдите в мир Достоевского: вся ночная душа России вопит через его уста множеством голосов. Это не художник, это бесноватый, в котором поселились все бесы русской жизни.
О Брюсове
У Брюсова было лицо человека, затаившего в себе великую страсть. Это она обуглила его ресницы и брови, очертила белки глаз, заострила уши, стянула сюртук, вытянула шею и сделала хищною его улыбку. Та же страсть в тончайшие звоны одела его грубый от природы стих, металлическую точность дала его словам, четкую ясность внесла в его мысль и глубину прозрения в его творчество. Страсть изваяла его как поэта, та опасная страсть, которая двигала Наполеонами и римскими завоевателями, — воля к власти.
Брюсов не поэт-чародей, который прикосновением своего жезла преображает и заставляет звучать вещи, как Бальмонт; не поэт-иерофант, ведающий тайны откровения древние и новые, но лишь немногих допускающий в свое святилище, как Вячеслав Иванов; не поэт-мечтатель, от которого мир заслонен скользящими очертаниями его собственной грезы, как Блок; — Брюсов — поэт-завоеватель, создатель империи, установитель законов и пограничных знаков.
О Федоре Сологубе
Сологуб умный и недобрый колдун.
Об интимных голосах поэтов и Поле Верлене
Как определить, что такое интимный голос поэта, звучащий в стихе?
Из каких сочетаний, ритмов, созвучий и напевностей слагается он?
Но он есть.
Часто бывает он спутником поэтов наивных и простодушных и всегда поэтов лирических.
Он прихотлив; он не находится ни в какой зависимости с размерами таланта.
Я слышу, например, звуки интимного голоса у Лермонтова, но не слышу их у Пушкина.
Их нет у Тютчева, но есть у Фета и еще больше у Полонского.
Из современных поэтов этим даром в наибольшей степени владеет Блок.
Но есть один поэт, все обаяние которого сосредоточено в его голосе. Быть может, из всех поэтов всех времен стих его обладает голосом наиболее проникновенным. Мы любим его совсем не за то, что говорит он, и не за то, как он говорит, а за тот неизъяснимый оттенок голоса, который заставляет трепетать наше сердце.
Этот поэт — Поль Верлэн.
Этот старый алкоголик, уличный бродяга, кабацкий завсегдатай, грязный циник обладает неотразимо искренним, детски-чистым голосом, и мы, не веря ни словам, ни поступкам его, верим только голосу, с безысходным очарованием звучащему в наивных поэмах его.
И вопреки всем обстоятельствам его жизни каждому, кто о нем говорит, неизбежно приходит на уста это слово: ребенок!
О сокровищницах русского языка
Надо любить словари, потому что это сокровищницы языка.
Слова от употребления устают, теряют свою заклинательную силу. Тогда необходимо обновить язык, взять часть от древних сокровищ, скрытых в тайниках языка, и бросить их в литературу.
Надо идти учиться у «московских просвирен», учиться писать у «яснополянских деревенских мальчишек» или в те времена, когда сами московские просвирни забыли свой яркий говор, а деревенские мальчишки стали грамотными, идти к словарям, летописям, областным наречиям, всюду, где можно найти живой и мертвой воды, которую можно брызнуть на литературную речь.
О несвоевременных изобретениях
Вообще нельзя не признать, что изобретение фонографа, сделанное в конце XIX века, было преждевременно. В нем есть известного рода анахронизм, свойственный многим механическим изобретениям, пришедшим в то время, как человек еще не был достаточно подготовлен к принятию их ни морально, ни духовно, ни эстетически. Такие несвоевременные изобретения не освобождают, притупляют душу человека, налагают путы на его мысль и на его душу. Отсюда тот острый оттенок пошлости, всюду сопутствующий граммофонам.
Об одежде
Костюм сам по себе скверное произведение искусства. Тут нельзя говорить о живом и реальном явлении, которое предстоит воплотить художнику. Дело идет только о воспроизведении «fac-similé» скверного произведения искусства.
Но какой идеал мог создать такую одежду — однообразную, искусственную, невыразительную? Разве не очевидно, что самые недостатки делают его общенародным и что он стал современной одеждой именно потому, что он однообразен и невыразителен, потому что он костюм «равенства»? Именно потому, что он дает один и тот же вид мускулистому торсу и узкой груди, широким плечам и плечам падающим, мощным рукам и дрожащим коленам, именно потому, что он придает людям, совершенно непохожим, общее сходство некрасивости, именно этим он импонирует нашему времени и нашему обществу.
О танце
Танец — это такой же священный экстаз тела, как молитва — экстаз души. Поэтому танец в своей сущности самое высокое и самое древнее из всех искусств. Оно выше музыки, оно выше поэзии, потому что в танце вне посредства слова и вне посредства инструмента человек сам становится инструментом, песнью и творцом и все его тело звучит как тембр голоса.
О жестокости
Чувство жалости и сострадания имеет свойство неожиданно превращаться в жестокость. Воображение и мечтательность создают ту атмосферу, в которой эти превращения совершаются в наиболее причудливых и извращенных формах. Идея справедливости, падающая на почву чувствительности, пробуждает желание возмездия. Чем глубже затронута чувствительность, тем возмездие становится более жестоко. Так что в тех поступках, в которых человеческая жестокость сказывается в дьявольских формах, прежде всего необходимо искать извращенной чувствительности.
О мечтах
Я не могу исполнять того, о чем я много думал, особенно мечтал. Мечта есть активное действие высшего порядка. Ее нельзя низводить до простого действия. Поступки сильные совершаются, не думая. Воля чужда сознания. Поступки приходят так же неожиданно, как мечты, и никогда не совпадают. Горе тому, кто смешивает мечту и действие и хочет установить связь между ними.
О себе
***
Для меня жизнь — радость. Хотя, может, многое, что другие называют страданием, я называю радостью. Я страдание включаю в понятие радости. У меня постоянное чувство новизны — своего первого воплощения в этом мире.
***
Мне стыдно быть равнодушным. Это сопровождается каким-то виноватым чувством нарушения моего стиля...
***
Хочется никуда не торопиться, быть у себя. Это у меня всегда в жизни такое чувство.
***
Я горжусь тем, что первыми ценителями моих акварелей явились геологи и планеристы, точно так же, как и тем фактом, что мой сонет «Полдень» был в свое время перепечатан в Крымском журнале виноградарства. Это указывает на их точность.
Источники:
1. Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. 6. Кн. 1. Проза 1906–1916. Очерки, статьи, рецензии / Максимилиан Волошин; сост., подгот. текста А. В. Лаврова; коммент. Е. Л. Белькинд, А. М. Березкина, О. А. Бригадновой и др. М.: Эллис Лак 2000, 2007.
2. Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. 6. Кн 2. Проза 1900–1927. Очерки, статьи, лекции, рецензии, наброски, планы / Под общ. ред. В. П. Купченко и А. В. Лаврова, при участии Р. П. Хрулевой; сост., подгот. текста А. В. Лаврова; коммент. К. М. Азадовскоrо, О. А. Бригадновой, З. Д. Давыдова и др. М.: Эллис Лак 2000, 2008.
3. Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. 7. Кн. 1. Журнал путешествия (26 мая 1 900 г. — ?); Дневник 1901–1903; История моей души/ Сост., подгот. текста, коммент. В. П. Купченко. М.: Эллис Лак 2000, 2006.
4. Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. 7. Кн. 2. Дневники 1891–1932. Автобиографии. Анкеты. Воспоминания / Максимилиан Волошин; сост., подгот. текста, коммент. В. П. Купченко. Р. П. Хрулевой, К. М. Азадовскоrо, А .В. Лаврова, Р. Д. Тименчика. М.: Эллис Лак 2000, 2008.