1. 31 августа в возрасте 88 лет умер социолог, историк, один из создателей мир-системного анализа Иммануил Валлерстайн. В основном авторы некрологов пишут о его политических взглядах, с которыми связаны его работы: Валлерстайн был критиком капитализма, идеологом антиглобализма. По-русски тексты об этом вышли в таких разных и неожиданных для нашей рубрики изданиях, как «Взгляд» и «Советская Россия». Об антикапиталистическом пафосе Валлерстайна (подчеркивая, что ученый никогда не требовал, чтобы с ним все соглашались, и обожал горячие споры) пишет и Николь Ашофф в Jacobin.
Подробный рассказ о методе и наследии Валлерстайна можно прочитать в статье историка Артема Ефимова на N+1. Ефимов приводит в пример известные «еретические» вопросы и воззрения Валлерстайна (например, высказанное — с позиций альтернативной истории — сомнение в том, что Индия существует, точнее, является некоей незыблемой данностью, или симпатии ко всем, кто «декларировал свою враждебность Системе», вплоть до радикальных исламистов). Здесь же рассказывается о предшественниках Валлерстайна (в первую очередь это Фернан Бродель, чья концепция «долгого времени» имеет ключевое значение для мир-системного анализа), и о том, как встраивание отдельных Миров в глобальную Систему связано с законами термодинамики. Еще два любопытных текста о Валлерстайне — оканчивающихся, как и статья Ефимова, на осторожно-оптимистической ноте — можно прочесть на сайтах Modern Ghana и Merion West.
2. На сайте СПбГУ появился архив аудиолекций. Здесь есть лекции покойного Бориса Аверина о Серебряном веке, Светланы Адоньевой о прагматике современного фольклора, Игоря Сухих о русском каноне XX века, Владимира Марковича о героях классических русских романов и Людмилы Зубовой о языке современной поэзии. Надо брать.
3. Вышел 49-й номер журнала TextOnly. Среди прочего — новые стихи Геннадия Каневского, Олега Шатыбелко, Лиды Юсуповой (в том числе стихотворение о похоронах Олега Григорьева), Арсения Ровинского:
Быстро-быстро бежит
человек нехороший.
Но человек хороший быстрее бежит —
это наши весёлые офицеры
в четверг, с четырёх до шести утра, на учениях,
пока местные ещё спят
и не так опасно.
Дмитрий Герчиков по следам своего недавнего задержания написал текст «3 августа 2019 года», где язык протокола монтируется с цитатой из Эдуарда Лукоянова и сорокинскими по духу вопросами следователя вроде « О чём говорит вам цвет сибирских снегов при беглом взгляде на русский флаг?».
В переводном разделе есть венесуэльские поэтессы в переводах Дмитрия Кузьмина, вот, например, Джина Сарачени:
Куда канут собаки,
гнавшиеся за тенью
пеликанов у моря?
Это были псы нищеты,
тощие, словно дерево,
источенное волна́ми.
Они рылись в отбросах
и раскопали свой голод,
а на боках у них
красовались открытые раны.
Им несложно было учуять
в наших телах, что мы — одно.
Мы и были стаей собак,
отступившей от моря
и сгинувшей где-то в горах.
Из прозы хочется отметить отрывок из романа Любы Макаревской «Участие», очень нежный и тревожный одновременно, заостряющий чувства в описании человеческого сближения; в критическом разделе Илья Кукулин пишет об иронических притчах Сергея Круглова, а Наталья Осипова о стихах Ксении Букши.
4. В сети появился июньский номер «Нового мира» — в нем есть рассказы Владимира Аристова, стихи Леты Югай и Константина Кравцова. Отдельно хочется сказать об эссе и филологических статьях номера: Владимир Березин пишет о шолоховской «Судьбе человека» («советский Иов из рассказ Шолохова вызывает раздражение тем, что не оказался в числе севших»), Ирина Озёрная публикует несколько глав из биографии Юрия Олеши, Ян Пробштейн рассказывает о том, как в поэзии Генриха Сапгира преображаются классические формы и мифы.
Виктор Есипов, читая переписку Николая I с Бенкендорфом, оценивает, какое место в ней занимает Пушкин; собранные вместе, цитаты о Пушкине (от графского «Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно» до императорского «Пушкин умер; я приказал Жуковскому приложить свою печать к его кабинету») производят поразительное впечатление: нечто вроде пьесы с тремя действующими лицами (вполне можно такую пьесу поставить), не говоря уж о самой идее неусыпного внимания самодержца к поэзии Пушкина и критике на нее. Татьяна Касаткина пишет о том, зачем Достоевский издавал «Дневник писателя» — доходя к финалу статьи до сопоставления Ф.М.Д. с лучшими образцами фэнтези.
5. Три довлатовских публикации в «Новой газете» — по случаю двух фестивалей: в Таллине прошли «Дни Довлатова», в Петербурге — «День Д». Ольга Тимофеева публикует отчет об эстонском фестивале: «Конечно, Довлатов знал, что у него будут и музеи, и памятники, но фестиваль с участием властных институций вряд ли могло нарисовать даже его изобретательное воображение». «День Д» представлен фотографиями и цитатами участников; наконец, главное — первая публикация двух писем Довлатова Бродскому. Довлатов рассказывает о своем новом успехе в «Нью-Йоркере», шутя сравнивает Герцена с Робертом Фростом, передает благодарности и известия (затрагивая, в частности, скандал, в который был втянут Лев Лосев после публикации его статьи о Солженицыне). К одному из писем приложена фотография с могилы Высоцкого.
В предисловии Андрей Арьев рассказывает о неудачном чтении поэмы «Шествие» на квартире у Довлатова: «По одной из мемуарных версий, поэт в сердцах завершил вечер цитатой: „Сегодня освистали гения!“» — и о дальнейшей дружбе Довлатова с Бродским:
«За океаном приятельское „сердечное ты“, обмолвясь, они заменили на международное „пустое вы“. Из этого не следует, что в отношениях возник холодок. Скорее, наоборот. Срывов в общении не случалось, оно утвердилось как ровное и дружеское. За глаза Бродский говорил и писал о Довлатове как о „Сереже“. Со стороны Довлатова „вы“ — это знак пиетета, абсолютного признания заслуг».
6. В BMJournal Анастасия Бурмистрова сравнивает советские руководства для девочек с теперешними. Например, в 1962 году девочке, чтобы заслужить одобрение домашних, предлагалось тщательно, со специально приготовленным уксусным раствором, прогладить брюки своего папы, старшего брата или мальчиков из пионерского лагеря. В 2019-м девочку учат принимать самостоятельные решения и не ориентироваться на других:
«На смену „Я сделаю так, потому что мама сказала“ приходит „Я сделаю так, потому что я все обдумала, прикинула плюсы и минусы, последствия и решила, что это — лучший вариант“».
7. На «Кольте» Василий Бородин пишет о новой — первой за восемнадцать лет! — поэтической книге Михаила Гронаса (ее мы собираемся подробно рассмотреть в одном ближайших выпусках поэтической рубрики на «Горьком»). Бородин сравнивает «Краткую историю внимания», которая вот-вот выйдет в «Новом издательстве», с «Дорогими сиротами» — одним из важнейших сборников в истории новой поэзии, которому многие (в том числе автор этих строк) всегда благодарны:
«В первой книге стихи летели сверху вниз и вбок, как песок на ветру; тихая настойчивость осмысления всяких бытийных закономерностей была там помещена внутрь бесконечно строгого к себе, немногословного и прибегающего в основном только к „базовым“, самым простым словам дневника. <…> В новой книге не то чтобы больше строчек-формул, обкатанных, как плоские, годами один о другой бьющиеся в воде камни, — но они тут как будто ТЯЖЕЛЕЕ — особой тяжестью одновременно трагической тревоги и глубокой, спокойной определенности».
8. На «Афише» — фрагмент из книги искусствоведа Софьи Багдасаровой «Воры, вандалы и идиоты. Криминальная история нового искусства». Самый известный текст Багдасаровой — подробный, с примерами, ответ на вопрос, чем Шилов хуже Брюллова; «Воры, вандалы и идиоты» написаны в том же игривом блогосферном тоне — но в знании материала сомневаться не приходится. Багдасарова объясняет ворам, что если они уж решили украсть картину («Красть из музеев плохо! Красть из музеев нельзя! (И у частных коллекционеров тоже!)» — далее следует рифмованное проклятие, сулящее вору букет из инсульта, импотенции и диабета), то делать это надо умеючи.
«Во-первых, последнее дело, воруя полотно из музея, — вырезать холст снаружи из рамы, кромсая его ножом. Это только для фильма „Приключения Электроника“ годится! <…> Даже если ты воруешь полотно для подпольного коллекционера, который гарантированно даст тебе денег, поверь мне — увидев такое варварство с краями шедевра, этот знаток искусств весьма расстроится. И может заплатить меньше: ведь теперь ему придется вложиться в весьма дорогостоящую реставрацию, причем подпольную же».
А некоторые воры, если верить Багдасаровой, вообще складывают украденное полотно вчетверо, губя краску на сгибе, бр-р.
9. Выходит ещё до публикации попавший в букеровские списки роман Маргарет Этвуд «Свидетельства», продолжение «Рассказа служанки». На Vox книгу рецензирует Констанс Грэйди. Если в первом романе фраза-девиз «Не дай ублюдкам тебя доконать» звучала иронично (ведь главную героиню, Фредову, ублюдки таки доканывают), то в «Свидетельствах» эта фраза не появляется, но вполне могла бы — на полном серьезе: «Три рассказчицы в романе не дают себя доконать — с этим полная определенность». В отличие от «Рассказа», «Свидетельства» — «не книга ужасов. В ней очень мало той кошмарной клаустрофобии, которую так хорошо наводит Этвуд. Напротив, „Свидетельства“ — обнадеживающая книга. Эскапистская. Триллер и — в какой-то мере — поездка на угнанной машине». Особое внимание уделяется изменениям, произошедшим с Теткой Лидией — она стала более эгоистичной, расчетливой, она собирается сполна воспользоваться той властью, которую накопила; «видно, что Этвуд пишет ее историю с величайшим наслаждением». Грэйди предполагает, что на книгу мог повлиять сериал «Рассказ служанки», в котором Фредова — героиня-мстительница. Но ровно поэтому, хотя «Свидетельства» — очень увлекательное чтение, вряд ли книгу ждет славная судьба первого романа — книги и более страшной, и «более честной».
10. На Lithub — текст о «Волшебнике Изумрудного города», что само по себе восторг. Ольга Зильбербург рассказывает о своем детском чтении — в котором американский читатель, разумеется, сразу опознает без спросу адаптированную классику Фрэнка Баума. Но идея статьи Зильбербург — в том, что Элли, Страшила и прочие летучие обезьяны тайно противостояли советской пропаганде; она так увлекается изложением специфики советской детской литературы (Детгиз, детские книги как способ выживания, репрессии), что убивает Николая Заболоцкого: серьезно, «среди убитых [НКВД] авторов были поэты-модернисты Николай Заболоцкий… Николай Олейников и Даниил Хармс».
Что же антисоветского сделал Александр Волков? Ну, например, оставил Канзас Канзасом, а не превратил его в поднятую целину, и населил его вполне человечными, приветливыми, трудолюбивыми фермерами (а должен был, наверное, мистерами Твистерами). И хотя кого-то само наличие беззастенчивой переработки Баума может возмутить, Зильбербург уверена, что две книги вполне могут сосуществовать. «Конечно, мой ребенок должен узнать, что Тотошка заговорил».
11. Выходит «Институт» — новый роман Стивена Кинга, про лагерь для детей, владеющих телекинезом (к слову «лагерь» вполне можно приставить «конц»). Писатель дал короткое интервью The Guardian — он опровергает версию, что на замысел повлияла антииммиграционная политика Трампа («Книгу я написал до того, как этот некомпетентный болван стал президентом») и рассказывает, каково ему было превратиться из «автора дешевого чтива для щекотания нервов» в национальное достояние: «Я пережил большинство моих злопыхателей. Мне это доставляет большое удовольствие. Наверное, я плохой человек?»
Последний вопрос: «Президент приказал сжечь все книги в Америке. У вас есть время спасти три ваших романа. Какие?» «Тупая игра, но ладно, — отвечает Кинг. — „История Лизи“, „Противостояние“ и „Мизери“». Заметим, что у двух из трех спасенных романов сюжет связан с литературой.