В этом году исполняется ровно сто лет с выхода книги Петра Орловца «Кузька Доброхим» — повести взросления, в которой обыкновенный подросток-крестьянин из РСФСР превращается в создателя самого смертоносного газа, известного человечеству. Редактор «Горького» Эдуард Лукоянов изучил эту книгу — но не просто изучил, а завел небольшой дневник, задокументировавший то, что сам он назвал опытом, противоположным чтению.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

1.

Настоящее имя Петра Орловца — Петр Петрович Дудоров. До революции он сочинял в основном беллетристику для детей и юношества — например, цикл о приключениях Шерлока Холмса в России: «Похождения Шерлока Холмса в Сибири», «Приключения Шерлока Холмса против Ната Пинкертона в России», «Воскресший Каин, или Похождения Шерлока Холмса против Золотой Ручки». После победы большевиков возникла острая необходимость в новой литературе для новых детей — старорежимные Холмс и Пинкертон стали неактуальны.

Орловец обращается к особому агитационно-просветительскому жанру, в котором ловко сплетает «увлекательные» сюжеты, научную информацию и пролетарскую пропаганду. Среди его произведений, созданных в этой манере, выделяется новелла 1926 года «Вулканизированный человек».

Повествование в ней ведется от лица Кузьмы Никандровича Чумко, прежде работавшего на галошной фабрике в Чикаго, «в отделении сухой вулканизации, где вулканизируют разные соски, мячи, игрушки и прочее». Он сообщает, что рядом с его отделением действовал еще и цех горячей вулканизации, где безумный ученый пытался вулканизировать животных. Для своих опытов он окунал мышей и кошек в жидкий каучук, чтобы прорезинить их и, как он надеялся, благодаря этому продлить жизнь организма. «Если бы мне удалось вулканизировать ее, она была бы обеспечена от всяких наружных болезней и жила бы в десять раз дольше», — объясняет антагонист этой новеллы, показывая очередную вулканизированную мышь.

Завершаются эксперименты безумного ученого опытом на человеке. Последнего подопытного успевают вытащить из печи, а прибывший врач с облегчением констатирует: «Он еще не пропекся достаточно».

Лихой, под Стивенсона, сюжет Орловец монтирует с достаточно подробными описаниями того, как устроена фабрика, на которой бесформенный материал превращается в галошу, и заодно доступно объясняет: подобные происшествия возможны только при капитализме. Хотя это не значит, что не нужно сохранять бдительность.

2.

Вот как за семь лет до Октября описывал Орловец последние часы жизни Льва Николаевича Толстого:

«Смерть быстро подходила к нему.
6 ноября его поразил жестокий припадок сердца.
— На свете миллионы людей, многие из них нуждаются. Зачем же вы все собрались около одного Льва? — тихо проговорил больной, открыв глаза.
И уснул. Это были его последние слова.
Ночью был второй припадок.
И больной впал в бессознательное состояние.
Семья была допущена к нему.
Но было поздно.
Он не узнал никого.
И в 6 ч. 5 м. утра 7 ноября Лев Николаевич тихо скончался».

Водевильный надрыв, бесстыжая сентиментальность, сверхкороткие фразы — но краткость эта отнюдь не революционно-модернистского топора, художественная речь Орловца — краткие щелчки маленького ключика, заводящего эмалевую музыкальную шкатулочку с такой же эмалевой балеринкой.

А вот как начинается «Кузька Доброхим», сотворенный через семь лет после Октября:

«Вот поди же ты!
Кажись, никакой мудрости особой тут не было, а вышла такая штуковина, что Кузька чуть жизни не лишился!
Гляди, какое дело — известка!
Сколько раз в ней копался — и все ничего. А тут полил ее из какой-то склянки, и вышла беда.
Да еще какая беда! Хорошо, что Степан Сергеевич вовремя подоспел, а то бы стащили Кузьку на кладбище.
Был Кузька — и не стало бы Кузьки!
Прощай тогда Кузькина жизнь!»

Где здесь настоящий Орловец, а где Орловец-притворщик? Структура письма одна и та же, а вот содержательно — полные противоположности. Вот Орловец заламывает руки у смертного одра «великого старца», а вот он же потешается над тем, что советский ребенок едва не погиб от манипуляций с хлорной известью. Войны, революции, радикальные экономические реформы меняют людей не хуже срочной службы в РХБЗ (радиационная, химическая и биологическая защита).

3.

«Добро» в слове «Доброхим» значит вовсе не добро. Доброхим — сокращение, полное название структуры Добровольное Общество друзей химической обороны и химической промышленности. Заглавие «Кузька Доброхим» устроено таким образом, что вторую его часть нетрудно принять за прозвище, а то и фамилию героя — организация словно прорезинивает (продоброхимивает?) собой человека, в ней состоящего.

Рабоче-крестьянский орден Доброхим был создан 19 мая 1924 года по инициативе Льва Троцкого. Авторство идеи нередко оспаривается в пользу Владимира Ипатьева — химика и генерал-лейтенанта императорской армии, решившего после Октябрьской революции не уезжать из родной страны. Впрочем, Орловец настаивает:

«Воззвание товарища Троцкого прокатилось по всей Федеративной Республике и нашло живой отклик в сердцах граждан».

У Доброхима было две задачи — декларируемая и тайная, но всем при этом известная. Первая заключалась в том, чтобы обучить миллионы советских граждан самостоятельному обращению с химическими веществами, необходимыми в сельском хозяйстве, превратить простых крестьян в инсургентов тотальной войны с вредителями зерновых культур: сусликами, мышами, кротами и прочей тлей. Однако Орловец считает необходимым раскрыть юному читателю следующий секрет Полишинеля:

«— Уроки прошлой войны не должны пропасть даром. Еще до этой войны никто не придавал особенного значения химической войне, — говорил оратор. — А между тем химия сыграла в войне большую роль. Благодаря ей, Германия чуть не одержала победу над своими противниками и без сомнения одержала бы, если бы ее противники не взяли с нее пример. Они тоже научились делать губительные газы и на газовые атаки германцев стали отвечать такими же газовыми атаками. Время меняет все. Еще сравнительно недавно никто не верил в серьезную воздушную войну, а теперь боевые воздушные флоты уже носятся по воздуху и скоро, пожалуй, сделают ненужными все военные корабли.

— Правильно! — подумал Кузька».

В наши дни химическое оружие — безусловное табу, тот, кто его применит, ни за что в этом не признается, будет заявлять, что тела, изувеченные изнутри и снаружи, — провокация оппонентов. Сам факт обладания химоружием — веский повод для международной изоляции, а то и наоборот — интервенции.

Оно и неудивительно: хотя, в общем-то, мирным жителям без разницы, как их убьют — конвенциональными средствами или не очень, химическое оружие шокирует своей демонстративной неизбирательностью. Взрослые, дети, мужчины, женщины, старики и старухи, младенцы, скот и домашние питомцы, моль и тараканы, сколопендры и блохи — все они в равной степени поражаются в праве на существование, когда на них ползет желтое облако хлора. Когда теряется различие между человеком и насекомым, людям, как правило, становится страшно — мало кто готов морально к столь радикальной переоценке жизней.

Но, как видно из реакции Кузьки Доброхима на выступление оратора, так было не всегда.

«Добро» в слове «Доброхим» значит вовсе не добро. Хотя Троцкий уверял:

«Мы хотим создать газовую ограду, в которой будет строиться новое общество. Если кто и имеет право на жестокость, то это мы. У нас химия и авиация будут сочетаться с добротой не в силу нашего советского словосложения, а по самому существу».

Что бы это ни значило.

4.

Красив —

не пройдешь мимо!

На левых грудях —

ордена Доброфлота,

на правых —

Доброхима.

Автора этих строк узнать нетрудно. А вот что писала по этому поводу Надежда Николаевна Дебогори (Дебогорий-Мокриевич) в поэме «Что сказывал Клим про Доброхим»:

Немец, знать, хитрее русских,
И вот прошлою войной
Он какой-то газ придумал —
Ядовитый и густой.
С газом тем снаряды делал,
И солдатиков в окопах
Газом этим отравлял.
Наши тоже спохватились,
Стали маски одевать.
<...>
А потом и сами стали
Выпущать на немцев газ.
Вредный был он для здоровья
И точил слезу из глаз.

Более подробно о том, как первые боевые химикаты действовали на человека, можно прочитать в книге Эллен Н. Ла Мотт «На отливе войны».

5.

«Дядя его работал на химическом заводе и жил хорошо.
У него и пристроили Кузьку.
В это время ему стукнуло четырнадцать лет.
Кузька быстро освоился с городом.
Перво-наперво перезнакомился со всеми ребятами во дворе.
От них узнал и о комсомоле.
Послушал-послушал, и сам в комсомол записался.
Стал в клуб ходить, в читальню, стал комсомольскую газету „Молодой Ленинец” читать, доклады слушать, словом, от других не отставал.
А там и на место поступил.

<...>

Кузьке лаборатория понравилась.
Она состояла из нескольких комнат с длинными мраморными столами и стеклянными шкафами, заставленными разной посудиной.

<...>

С утра в лабораторию приходили люди. Они одевали белые халаты и работали.
Их называли лаборантами».

Так и подмывает назвать «Кузьку Доброхима» вещью изолированной, замкнутой в себе. По сути, это всего лишь повесть о том, как крестьянский отрок отправился в город на добровольную вулканизацию, но куда более дьявольский замысел выдают сверхкраткие фразы, будто сочиненные не для ребенка, но самим ребенком. Конечно, вспоминаются опыты того же Толстого в написании детских сказок, вот только у Льва Николаевича все равно сохранялась динамика повествования, а Орловец будто совершенно не двигается в своем тексте, он своего рода беккетовский персонаж, патологический заика, обреченный вечно топтаться на месте. За «Кузькой Доброхимом» также невозможно отделаться от мысли, будто занимаешься не чтением книги, а рассматриваешь, например, вот такой плакат Лебедева-Фронтова:

Кто-то может предположить, что телеграфный стиль Орловца восходит к его опыту службы фронтовым корреспондентом, который он получил во время Русско-японской войны. Он был контужен под Ляояном, получил орден Св. Станислава 3-й степени, по основной же профессии до писательства был артиллеристом, выпустился из Орловского Бахтина кадетского корпуса (вот и раскрыта тайна литературного псевдонима штабс-капитана Петра Петровича Дудорова).

6.

Фосген, которым травили людей на европейских полях Первой мировой, пахнет яблоками и сеном. Если бы, скажем, Ивану Алексеевичу Бунину довелось ощутить на себе действие этого вещества, он бы поразился провидческой силе «Антоновских яблок», опубликованных в 1900 году, за много лет до первого применения боевых химических средств.

7.

«Как Пахом, понюхав дым, записался в Доброхим».

8.

А вот и бочки с хлором из книги Григория Борисовича Либермана «Химия и технология отравляющих веществ» (Ленинград: Госхимтехиздат, 1931):

Можно подумать, что Орловец выполнил социальный заказ, выпустив «Кузьку Доброхима» и пошел дальше заниматься вольным творчеством. Как бы не так. Доброхим вулканизировал его мозг, завладел его умом. Уже через год он пишет «Сказку о Леве — грызунов истребителе»: «Жил-был в городе одном, / Многолюдном и большом, / Подавая всем пример — / Лева, славный пионер. / В школу Левушка ходил, / Там науку проходил / И умнел парнишка там / Не по дням, а по часам. / Знал он все про самолет, / Был записан в Воздухфлот, / Сам машиной управлял / И по воздуху летал. / Он умел в свободный час / Приготовить вредный газ / (Это воздух был такой, / Ядовитый и презлой). / Страшен газ был для врагов / Больше пушек и штыков, / Кто в него ни попадал — / Тут же тотчас умирал».

И так далее.

9.

В произведении Петра Орловца химическое оружие изображено как топливо для сверхскоростного социального лифта: умеющий ловко обращаться с отравляющими газами мгновенно получает всеобщее уважение. Оно и неудивительно: химические вещества в правильном соотношении становятся оружием против мировой реакции, занимают особое место в большевистском мессианстве:

«— До сих пор для войны требовались пушки, — продолжал оратор. — Но пушки в настоящее время оказались не очень разрушительными для бетонных построек, тогда человечество пустило в ход ядовитые газы. Туда, куда не мог проникнуть снаряд, смог проникнуть газ. Он, этот газ, стелясь по земле, проникает во все щели, во все окопы и траншеи, как бы глубоко они ни находились под землей. Старые способы войны отживают, нарождается новая война — химическая.

<...>

Мы не желаем нападать, потому что мы — враги войны, но мы обязаны защищаться, когда нас захотят бить. И не только ради себя, но и ради всего человечества!»

Химия подлинно интернациональна. Русские и немцы, эвенки и кечуа, итальянцы и финны, японцы и маори, пуштуны и курды — все они составлены из одних и тех же комбинаций одних и тех же химических элементов.

Химия не знает классов: рабочий и эксплуататор, очкастый прекарий с томиком Гребера и жилистый субалтерн с синяком под глазом, жандарм и люмпен, — фториду свинца и хлоруксусной кислоте безразлично их происхождение и чем они занимались до 1917 года. С другой стороны, капиталист может построить целый противогазный завод, чтобы приумножить свой капитал в грядущей оборонительной (для нас) войне. Как будто предугадывая это, ученый, занимающийся воспитанием Кузьки, справедливо замечает: «Мы должны изобрести такой газ, против которого должны быть недействительны все противогазы и противогазовые средства».

Вот как важно мыслить нестандартно. Выдающийся советский химик предлагает создать такой газ, который сможет миновать индивидуальные средства защиты. Но что подобному веществу не позволит так же проходить через легкие, трахею, бронхи, не задерживаясь в тканях человека? Слишком сложная задача. Куда проще травить ядохимикатами не людей, а их посевы, как это догадались делать антикоммунисты во Вьетнаме. Впрочем, такое военное преступление оправданно только в сугубо аграрных регионах без налаженных цепей поставок продовольствия и воды.

«— Степан Сергеевич, дайте мне немного иприта и арсина.
— Для чего тебе? — удивился тот.
— Хочу ребятам показать, — сознался Кузька.
— Смотри, только не набедокурь. Слишком сильно нюхать не давай. Впрочем, эти газы не очень вредны, — согласился Степан Сергеевич.
И он снабдил Кузьку двумя бутылями газов».

10.

На следующий год после релиза «Кузьки Доброхима» Орловец также пишет «Сказку о том, как серому волку пришел конец». На ее обложке, нарисованной В. В. Чижовым, ладный мужичок, еще не колхозник, уже не кулак, рубит волка топором. Примечательно, что санитар леса на этой иллюстрации наделен чертами антисанитарного вредителя — он больше похож на гигантскую крысу, нежели на волка.

Зоосадизм, пронизывающий поздние произведения Орловца, вызывает в памяти «Космос» Витольда Гомбровича (кстати, имя Кузьма происходит от греческого Κοσμάς). В романе польского классика герои видят ряд повешенных объектов: повешенную палочку, повешенного воробья и, наконец, повешенного человека. Орловец начинал с саранчи, затем перешел к сусликам, потом к волку — нетрудно заметить, что эволюция авторских интересов идет по принципу социальности животных, подлежащих уничтожению. О ликвидации людей Орловец на этом этапе размышляет сугубо гипотетически, воображая предстоящую и притом неизбежную войну.

Однако не составляет особого труда продолжить логическую цепочку целей, на которые будут направлены отравляющие боевые вещества: саранча — суслик — волк — капиталист — крестьянин — заводской рабочий — трудовой интеллигент — председатель райисполкома — нардеп — верховный главнокомандующий, которого предварительно следует наделить божественными чертами.

После этого можно задуматься о создании межгалактических отравляющих веществ, способных перемещаться не только в пространстве, но и во времени.

«— Я недавно видел одного простого железнодорожного рабочего-самоучку, который сделал начало величайшего изобретения. Он открыл возможность концентрировать тепловой луч. Правда, его изобретение еще не имеет большого применения, возможно, что оно и не пойдет далеко, но... начало сделано, и по его стопам пойдут другие».

11.

И действительно — слово «Доброхим» в заглавии оказалось прозвищем главного героя повести, которое ему дали товарищи, когда он применил против них иприт и арсин:

«— Черт! Доброхим! Еще ослепнешь через тебя! — ругался он.
И еще раз повторил:
— Доброхим анафемский!
Так эта кличка и осталась за Кузькой.
Многие даже имя его забыли».

Большой академический словарь русского языка ИЛИ РАН приводит следующие значения слова «анафемский»:

1. Очень плохой, скверный, отвратительный. // Всякая шваль над тобой командует. Вот она жисть-то какая анафемская! А. Остр. Свои люди. Со вчерашнего дня здесь анафемская погода: и ветер, и холодно. Салт. Письма. 1876 г.

2. Очень большой, чрезвычайный. Горький так говорил о пьесе «Бег»: «Бег» — великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех. В. Смирнова, Михаил Булгаков — драматург.

Родись Кузька в Штатах Америки, звали бы его Мисфит. Не устрой антикоммунисты целое представление из бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, атомная наука плавно проникала бы в человеческую жизнь по обе стороны Атлантики. И советские пионеры, и американские скауты забавлялись бы экспериментальными взрывами ядерных петард и стрельбой из водородных пугачей.

12.

Возьмем формулу «философия X» (например, «философия химии»). Теперь вместо X подставим все существительные, употребленные в десятой главе «Кузьки Доброхима». Получатся следующие междисциплинарные исследования:

«Философия лаборатории», «Философия дня», «Философия организации», «Философия общества», «Философия отклика», «Философия масс», «Философия союза», «Философия республики», «Философия сети», «Философия ячейки», «Философия указаний», «Философия центра», «Философия народа», «Философия необходимости», «Философия пользы», «Философия часов», «Философия клуба», «Философия работы», «Философия товарищей», «Философия познания», «Философия химии», «Философия науки», «Философия курсов», «Философия физики», «Философия мира», «Философия чудес», «Философия занятий», «Философия помощника», «Философия опытов», «Философия непонятного», «Философия колбы», «Философия реторты», «Философия вещи», «Философия пробы», «Философия хлора», «Философия газов», «Философия эфиров», «Философия жизни», «Философия площади», «Философия земли», «Философия баллона», «Философия фосгена», «Философия запаха», «Философия трубки», «Философия мальчика», «Философия сосуда», «Философия хлора», «Философия баллона», «Философия возгласа», «Философия ошибки», «Философия шутки», «Философия посуды», «Философия учителя», «Философия начальника», «Философия комнаты», «Философия клетки», «Философия мыши», «Философия ножки», «Философия бечевки», «Философия движения», «Философия морщин», «Философия бровей», «Философия смерти», «Философия восклицания», «Философия пропорции», «Философия смеси», «Философия открытия», «Философия картуза», «Философия дома», «Философия сердца», «Философия дороги», «Философия изумления», «Философия изобретателя», «Философия соединения», «Философия средства», «Философия порции», «Философия СССР», «Философия оружия», «Философия восторга», «Философия кулаков», «Философия врагов», «Философия волнения», «Философия постели», «Философия головы».

Некоторые из получившихся названий уже были использованы мыслителями прошлого. Так, философией химии занимались Бонифатий Михайлович Кедров и Юрий Андреевич Жданов, философию сердца давным-давно в деталях описал Григорий Саввич Сковорода, а философия науки так и вовсе обязательный предмет на многих факультетах разнообразных учебных заведений.

Другие же полученные нами сочетания слов можно использовать как названия для книги в жанре популярной психологии («Философия ошибки»), пособия по социальной инженерии («Философия начальника»), бьюти-блога («Философия бровей»), закрытого телеграм-канала для настоящих мужчин («Философия кулаков»).

Десятая глава «Кузьки Доброхима» повествует о том, как Кузька нечаянно совершил удивительное открытие, которое привело к созданию оружия небывалой мощности. Случайно получившееся соединение было незамедлительно опробовано на мышах. От успеха у Кузьки Доброхима голова пошла кругом.

13.

«Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства» (Пушкин).

14.

«Химия сплошная», — говорит человек старой закалки, оглядывая полки с овощами в супермаркете.

В свою очередь, маркетологи хорошо знают: если к слову «пестицид» присовокупить эпитет «натуральный», яд перестает быть ядом. Но это уже алхимия.

15.

Чтение «Кузьки Доброхима» вдохновляет на создание плакатов, стенгазет, брошюр и прочих агитационных материалов.

16.

Роман Орловца «Воскресший Каин, или Похождения Шерлока Холмса против Золотой Ручки» в 1909 году был запрещен царской цензурой, при жизни автора тираж так и не дошел до магазинов. Однако в Нижнем Новгороде в 2022 году вышла книга с таким названием — издатели пишут, что им «удалось разыскать чудом сохранившийся экземпляр».

«Воскресший Каин» начинается словами: «Тьма стояла непроницаемая».

О чем может быть этот роман? Сюжет представляется следующий:

«В 1909 году Шерлок Холмс прибывает в Одессу, чтобы расследовать странные события в местной психиатрической больнице, где, по слухам, происходят оккультные ритуалы. Главный врач Иван Ручка, также известный как „Золотая Ручка“, ведет сомнительные эксперименты по воскрешению умерших пациентов. К Холмсу присоединяется Алистер Кроули, мистик и оккультист, который стремится воскресить Каина, первого убийцу в истории человечества, чтобы обрести бессмертие и власть. В больнице начинают происходить необъяснимые явления, пациенты видят призраков и чудовищ, один из них даже заявляет, что он сам Каин. Холмс вынужден сотрудничать с эксцентричными пациентами, чтобы раскрыть заговор, и в финальной схватке останавливает Кроули, но воскресший Каин исчезает, оставляя Холмса в сомнениях о реальности всего происходящего».

В фольклоре многих народов живы предания о том, что пятна на луне — это Каин, несущий тело брата своего Авеля. «На луне видно, как Каин пытается сложить куски мяса Авеля, чтобы его оживить».

А как сложилась судьба Кузьки Доброхима? Бежал ли он следом за академиком Ипатьевым, заподозрив, что над ним раскачивается маятник-топор первых сталинских репрессий? Говорил ли он, будто его ввела в заблуждение троцкистская пропаганда? Сам ли вызнавал, что думает тот или иной гражданин о словах Троцкого про газовую ограду вокруг нового общества?

На первых страницах «Кузьки Доброхима» Кузьке Доброхиму четырнадцать лет. В 1937 году ему исполнилось двадцать семь.

К 1941 году Кузьке уж тридцать один, самый расцвет сил для боевого офицера.

Видал в Крыму самого Эдуарда Асадова.

Дошел до Берлина, принес домой эмалевую шкатулочку с эмалевой балеринкой.

Так, на память.

Дожил до распада Советского Союза.

На 9 Мая, бывало, всплакнет.

Вспоминал войну, наверное.

Квартиру отняли черные риэлторы.

С тех пор Кузька бичевал.

Однажды лег спать на скамейке в парке.

— Мой аппарат охраняет целую береговую полосу, следит и за воздухом, — тихо проговорил Кузька, открыв глаза.

И уснул. Это были его последние слова.

Ночью был второй припадок.

И больной впал в бессознательное состояние.

Приехала скорая.

Но было поздно.

Отчего-то хочется думать, что Кузька, совсем как в известном рассказе Амброза Бирса, погиб, балуясь с хлористой известью, и все, что описано в рассказе Орловца, — предсмертный бред юного мученика химической революции.

17.

Даже год смерти Петра Орловца неизвестен. Печататься он бросил в 1929 году. С тех пор о нем ничего не слышали, даже где похоронен — никто не знает.

Растворился, как слиток золота в царской водке.

18.

— Письмо вам, — раздался за дверью ее голос.

И сквозь приотворенную дверь просунулась рука с письмом.

Кузька сразу узнал корявый почерк отца.

Он открыл занавеску, распечатал конверт и стал жадно читать письмо из дома.

Сначала шли поклоны.

Кланялась Кузьке «сыну нашему любезному» чуть не вся деревня, и каждого отец называл по имени и отчеству.

Потом отец сообщал сыну, что продал телку, а старую лошадь сменял на молодую.

У дяди Прохора Васильевича воры украли с погреба две кринки сметаны и окорок ветчины.

А в конце письма было написано:

«А тараканов и клопов всех до одного переморили, как ты писал, и теперича спим спокойно. И вся деревня по твоему способу тараканов морит, а ко мне за советом люди ходят и на тебя удивляются, как ты до всего этого дошел. Да только как запирали мы избу — двух цыплят и кошку в ней забыли, и те цыплята и кошка вместе с тараканами подохли, и мать очень их жалела, а тебя называла химиком».

Дальше шли советы и пожелания.

Кузька прочел письмо и улыбнулся.

Он почувствовал чувство удовлетворенной гордости. Правда, он еще не истребил армии капиталистов и контрреволюционеров, но с тараканами и клопами покончил удачно. Для начала и это было хорошо.

А что будет в будущем — будущее и покажет.